Наталья Думова - Кадетская контрреволюция и ее разгром
Конечно, за Семеновым стояла Япония. Но и это не могло служить препятствием — ведь сибирские кадеты неизменно рассчитывали на широкую интервенцию с ее стороны. Вспомним переговоры Востротина с японским военным руководством весной 1918 г. В марте 1919 г. Пепеляев писал в своем дневнике: «Всякое наше сближение с японцами не только не обострит отношений с союзниками, напротив, они вынуждены будут к большему вниманию… Уже месяца через 2 можно достичь появления японцев на нашем фронте»38. Устрялов даже пытался подвести под непристойное кадетское японофильство целую «философско-экономическую» базу: «Никто из русских, — писал он, — не отрицает специальной заинтересованности Японии в нашей дальневосточной окраине. Предоставление ей известных концессий и экономических льгот было бы только справедливым признанием ее национальных прав. Россия ныне не в силах сама эксплуатировать все свои естественные богатства, и тем более немотивированной явилась бы ее неуступчивость в сфере этого вопроса»39.
19 декабря Третьяков выехал для переговоров с Семеновым в Читу. Предполагалось добиться помощи атамана за счет передачи ему всей власти к востоку от Байкала. На территории же западнее Байкала власть должна была перейти к брату премьер-министра генералу А. Пепеляеву. Этот план поддерживало большинство сибирских кадетов40, поскольку как писал Устрялов, «жестокая судьба воочию обнаружила, что наполеоновский мундир, готовившийся для Колчака русскими национал-либералами, не подошел к несчастному адмиралу»41.
В отсутствие Пепеляева и Третьякова функции главы правительства были возложены на А. А. Червен-Водали. В книге советского исследователя С. Г. Лившица «Империалистическая интервенция в Сибири в 1918–1920 гг.» ему дается следующая характеристика: бессарабский помещик, появившийся в Сибири летом 1919 г. для «ловли счастья и чинов»42.
Как нам представляется, Червен-Водали был видным деятелем кадетской контрреволюции. Нотариус из Твери, вступивший в 1905 г. в местную организацию кадетской партии43, он затем переехал в Москву, был членом Торгово-промышленного союза, активным участником «девятки», Правого и Национального центров. Из Москвы бежал на Юг, оставался у Деникина до марта 1919 г. Когда в Екатеринодаре были получены письма сибирских кадетов, просивших своих однопартийцев приехать в Сибирь и помочь в «государственной работе», Червен-Водали вместе с Н. К. Волковым по поручению Национального центра отправились в далекий путь. Четыре месяца они добирались из Одессы — через Коломбо — до Омска, где сразу же включились в работу Восточного отдела кадетской партии44. Червен-Водали был человеком идеи, готовым ради нее на жертвы, неукоснительно следовавшим партийной дисциплине. В этом он был схож с такими деятелями кадетской партии, как С. В. Панина, П. Д. Долгоруков, Д. И. Шаховской.
В данной связи следует заметить, что многие представители российской контрреволюции по своему психологическому складу, по идейной позиции были гораздо более сложными и неоднозначными фигурами, а потому и более опасными противниками, чем их иногда изображают.
В Иркутске Червен-Водали опирался на местных кадетов — городского голову Е. П. Кузнецова, председателя местного отдела партии «народной свободы» Д. А. Кочнева. Всемерную помощь ему оказывал редактировавший местную кадетскую газету «Русское дело» Устрялов, который поддерживал колчаковское «правительство» «как мог, до последней минуты его существования»45.
В колчаковском Совете министров, штаб-квартирой которого стала гостиница «Модерн», никто уже не работал. Все жили на чемоданах, лихорадочно запасались иностранной валютой, фальшивыми паспортами. Министры один за другим придумывали себе командировки на восток, уезжали и не возвращались46. Единственной функцией правительства оставалось печатание бумажных денег, что оно исправно и делало, доведя курс рубля с 30 руб. за доллар в августе до 500 в декабре47. А в это время тысячи людей в Иркутске голодали, больные и раненые замерзали в нетопленых госпиталях, не было света, эпидемия тифа уносила все новые и новые жертвы.
