Александр Тюрин - Правда о Николае I. Оболганный император
Отряд Соймонова должен был ударить от Килен-балки по левому флангу противника, Павлов от развалин Инкермана — по центру и правому флангу. 20-ти тысячному Чоргунскому отряду под началом генерал-лейтенанта П. Горчакова, предписано было содействовать содействовать общему наступлению.
Будучи моряком, Меньшиков не мог заниматься детальным планированием операций на суше. И, хотя общие планы сражений, оказывались у него весьма здравы, при нем не оказалось высокопрофессиональных штабистов, способных довести идею до ума.
Генерал П. Данненберг, недавно прибывший с Дуная и назначенный командовать русскими войсками в данной битве, дал диспозицию, менявшую план Меньшикова.
Соймонов должен был выступить на час раньше и атаковать тот же правый фланг противника, что и Павлов — оба отряда направлялись на узкое плато между Черной речкой и Килен-балкой.
Рано утром отряд Соймонова двинулся к Килен-балке. Несмотря на плотный штуцерный огонь противника, солдаты Томского и Колыванского полков опрокинули бригады Пеннефазера и Буллера. Бросившийся им на помощь отряд генерала Кэткарта был истреблен полностью, вместе с генералом и его адъютантом, сыном бывшего английского посла в России Сэймура. Русские подвели артиллерию и англичане начали поспешно отступать.
Значительная часть французских войск была отвлечена силами генерала Липранди, начавшего обстрел подступов к Балаклаве в долине Черной речки.
Однако отряд Соймонова, выйдя на насквозь простреливаемый участок, остановились под огнем, его командующий был смертельно ранен, выбыли и сменившие его командиры.
Генерал Жабокритский, находящийся в резерве, на помощь соймоновскому отряду не пошел.
Наконец отряд Павлова, сильно задержавшись при наведении моста через р. Черную, поддержал атаку соймоновского отряда на отрогах Сапун-Горы. Охотский полк вместе с Якутским и Селенгинским взяли высоту за Килен-балкой, переколов гвардейцев бригады Бентинка и захватив редут. Несмотря на тяжелые потери охотцев, вызванные штуцерным огнем, неприятелю был нанесен огромный урон. Англичане пробовали отбить укрепление, но потеряли и второй редут. В штыковом бою простые русские рекруты побеждали отборные британские войска.
К половине десятого утра победа склонялась на нашу сторону — исход битвы мог изменить весь ход Восточной войны. Если б еще противника атаковал отряд генерал-лейтенанта П. Горчакова… Однако тот ограничился бесполезной артиллерийской дуэлью, отказавшись от подъема на Сапун-гору. Силы Горчакова бездеятельно простояли весь день у Чоргуна, отчего французы смогли перебросить дополнительные силы к Килен-балке. «Вероятно, начальник, более предприимчивый и проникнутый высоким чувством патриотизма, — писал в своих «Записках» генерал А. Хрущёв, — решился бы пожертвовать собой и частью отряда для успеха главной атаки.» Самую скверную роль сыграл генерал Данненберг, который не поддержал наступающих павловских солдат свежими силами — а у него было 4 полка!
Прибывшая на помощь англичанам французская дивизия Боске также понесла большие потери, когда ее атаковали Охотский, Якутский и Селенгинский полки — но эти части были уже девять часов на ногах и четыре часа в бою.
Затем Данненберг отдал приказ к отступлению.
Отход войска был совершен под огневым прикрытием пароходов «Херсонес» и «Владимир».
В результате Инкерманского сражения обе стороны потеряли до 10 тыс. чел. Численность английского войск сократилась с 18 до 12 тыс. Были убиты или ранены 8 английских генералов, 2 французских генерала.
Наши войска не решили поставленные задачи, но Инкерманское сражение предотвратило штурм города, который должен был произойти в конце октября.
После того урона, что понесли англичане в этой битве, главная роль в ведении боевых действий под Севастополем перешла к французам. В подсознании английских военных русский штык оставил хорошую отметину, в дальнейшем сыны Альбиона будут вести себя донельзя аккуратно и не заслужат никаких победных лавров.
