Дмитрий Шеваров - Двенадцать поэтов 1812 года
Денис Давыдов
«Жуковский, милый друг! Долг красен платежом…»
Жуковский, милый друг! Долг красен платежом:Я прочитал стихи, тобой мне посвященны;Теперь прочти мои, биваком окуренны И спрысканны вином!Давно я не болтал ни с музой, ни с тобою,До стоп ли было мне?..…………………………………………Но и в грозах войны, еще на поле бранном, Когда погас российский стан,Тебя приветствовал с огромнейшим стаканомКочующий в степях нахальный партизан!
1814 г.Песня («Я люблю кровавый бой…»)
Я люблю кровавый бой,Я рожден для службы царской!Сабля, водка, конь гусарской,С вами век мне золотой! Я люблю кровавый бой, Я рожден для службы царской!
За тебя на черта рад,Наша матушка Россия!Пусть французишки гнилыеК нам пожалуют назад! За тебя на черта рад. Наша матушка Россия!
Станем, братцы, вечно житьВкруг огней, под шалашами,Днем — рубиться молодцами,Вечерком — горелку пить! Станем, братцы, вечно жить Вкруг огней, под шалашами!
О, как страшно смерть встречатьНа постели господином,Ждать конца под балдахиномИ всечасно умирать! О, как страшно смерть встречать На постели господином!
То ли дело средь мечей:Там о славе лишь мечтаешь,Смерти в когти попадаешь,И не думая о ней! То ли дело средь мечей: Там о славе лишь мечтаешь!
Я люблю кровавый бой,Я рожден для службы царской!Сабля, водка, конь гусарской,С вами век мне золотой! Я люблю кровавый бой, Я рожден для службы царской!
1815 г.Песня старого гусара
Где друзья минувших лет,Где гусары коренные,Председатели бесед,Собутыльники седые?
Деды! помню вас и я,Испивающих ковшамиИ сидящих вкруг огняС красно-сизыми носами!
На затылке кивера,Доломаны до колена,Сабли, шашки у бедра,И диваном — кипа сена.
Трубки черные в зубах;Все безмолвны — дым гуляетНа закрученных вискахИ усы перебегает.
Ни полслова… Дым столбом…Ни полслова… Все мертвецкиПьют и, преклонясь челом,Засыпают молодецки.
Но едва проглянет день,Каждый по полю порхает;Кивер зверски набекрень,Ментик с вихрями играет.
Конь кипит под седоком,Сабля свищет, враг валится…Бой умолк, и вечеркомСнова ковшик шевелится.
А теперь что вижу? — Страх!И гусары в модном свете,В вицмундирах, в башмаках,Вальсируют на паркете!
Говорят умней они…Но что слышим от любова?Жомини да Жомини!А об водке — ни полслова!
Где друзья минувших лет,Где гусары коренные,Председатели бесед,Собутыльники седые?
1817 г.Товарищу 1812 года, на пути в армию
Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой,Туда, где бой кипит, где русский штык бушует, Но о тебе любовь горюет…Счастливец! о тебе — я видел сам — тоскойЗаныли… влажный взор стремился за тобой; А обо мне хотя б вздохнули, Хотя б в окошечко взглянули, Как я на тройке проскакал И, позабыв покой и негу, В курьерску завалясь телегу,Гусарские усы слезами обливал.
1826 г.Сергей Марин
К друзьям
Нет! полно, не хочу мечтою я прельщаться,Что дружба в свете есть надеждою питаться.Мой дух тем утешать не стану боле я;Уже не веря вам, приятели, друзья;Которых всякий день в собраниях встречаю,Которых я любил — теперь, друзья, вас знаю!И чувство дружества хочу навек пресечь.Вы так же нужны мне, как фонари без свеч.Иль дружбу чтите в том, чтоб жать с улыбкой руку?Боитесь разделить с приятелем вы скуку.До тех пор ласковы, доколь я был здоров.Теперь же болен я — и несколько часовМне уделить нельзя. Вы отвратили взоры,И лестница моя для вас Кавказски горы —Вам пропасть кажется там каждая ступень.Мгновение с больным осенний мрачный день.Так льзя ль мне на сердца такие полагаться?Простите, что умел доселе ошибаться,И в свете быв большом, мнил находить друзей —Простите, что не знал я в слепоте моей,Что с смертными во всем, здесь надобно искусство,И чтобы возбудить в сердцах приязни чувствоБогатство надобно и нужен знатный чин.Я беден — нет чинов — так я сижу один.