Обстановка в городе с каждым днем накалялась. Еще в конце ноября здесь состоялось нелегальное совещание большевиков — представителей Иркутска, Владивостока, Томска и Новониколаевска, на котором был образован Сибирский комитет РКП(б) во главе с опытным подпольщиком, членом партии с 1900 г. А. А. Ширямовым. Комитет руководил большевистским подпольем, подготовкой рабочих выступлений и партизанским движением. В сложнейшей обстановке тех дней большевикам приходилось не только вести ожесточенную борьбу против белогвардейского диктаторского режима, но и разоблачать маневры меньшевиков и эсеров, не препятствуя в то же время их выступлениям против Колчака. Комитет делал все возможное, чтобы в решающий момент овладеть положением и утвердить Советскую власть48.
В начале декабря 1919 г. объединенное совещание Сибирского комитета РКП(б), Иркутского губкома и его военного штаба приняло ряд решений о тактике по отношению к Политцентру. Хотя предполагалось выступать одновременно с ним, задачу момента большевистское руководство видело в том, чтобы «еще больше углубить и сделать совершенно непроходимою ту пропасть, которая отделяет теперь эти партии (меньшевиков и эсеров. — Н. Д.) от масс»49. Губернский военно-революционный штаб разослал во все партизанские отряды приказ немедленно подтянуться к городу. Революционные силы Иркутска были приведены в состояние боевой готовности50.
В ночь на 25 декабря в предместье города Глазкова, на левом берегу Ангары, началось организованное Политцентром восстание. Вскоре повстанцы заняли Знаменское предместье за рекой Ушаковкой. Колчаковские министры оказались в отчаянном положении. Червен-Водали вел непрерывные переговоры то с поездом Колчака и Пепеляева, то с Читой, умоляя Третьякова: «Торопите подмогой, каждый час дорог»51. Политцентр через представителей земства и городской думы вступил с министрами в переговоры о передаче власти. Министры соглашались и на отставку «верховного правителя», и на радикальное изменение состава кабинета, и на созыв Земского собора, настаивая лишь на свободе передвижения по железной дороге для отступавшей колчаковской армии и для самого Колчака52.
В этой ситуации от большевиков Иркутска требовалась исключительная гибкость в проведении своей политической линии, чтобы, с одной стороны, сохранить самостоятельность и не входить ни в какие политические соглашения с Политцентром, а с другой — поддержать его выступление против колчаковцев и воспользоваться им для объединения собственных боевых сил и получения оружия. Сибирский комитет РКП(б) сосредоточил все свои силы на организации и вооружении рабоче-крестьянских дружин. Эту задачу удалось выполнить с успехом. Например, дружина Глазковской большевистской организации за два дня выросла до 450 человек. Ее хорошо обмундировали, вооружили не только винтовками, но даже артиллерией и пулеметами.
Вечером 25 декабря совещание Сибирского комитета РКП(б), Иркутского губкома и военного штаба приняло решение превратить начатое Политцентром выступление во всеобщее вооруженное восстание рабочих и крестьян. Члены Сибирского комитета РКП(б) возглавили руководство борьбой в районах Иркутска: А. А. Ширямов — в Знаменском предместье, К. И. Миронов — в Глазкове и И. В. Сурнов — в центре города53.
Между тем Политцентр продолжал свой торг с колчаковскими министрами. Соглашение было почти уже заключено 27 декабря, когда в ночь на 28-е Третьяков сообщил из Читы, что семеновцы, являвшиеся авангардом японских войск, идут на Иркутск. Устрялов писал впоследствии: «Я отчетливо припоминаю нашу радость, когда в дни напряженных боев у Ангары и Ушаковки пришло известие о решении Японии ввести свои войска в пределы Иркутского военного округа». И еще: «Мы были готовы принять любую власть, лишь бы она удовлетворяла нашей основной идее»54 (читай — идее борьбы против Советской власти).
28 декабря белогвардейцы перешли в контратаку и повстанческие части отступили за реку Ушаковку. Колчаковские министры приободрились. Решив прекратить переговоры и продолжать борьбу, они занялись даже организационной перестройкой: для большей мобильности и эффективности своей деятельности 28 декабря заменили наполовину разбежавшуюся министерскую коллегию оперативной тройкой (из Червен-Водали, военного министра генерала Ханжина и министра путей сообщения Ларионова), прозванной в народе «троекторией». В городе начала творить свое черное дело контрразведка55.
