Алексей Бокщанин - Лики Срединного царства. Занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая
Хунли считал гуманность одной из высших своих добродетелей. Между тем для него ничего не значили десятки и сотни тысяч загубленных жизней. На его совести истребление огромных масс людей. Так, при подавлении восстания народности мяо в 1735–1736 годах погибло около 500 тысяч человек, а при покорении Джунгарии по его приказу было вырезано без малого 600 тысяч. Гекатомбы трупов стали своего рода памятниками императорской «гуманности». Противники и мятежники воспринимались им как недостойные существования нарушители высшей, установленной Небом гармонии с ее венцом в лице самого Хунли.
Поразительная жестокость к врагу, повышенная страсть карать ослушников, тяга к мучительным казням, стремление внушать не просто страх, а панический ужас были в духе Хунли. Он любил назначать самые изощренные пытки, любил вселять страх в подданных и «варваров», живущих в пределах империи.
Как всякий восточный деспот, Хунли делил всех людей на две категории — на подвластных ему подданных и иностранцев. С первыми он был высокомерен, требователен и жесток, властен и немногословен. Исключение составляли «знаменные», то есть высшее сословие завоевателей, прежде всего маньчжуры, — их он всячески опекал. В глазах же иностранцев — «заморских варваров» — европейцев и азиатских «данников», приезжавших на поклон в Пекин, Хунли выглядел иначе. С ними он разыгрывал роль великого властелина, но скромного человека и простого в обиходе мудреца, могущественного завоевателя, но гуманного интеллектуала и внимательного собеседника, образцового конфуцианского правителя, но радушного, щедрого и заботливого к гостям хозяина.
С европейцами он держался без обычного высокомерия, говорил без чванства, умело подчеркивал свою образованность, то и дело цитируя изречения древних мудрецов и максимы из классических сочинений. Хунли мог себе позволить на неофициальном портрете выглядеть добрым, простодушным и улыбчивым стариком и в то же время хотел, чтобы его изображали в виде Будды.
Хотя Хунли жил в сказочной роскоши, его алчность не знала границ, он мог отобрать у богатых купцов серебро, у своих прислужников-скопцов — накопленное ими богатство. Когда повстанцы секты «Белого Лотоса» начали наступление, создав угрозу столичной провинции и Пекину, Хунли поспешил вывезти свои богатства в Маньчжурию, где они были закопаны на дне специально отведенной в сторону реки, после чего воду вновь пустили по старому руслу. Когда же дело касалось любимца Хэшэня, щедрость императора не знала границ. Этого фаворита старый богдохан осыпал богатствами, построил для него огромный и роскошный дворец.
Копируя своего деда, Хунли много путешествовал по стране. Так, с 1751 по 1784 год он совершил шесть поездок в провинции бассейна Янцзы, а кроме того, путешествовал по Северному Китаю и Маньчжурии. Все эти вояжи были крайне разорительны для казны. Как и Сюанье, Хунли безумно любил охоту верхом, когда в огромных императорских охотничьих угодьях в Жэхэ сотни и тысячи загонщиков «поднимали» зайцев, лисиц, оленей, антилоп, волков и кабанов, сгоняя их в центр облавы — под стрелы, копье и аркебузу богдохана. Хунли был хорошим наездником, метким стрелком, необычайно крепким и здоровым человеком. До глубокой старости он сохранял бодрость и работоспособность. Так, за два года до смерти, в 86 лет, он еще выезжал на охоту верхом. Вплоть до последнего своего часа он читал и писал как обычно. Его долголетие во многом объяснялось строгим распорядком дня, никогда не изменяемым. Вставал он в 9 часов утра и после длившегося почти час завтрака садился за деловые бумаги в своем кабинете в палате Янсиньдянь. После часового обеда читал, писал стихи, рисовал. Перед сном следовал легкий ужин.
Женщины не играли какой-либо роли в его жизни, хотя, будучи молодым, Хунли очень любил свою первую жену — императрицу Сяосянь (Мишань). После ее смерти он сделал своей женой Ула Нару, но через пятнадцать лет супружеской жизни она посмела противоречить ему. Тогда Хунли постриг ее в монахини, объявив сумасшедшей, что вызвало массу кривотолков, ибо выставило Сына Неба и «образцового конфуцианца» в нежелательном свете. Гарем Хунли состоял из трех главных наложниц, девяти наложниц второго ранга, двадцати семи третьего и восьмидесяти одной четвертого ранга, не считая множества фрейлин и прислужниц. Одним словом, выбор у богдохана был широкий. Жены и наложницы родили ему очень много детей, но до отрочества дожили только 17 сыновей и 10 дочерей.
