Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
«Антисоветские элементы» и «группы риска»
Убежденность Сталина и его соратников в существовании потенциальной «пятой колонны» опиралась на некоторые вполне реальные данные. Утверждение большевистского государства было результатом жестокой и длительной гражданской войны, которая в разные периоды приобретала разные формы, но фактически велась на протяжении нескольких десятилетий. По приблизительным подсчетам, только в 1930–1936 гг. разного рода репрессиям и преследованиям (арестам, осуждению, исключениям из партии, отправке в ссылку, раскулачиванию и т. д.) подверглись от 15 до 20 млн человек, примерно шестая часть взрослого населения страны[763]. С учетом тех, кто боролся против власти большевиков в предшествующий период, с учетом того, что члены семей всех этих категорий населения также нередко подвергались преследованиям, в число пострадавших от режима попадала огромная часть населения СССР. Не будет большим преувеличением утверждать, что общество было разделено на две примерно равновеликие части — социально и политически близких и чуждых большевикам. Причем в условиях постоянного наращивания репрессий грань между этими частями оставалась достаточно размытой.
Осознавая, что подобное положение и постоянное воспроизводство «чуждых» слоев населения несло угрозу социальной и политической стабильности, власти, как уже говорилось, предпринимали некоторые попытки для «примирения» с частью изгоев, особенно из числа молодежи. Вместе с тем наиболее действенным способом нейтрализации опасности, исходившей от «подозрительных» оставались полицейский контроль и репрессии. С этой целью в органах ОГПУ-НКВД велся учет таких слоев населения. Из статей историков, имеющих доступ к архивам ФСБ, можно узнать, что в 1939 г. (после завершения «большого террора») существовало 18 учетных категорий: бывшие дворяне; царские чиновники; купцы; полицейские; офицеры царской и белой армий; бывшие члены различных партий, враждебных большевикам (эсеры, меньшевики и т. д.); лица, исключенные из ВКП(б) за «антисоветскую деятельность»; «кулаки»; лица, ранее осужденные за контрреволюционные преступления, и члены их семей; ряд категорий, которые рассматривались как потенциальная база для сотрудничества с иностранными разведками: немцы, поляки, японцы, корейцы и представители других национальностей; репатрианты; лица, имевшие иностранное гражданство или контактировавшие с иностранцами; церковнослужители и члены религиозных организаций и т. д. Видимо, примерно такие же категории учитывались и в предыдущие годы. Кроме того, на учете милиции состояли уголовные преступники. Всего к марту 1941 г. на списочном учете «антисоветских элементов» состояли около 1 млн 263 тыс. человек[764]. Можно предположить, что в 1937 г., перед началом массовых операций эта цифра была больше. Картотеки ОГПУ-НКВД были важным инструментом политики террора. Периодически на их основании проводились репрессии против отдельных групп населения в отдельных регионах. В 1937–1938 гг. такие операции приобрели не только особую интенсивность, но обрушились одновременно на все категории «подозрительных». Целью чисток стала полное уничтожение или изоляция слоев населения, попадавших под учет органов НКВД.
Первым шагом на этом пути, как уже говорилось, была сплошная чистка бывших оппозиционеров. Аресты оппозиционеров нарастали стремительно: 631 человек в 1934 г., 3447 — в 1935 г., 23 279 — в 1936 г.[765] Начавшись с бывших оппозиционеров, многие из которых, покаявшись, работали в партийно-государственном аппарате, чистка вполне логично перешла на этот аппарат в целом. Причем эти кадровые перетряски сопровождались шумной пропагандистской кампанией антибюрократического характера, первые итоги которой подвел февральско-мартовский пленум 1937 г. В докладе на пленуме Сталин поставил задачу влить в ряды руководящих кадров «свежие силы, ждущие своего выдвижения»[766].
Старая кадровая гвардия не устраивала вождя по нескольким причинам. С особым подозрением Сталин относился к бывшим участникам разного рода оппозиций, которых оставалась немало на партийно-государственных постах среднего и низшего уровня. Накануне февральско-мартовского пленума 1937 г. в отделе руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), которым руководил Г. М. Маленков, были составлены специальные справки о номенклатурных работниках различных ведомств, состоявших ранее в оппозициях и в других партиях или имевших различные политические «колебания». Справки состояли из двух списков. В первый были занесены руководители, уже снятые с работы, исключенные из партии и арестованные. Во втором фиксировались политические грехи работников, которые пока оставались на своих должностях[767]. Большинство из тех, кто был перечислен во втором списке, вскоре были арестованы и расстреляны.