«Мы избежали тогда великой катастрофы, — писали начальник французского штаба Мортанпре и адъютант французского командующего Вобер де Жанлис, вспоминая об Инкермане, — Данненберг — не двинул 12 000 человек, бездействовавших в резерве; Петр Горчаков — не пожелал привести хоть часть своего отряда, бесполезно простоявшего весь день у Чоргуна…»[208]
Ирония судьбы: генерал Данненберг сделал свой «решающий вклад» в победу англо-французов в Инкерманской битве ровно через год после того как поспособствовал успеху турок в Ольтенице. Этот человек явно занимает первое место в хит-параде неудачников Крымской войны. Настоящий Мистер Поражение для российской армии, гарантирующий неудачный исход любой битвы.
Возможно читатель заметил, что генеральские списки в это время по большей части состоят из немецких (остзейских) и шведских (финляндских) фамилий. И если процент русских военных на каждой следующей ступени карьерной лестницы уменьшался, то процент немецких и шведских увеличивался. Получалось две пирамиды, нормальная и перевернутая, одна для русских и другая для германцев. Вряд ли ощущало высшее остзейское и финляндское офицерство какую-то связь с низшими чинами, среди которых остзейских и финляндских выходцев не было, поскольку рекрутские наборы в этих провинциях не проводились. Дворянство сильно своей родовой славой, вековой традицией, но у остзейцев и финляндцев пятивековая традиция состояла в борьбе против Руси, а воинская слава проистекала из многочисленных битв против предков тех самых русских солдат, которые сейчас находились у них в подчинении.
Крепко спаянное этническое сообщество, состоящее из остзейских и финляндских дворян, активно тянуло наверх своих родственников и одноплеменников, не взирая на их военные способности. Немцы были исполнительными и дисциплинированными служаками, что крайне хорошо выглядело в мирное время, в период парадов и смотров, но многие из них испытывали дефицит инициативности и самоотверженности, если угодно, любви к родине, что так важно в реальном бою. Разумеется, речь идет лишь о типичном представителе немецкого и финляндского офицерства. Были среди них люди, в которых счастливо сочеталась немецкая педантичность с российским патриотизмом, как, например, Эдуард Тотлебен. В то же время и среди русских генералов, прошедших «немецкую школу», были такие квази-немцы, как оба Горчаковы, которые явно не страдали избытком патриотизма…
Несмотря на огромные затраты на обустройство лагерей, французы и англичане провели зиму в страданиях. Они массово умирали от холеры, дезинтерии, простудных заболеваний, даже замерзали (ударили смертельные для «союзников» морозы до минус 10). Практически вся английская армия выбыла из строя и была заменена свежими людьми.
Русская армия не воспользовалась зимними месяцами, чтобы нанести поражение осадным силам, если не считать неудачного штурма Евпатории 5 (17) февраля, проведенного весьма ограниченными силами и без достаточной решительности. Меншиков списывал свою бездеятельность на зимнюю распутицу и внушал императору мысль, что неприятель рассосется сам собой, за счет кровавого поноса, и мы достигнем своих целей без пролития крови.
Определенно и император поддался таким настроениям, это видно по его письму, отправленному Меньшикову в начале 1855 г. «Сведений новых об отправлениях неприятельских войск нет; все прежние, но к весне, вероятно, будут новые силы отправлять. Вопрос: дойдут ли вовремя и много ли останется в живых прежних войск? Думаю, что настала для них эпоха гибели, ежели погода продержится такая же хотя месяц. Надеюсь, что наши войска не терпят от нее, ибо мы зимы не боимся. Лишь бы удалось хорошо их кормить, и для того не щади ни трудов, ни издержек, дабы непременно люди были сыты вдоволь.»
Однако к февралю 1855 интервенты, несмотря на огромную зимнюю убыль, располагали 120 тыс. человек. Военная машина врага не простаивала и особой чувствительностью к потерям не отличалась. А с началом весны, когда просыпаются змеи и всякие вредные насекомые, началось и быстрое разрастание вражеской армии. Переброска западных войск к Севастополю являлась чисто индустриальным процессом, не несущим каких-либо военных рисков. Британское правительство не жалело на войну средств, ведь провал интервенции в Россию означал подъем освободительных движений и в самой британской империи. Организаторы войны, сидевшие в Уайт-Холле и Сити, вели войну нового типа, войну по Клаузевицу, вплоть до достижения стратегических целей. Смерть многих тысяч ирландцев и кокни, одетых в солдатские шинели, или французских крестьянских парней, или каких-то там турков, никоим образом не могло подействовать на решимость джентльменов получить необходимые дивиденды на затраченный капитал.