В свое время Хунли официально заявил, что, если Небо подарит ему долголетие, он не будет находиться на троне более 61 года — столько правил страной Сюанье. На исходе этого срока — в октябре 1795 года — он объявил о передаче власти сыну и наследнику Юнъяню, а в феврале 1796 года провел церемонию его восхождения на престол. Наступила эра Цзя-цин (Прекрасное и Радостное правление, 1795–1820), но эра Цяньлун оставалась в пределах дворца до конца дней Хунли, коего теперь именовали «Верховный Император» (Тайшан Хуанди). Отец продолжал давать сыну указания, инструкции и «поучения» в государственных делах вплоть до своей смерти. Хэшэнь сохранил свою власть «теневого монарха» и готовил указы от имени «Верховного Императора». Таким образом, Хунли правил 63 года — дольше, нежели любой император Китая начиная с древности. В своей сверхдолгой жизни он стал свидетелем жизни семи поколений — от своего деда до своего праправнука. По достижении 70 лет Хунли взял себе прозвище «Сын Неба, коего редко встретить начиная с древности» (Гуси Тяньцзы).
При всей внешней помпезности эры Цяньлун фигура Хунли оказалась как бы на историческом переломе. Первая треть его правления еще оставалась в русле общего подъема империи, середина царствования пришлась на вершину могущества, а в последнюю треть началось сползание к очередному циклическому кризису китайского феодализма, грозным предвестником которого явилась Крестьянская война под руководством секты «Белый Лотос».
Молниеносный удар с востока.
Как погибло Ойратское государство
Страшен был лик Джунгарии 1756–1758 годов. Страна западных монголов (ойраты, джунгары) стала зоной смерти. Джунгарские степи были усеяны трупами, реки, ручьи и речушки покраснели от человеческой крови, а воздух был насыщен дымом от горевших улусов, лесов и трав. Враг угонял табуны лошадей и гурты скота. В бессильной ярости заходились лаем обезумевшие от своеволия чужаков сторожевые псы. Целый народ губили под корень. Все ложились под мечи, копья и стрелы завоевателей — князья (тайджи, нойоны), дворяне (зайсаны) и крепостные араты (албату), мужчины и женщины, старики и дети — вплоть до грудных младенцев.
Неумолимый враг — войска Цинской империи уничтожали все население некогда могущественного Ойратского ханства. Поголовное истребление целого народа осуществлялось по приказу Хунли — пекинского императора, богдохана и Сына Неба. Сначала с лица земли было стерто Ойратское ханство, затем очередь дошла до его населения. Уничтожались стойбища, горели юрты, кибитки и нехитрый скарб. Горела сухая трава, степной пал бежал от одного улуса к другому, как бы разнося по степи знак беды. Ойраты прятались под камнями, в ямах и вырытых норах, но их вытаскивали и истребляли на месте. Шла настоящая охота на людей. Человечьей мертвечины было в изобилии, и на земле погибшего ханства справляли свой пир степные волки, шакалы, лисицы, одичавшие собаки и хищные птицы. Единственным спасением оставалось добраться до крепостей «белой императрицы» — Елизаветы Петровны. Все, что имело ноги и могло двигаться, бросилось на север — в Сибирь, под защиту русских штыков, главным образом к Усть-Каменогорской и Семипалатинской крепостям.
Брели из последних сил, умирая по дороге от голода, питались травами, падалью и человеческими трупами. Днем прятались от погони и облав, а ночью продолжали идти на север — в российские пределы. Падали, ползли на четвереньках, вставали и снова брели. За ними гнался еще один неумолимый враг — эпидемия оспы, собирая свою дань с гибнущего народа. Некоторые падали от истощения вблизи желанной цели — на виду у русских крепостей. Тогда специальные команды выходили им навстречу, подбирали павших и спасали от голодной смерти. Так сошли с лица земли Ойратское государство и почти весь его народ. «Вселенная издревле не знала таких великих подвигов!» — в упоении победой писал цинский историк.
Император Хунли с особым нетерпением ждал вестей из Джунгарии — главной территории Ойратского ханства. С первых же дней восшествия на «драконовый трон» богдохан был вынужден постоянно заниматься «джунгарским вопросом». Для династии Цин тогда не было противника более грозного, чем Ойратское, или Джунгарское, ханство. В состав ханства входили Джунгария, Кашгария (Восточный Туркестан), восточные районы Тянь-Шаня, значительная часть казахских жузов (орд). Ойратская конница доходила до Сыр-дарьи и района нынешнего Ташкента. Ойратские ханы (хунтайджи) стремились присоединить к своим владениям Халху (Северная Монголия) и Чахар (Южная Монголия), то есть объединить под своей властью всех монголов (западных, северных и южных), создав Великое Монгольское государство по примеру империи Чингисхана. Один лишь призрак возрождения этой степной державы приводил цинских императоров в страх и ярость. Борьба прежде всего шла за Халху — ее захват был первым и главным шагом на пути к построению Великого Всемонгольского ханства. Если оно не будет создано, то всем монголам грозила одна участь — стать подданными Цинской империи. Именно потому маньчжурские повелители Китая с 1636 года носили свой второй, монгольский титул — богдохан (священный, или великий, то есть всемонгольский хан). Решался вопрос: в чьих руках будет халхаская и джунгарская конница — под эгидой маньчжурского Сына Неба в Пекине или ойратского хана в Или, где располагалась его ставка (урга).