1810–1812 гг.Петр Вяземский
Послание к Жуковскому из Москвы, в конце 1812 года
Итак, мой друг, увидимся мы вновьВ Москве, всегда священной нам и милой!В ней знали мы и дружбу и любовь,И счастье в ней дни наши золотило.Из детства, друг, для нас была онаСвятилищем драгих воспоминаний;Протекших бед, веселий, слез, желанийЗдесь повесть нам везде оживлена.Здесь красится дней наших старина,Дней юности, и ясных и веселых,Мелькнувших нам едва — и отлетелых.Но что теперь твой встретит мрачный взглядВ столице сей и мира и отрад? —Ряды могил, развалин обгорелыхИ цепь полей пустых, осиротелых —Следы врагов, злодейства гнусных чад!Наук, забав и роскоши столица,Издревле край любви и красотыЕсть ныне край страданий, нищеты.Здесь бедная скитается вдовица,Там слышен вопль младенца-сироты;Их зрит в слезах румяная денницаИ ночи мрак их застает в слезах!А там старик, прибредший на клюкахНа хладный пепл родного пепелища,Не узнает знакомого жилища,Где он мечтал сном вечности заснуть,Склонив главу на милой дщери грудь;Теперь один, он молит дланью нищейПоследнего приюта на кладбище.Да будет тих его кончины час!Пускай мечты его обманут муку,Пусть слышится ему дочерний глас,Пусть, в гроб сходя, он мнит подать ей руку!Счастлив, мой друг, кто, мрачных сих картин,Сих ужасов и бедствий удаленныйИ строгих уз семейных отчужденный,Своей судьбы единый властелин,Летит теперь, отмщеньем вдохновенный,Под знамена карающих дружин!Счастлив, кто меч, отчизне посвященный,Подъял за прах родных, за дом царей,За смерть в боях утраченных друзей;И, роковым постигнутый ударом,Он скажет, свой смыкая мутный взор:«Москва! Я твой питомец с юных пор,И смерть моя — тебе последним даром!»
Я жду тебя, товарищ милый мой!И по местам, унынью посвященным,Мы медленно пойдем, рука с рукой,Бродить, мечтам предавшись потаенным.Здесь тускл зари пылающий венец,Здесь мрачен день в краю опустошений;И скорби сын, развалин сих жилец,Склоня чело, объятый думой генийГласит на них протяжно: нет Москвы!И хладный прах, и рухнувшие своды,И древний Кремль, и ропотные водыУжасной сей исполнены молвы!1813 г.
Эперне
Денису Васильевичу Давыдову
Икалось ли тебе, Давыдов,Когда шампанское я пилРазличных вкусов, свойств и видов,Различных возрастов и сил,
Когда в подвалах у МоэтаЯ жадно поминал тебя,Любя наездника-поэта,Да и шампанское любя?
Здесь бьет Кастальский ключ, питаяНебаснословною струей;Поэзия — здесь вещь ручная:Пять франков дай — и пей и пой!
Моэт — вот сочинитель славный!Он пишет прямо набело,И стих его, живой и плавный,Ложится на душу светло.
Живет он славой всенародной;Поэт доступный, всем с руки,Он переводится свободноНа все живые языки.
Недаром он стяжал известностьИ в школу все к нему спешат:Его текущую словесностьВсе поглощают нарасхват.
Поэм в стеклянном переплетеВ его архивах миллион.Гомер! хоть ты в большом почете, —Что твой воспетый Илион?
Когда тревожила нас младостьИ жажда ощущений жгла,Его поэма, наша радость,Настольной книгой нам была.
Как много мы ночей бессонных,Забыв все тягости земли,Ночей прозрачных, благосклонных,С тобой над нею провели.
Прочтешь поэму — и, бывало,Давай полдюжину поэм!Как ни читай, — кажись, всё мало…И зачитаешься совсем.
В тех подземелиях гуляя,Я думой ожил в старине;Гляжу: биваком рать роднаяРасположилась в Эперне.
Лихой казак, глазам и слуху,Предстал мне: песни и гульба!Пьют эпернейскую сивуху,Жалея только, что слаба.
Люблю я русскую натуру:В бою он лев; пробьют отбой —Весельчаку и балагуруИ враг всё тот же брат родной.
Оставя боевую пику,Казак здесь мирно пировал,Но за Москву, французам в пику,Их погреба он осушал.
Вином кипучим с гор французскихОн поминал родимый Дон,И, чтоб не пить из рюмок узких,Пил прямо из бутылок он.
Да и тебя я тут подметил,Мой бородинский бородач!Ты тут друзей давнишних встретил,И поцелуй твой был горяч.
Дней прошлых свитки развернулись,Все поэтические сныВ тебе проснулись, встрепенулисьИз-за душевной глубины.
Вот край, где радость льет обильноВиноточивая лоза;И из очей твоих умильноСкатилась пьяная слеза!
1838 г.«Так из чужбины отдаленной…»