Сталин, несомненно, осознавал, что он не является непререкаемым авторитетом также и для тех большевиков со стажем, которые никогда не участвовали в оппозициях и верно следовали за вождем. Что бы ни говорили эти люди с трибун, как бы ни клялись они в верности, Сталин знал: старые партийцы хорошо помнят и о многочисленных провалах «генеральной линии» в 1930-е годы; и о том, что ленинское завещание в какой-то момент чуть было не погубило его политическую карьеру. Было время, когда партийные руководители имели все основания считать Сталина лишь первым среди равных. И хотя это время стремительно уходило в прошлое, Сталин подозрительно относился к соратникам, помнившим о «расцвете» внутрипартийной демократии. Тем более что влияние партийных функционеров, сократившись до минимума, не исчезло совсем.
За долгие годы работы старые кадры, и бывшие оппозиционеры, и сторонники Сталина, притерлись друг к другу, установили достаточно прочные контакты между собой. Сталин периодически тасовал колоду руководителей, перемещал секретарей обкомов, передвигал секретарей и заведующих отделами ЦК. Однако совершенно разбить установившиеся связи, разрушить группы, формировавшиеся вокруг вождей разных уровней по принципу личной преданности, было невозможно. Переходя с одного места на другое, руководители перетаскивали «своих людей». По существу, в партийно-государственном аппарате формировались группировки, члены которых находились как бы в двойном подчинении: с одной стороны, служили верховному вождю (Сталину), а с другой — имели своих патронов в Политбюро или других руководящих инстанциях. Все эти группы были раздроблены. Мы пока не знаем ни одного случая их сколько-нибудь серьезного противодействия единоличной власти Сталина. Однако существование таких неформальных структур вызывало у Сталина подозрения.
Особенно откровенно эти подозрения проявились в заключительном слове Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 г. «Люди иногда подбираются не по политическому и деловому принципу, а с точки зрения личного знакомства, личной преданности, приятельских отношений, вообще по признакам обывательского характера», — говорил Сталин. В качестве объектов примерной критики он избрал секретарей ЦК компартии Казахстана Л. И. Мирзояна и Ярославского обкома А. Р. Вайнова. Первый, по словам Сталина, перетащил с собой в Казахстан из Азербайджана и Уральской области, где он раньше работал, 30–40 своих людей и расставил их на ответственные посты. Второй, переведенный из Донбасса в Ярославль, также забрал группу своих чиновников. Причину недовольства такой практикой Сталин высказал откровенно: «Что значит таскать за собой целую группу приятелей?[…] Это значит, что ты получил некоторую независимость от местных организаций и, если хотите, некоторую независимость от ЦК. У него своя группа, у меня своя группа, они мне лично преданы»[768].
Открыто выступая против группировок, построенных по принципу личной преданности патрону, Сталин имел в виду не только секретарей местных партийных организаций. Подобную угрозу Сталин, судя по всему, видел во всех сколько-нибудь организованных структурах. Особой критике за ведомственность и противопоставление групповых интересов государственным подвергался Наркомат тяжелой промышленности и его руководитель Орджоникидзе. Специально на пленуме обсуждался вопрос о «вредительстве» в армии и НКВД и необходимости продолжения чистки в этих могущественных ведомствах.
Не слишком высокого мнения Сталин был и о деловых качествах старых руководителей. В середине февраля 1937 г. Г. М. Маленков направил Сталину справку, в которой были собраны сведения, необходимые для выступления вождя на февральско-мартовском пленуме. Судя по докладу Сталина, он действительно ознакомился с запиской Маленкова и воспользовался некоторыми ее данными и выводами. Из записки, в частности, следовало, что среди секретарей обкомов высшее образование имели 15,7 %, а низшее 70,4 %, у секретарей окружкомов эти показатели составляли соответственно 16,1 и 77,4 %, секретарей горкомов — 9,7 и 60,6 %, секретарей райкомов — 12,1 и 80,3 % и т. д.[769] В докладе на пленуме, словно отводя обвинения в разгроме квалифицированных кадров, Сталин заявил: «У нынешних вредителей нет никаких технических преимуществ по отношению к нашим людям. Наоборот, технически наши люди более подготовлены». Сила вредителей, утверждал Сталин, состоит только «в обладании партийным билетом»[770]. Похоже, что такого мнения Сталин был о старых большевиках как особом сословии в целом. Старые кадры, по мнению Сталина, утрачивали свои революционные качества и склонялись к спокойной, мещанской жизни. Обличению «настроений беспечности и самодовольства», «атмосферы парадных торжеств и взаимных приветствий», которая «размагничивает людей и толкает их на то, чтобы почить на лаврах»[771], была посвящена значительная часть выступлений Сталина на февральско-мартовском пленуме.
