Метафизика столицы. В двух книгах: Две Москвы. Облюбование Москвы - Рустам Эврикович Рахматуллин

По силе аналогии, восточный склон Страстного холма, обособляемый названием Высокое, становится московским Эсквилином, а Высоко-Петровский монастырь – его Снегами.

Мирная смерть Петра митрополита, собственноручно приготовившего в основании Успенского собора место своего упокоения, есть христианская строительная жертва в основание Москвы. Святитель Петр стал ангелом столицы. Петру вверялись москвичи на Куликовом поле. Москва, как бы сказали в старину, есть дом Пречистой Богородицы (по посвящению Успенского собора) и святителя Петра.

Высоко-Петровский монастырь. Фото из Альбомов Найденова. 1880-е

Мощи Петра-митрополита упокоились в приделе Поклонения веригам апостола Петра. Апостол Петр – ангел московского святителя. Предполагают, что и Петровский монастырь, до подтверждения канонизации святителя Петра Константинопольским патриархатом, был Петропавловским.

Итак, Петровский подъездной дворец празднует втайне имя Петра митрополита.

Коронации

И въяве, как место коронационных приготовлений императоров, храмоподобный Петровский замок был своеобразным предварением Успенского собора, в котором коронации происходили. Во дворце хранились иконы, подносившиеся государям при венчании на царство.

В дни последней коронации перед дворцом, на противолежащем Ходынском поле, случилась давка – катастрофа, сделавшая имя поля нарицательным. Поистине, Петровский замок – свидетель падшей славы.

Петровское-Князищево

Архитектор Петровского дворца Матвей Казаков одновременно строил дом в демидовском имении Петровское-Князищево, теперь известном как Алабино. Это Петровское также обязано своим названием Петру-митрополиту, храм в его имя сохранился рядом с домом. Но и дом храмоподобен: кубический объем с восемью залами вокруг девятого, подкупольного зала. Таков же принцип плана Петровского дворца.

В Алабине прочнеет интуиция, что Казаков внутренне связан с именем и темой митрополита Петра. Быть может, тайна Казакова, успеха его гения – в близкостоянии ко гробу святителя Петра, краеугольному камню Третьего Рима.

Имя розы

В годы, когда Третий Рим сознал себя, придворный зодчий итальянец Алевиз по-своему решил тему московского и римского Петра: новый, доныне сохранившийся собор Петра Митрополита Высоко-Петровского монастыря был выстроен по типу ренессансных восьмилепестковых храмов. Алевизовский собор заложен в 1514 году, когда Рафаэль сменил умершего Браманте на постройке римского собора Святого Петра.

Высоко-Петровский монастырь. Собор Петра Митрополита. Фото автора

М. Ф. Казаков. Вид строящегося Петровского дворца с парадного двора. 1770-е

София построила дом

Как Высоко-Петровский храм, Петровский подъездной дворец есть Рим в Москве, Первый Рим в Третьем.

Только не через голову Второго.

В Подъездном дворце Второй Рим явлен плоским куполом и обстоящими центральный корпус башнями, то есть во образе константинопольской Софии.

Эта интуиция принадлежит Марии Нащокиной. Интуиция по жанру не гипотеза. Она не знает писем или слов Екатерины, Казакова и Потемкина о выборе прообраза Петровского дворца, однако зрительно и внутренне точна.

Дворец, как продолжает размышлять Нащокина, – буквально дом Софии, по первому имени императрицы Екатерины.

Память побед над турками, дворец подобно некоему храму запечатывает сочленение старой России с Новороссией.

Дворец не храм, но ведь и над Айя-Софией нет креста. Зовущий свои башни минаретами, Петровский подъездной дворец иносказует цареградскую Софию как плененную. И если между нею и дворцом много необщего, то ведь московский архитектор мог судить о ней по отражениям, тем более условным, чем древнейшим.

Подъездной дворец указывает путь Империи и цель, награду этого пути – освобожденную Софию.

Крестоносцы

Царь Петр отверг и этот путь, и эту цель, свернув в балтийскую распутицу с целью Четвертого, немыслимого Рима. Вот почему и тени императора Петра нет во дворце на Петербургском тракте.

Зато здесь бродит тень другого императора – Наполеона, пренебрегавшего Четвертым Римом ради Третьего, хотя бы Третий Рим и пренебрег самим Наполеоном.

Впервые император Запада вошел в столицу христианского Востока: в крестоносном взятии Константинополя западный император не участвовал. В Москве Наполеон как будто переписывал течение Четвертого крестового похода. Выбор Наполеоном Петровского дворца парадоксально подтверждает екатерининскую, казаковскую метафору Константинополя на петербургском тракте.

Петровский дворец. Фото конца XIX века

Глава II. Петровское тож

Отрицание Филофея

Суждение XVI века о Третьем Риме открыло через отрицание, через пророческое мощное «не быть» загадочное имя и тему Рима Четвертого (мысль Нины Синицыной). Филофей ничего не придумал, через него говорила себя тайна.

Говорит она себя и в городе. И, видимо, в моделях города: из-за спины Петровского дворца встает Петровское-Разумовское.

Семчино

Это Петровское издревле было за князьями Шуйскими, когда именовалось Семчином, позднее – за наследниками Шуйских князьями Прозоровскими. У них усадьбу приобрел Кирилл Полуэктович Нарышкин, отец царицы Натальи, дед царевича Петра. Церковь Петра и Павла в Семчине могла возникнуть при Петре Семеновиче Прозоровском, а могла и при Нарышкиных. Определенно, что при них, и уже в царствование Петра, церковь сделалась каменной. (В советские годы она будет снесена.)

Вид главного дома в усадьбе Петровское-Разумовское. Рисунок XIX века. Слева – церковь Петра и Павла

Сельскохозяйственная академия и церковь Петра и Павла. Фото 1920-х

По храму и название «Петровское»; а по преданию, названо именем царя. Есть что-то характерное, знакомое в этом мерцании и замещении имен, и в самом посвящении Петру и Павлу. Конечно, Петербург. Город, готовый уступить приставку святости за право полагать своим патроном царя Петра.

Второй двор

Приставка «Разумовское» дана селу по украинской линии. Малороссийский гетман граф Кирилл Григорьевич Разумовский взял усадьбу за женой, в девичестве Нарышкиной.

И это новая причина оказаться на улице Петровке. Ибо своим подъемом при Петре и новым, современным своим видом Высоко-Петровский монастырь обязан именно Нарышкиным. Поблизости располагались дворы этих бояр, ближайший из которых, смежный, был даже передан монастырю, чертеж и площадь которого удвоились. Боярский дом стал частью новых братских келий.

В монастыре нарышкинский фамильный стиль архитектуры сделался царским. Древний собор монастыря розово-лепестковым планом задал планировочную схему многим храмам этого фамильного барокко. Сам же был только обновлен в память победы царя Петра над Софьей: растесали окна, украсив их рисованными по стенам наличниками.

Храм остался посвящен Петру Митрополиту, то есть сохранил свою московскость. Но таинственным, неисследимым образом в монастыре присутствовала память апостолов Петра и Павла, восходящая к первоначальному его названию. Неисследимо и таинственно – поскольку семь столетий нет известий о престоле в честь апостолов. Однако монастырь иной раз прямо называли Петропавловским.

Не эта ли двоящесть имени запечатлелась удвоением на плане – приобщением к монастырю соседнего двора Нарышкиных, вручивших свою фамильную надежду апостолу Петру. Контур монастыря двоится, словно отдается эхом