Сергей Руденко - Крылья Победы
Я отпустил летчиков. Потом мне позвонил Брайко и сообщил: наши зенитчики действительно стреляли, они хотели обратить внимание штурмовиков, что выше их идут «мессершмитты». Жертв от удара штурмовиков у зенитчиков нет.
Итак, произошел недопустимый случай необдуманного и скоропалительного решения командира Смягчающим обстоятельством было то, что жертв все же не было. Предстояло всех летчиков везти к маршалу Жукову. Приказал к рассвету подготовить автобус, легковую машину и выехать в штаб фронта Дивизия штурмовиков находилась на крайнем правом фланге, а штаб фронта был в центре, до него часа четыре езды.
Перед отправлением я еще раз посмотрел на летчиков. Они явились все при орденах, в боевой форме, с пистолетами. Командир полка так распорядился. У меня мелькнула мысль: ведь мне приказано их арестовать, доставить в штаб, чтобы судить, а я их везу к командующему при всем параде, с оружием. Но туг же подумал, что не собираюсь отдавать их под суд. Я буду докладывать командующему фронтом, что они виновны, их наказать следует, но не судить. И решил привезти летчиков в полной боевой форме. А они в таком снаряжении еще внушительнее выглядели, один другому под стать.
Подъехали мы к дому, где находился маршал Жуков, уже часам к одиннадцати. Я пошел доложить ему и глянул из окна во двор: стоят там шестеро штурмовиков, четверо — сопровождавшие их истребители, командиры полка и дивизии — всего двенадцать человек. Как-то тяжело на душе стало. Но надо идти в приемную. Спросил у адъютанта:
— У себя ли маршал?
— Да, — ответил адъютант, — ждет вашего приезда. Значит, ему донесли, что я выехал с летчиками. Тут подошел ко мне начальник охраны и поинтересовался:
— Почему привезли офицеров с оружием?
— А как же летчикам на фронте без пистолетов? Ведь война еще не закончилась, — ответил я.
— Но ведь вы знаете, по какому поводу командующий фронтом вызвал их? — не успокаивался тот.
— Конечно, знаю.
— Значит, надо отобрать пистолеты.
— Я разоружать летчиков не буду. Если вы считаете нужным, отбирайте.
— Нет, вы дайте команду, — настаивал комендант.
Я повторил, что разоружать не буду. Они же не кисейные барышни, а боевые летчики. И идут к своему командующему.
Мне кажется, Жуков слышал этот разговор. Захожу к нему. Поздоровались.
— Садись. Докладывай, — сказал он. Я ему все подробно рассказал. Он выслушал, не мешая, изредка задавал вопросы для уточнения. Потом спросил:
— Что ты думаешь с ними делать?
— Товарищ маршал, я думаю, что их нужно строго наказать, а под суд не отдавать, пусть воюют.
— Как строго наказать?
— Пусть воюют. Пусть искупят свою вину в бою. Но не представлять их к наградам… Боевые ребята.
Он ответил, что это слабое наказание. Слабо наказать — значит поощрить безответственность.
— Это очень серьезное наказание для них, тем более что вы издадите приказ, чтобы не награждать, — не согласился я.
— А командира? — спросил Г. К. Жуков.
— И командира, который вел, так же наказать. Всех одинаково. Их ведь и сбивают всех одинаково.
— Нет, мы командиров награждаем выше, чем рядовых, с командиров и спрос больше, — сказал Жуков. — А ты как думал?
— Товарищ командующий! Такие прекрасные летчики, ведь у штурмовиков редко найдете людей, которые имеют пять — семь орденов. Они обычно погибают, а тут — у каждого по пять и более орденов, все орденом Ленина награждены. Мы им должны Героя уже присвоить, потому что у них такое количество боевых вылетов.
— Ладно, зови, — распорядился Георгий Константинович.
Я вышел и распорядился:
— Заходите!
Все зашли, стали в шеренгу: командир дивизии, командир полка, летчики-штурмовики, а дальше — истребители. Жуков посмотрел на них, как будто бы оценил сразу каждого. Я представил ему командира дивизии, командира полка, штурмана полка. Жуков спросил:
— Это тот, который вел?
— Так точно.
Летчики сами представлялись. Жуков заговорил с ними взволнованно и горячо:
— Ведь вы знаете, что мы воюем на немецкой земле, добиваем врага. Находимся на подступах к фашистскому логову, скоро разобьем его и кончим войну. И в это время вы бьете по своим… Как же вам не стыдно? Наш народ столько выстрадал, столько вынес и в тылу и на фронте… И вы все прошли огонь и воду, я же вижу!.. И тем более обидно, что вы такой позорный факт допустили!..
— Товарищ Руденко, — обратился он ко мне, — допустите всех воевать, чтобы они могли свой позор смыть кровью противника, потерями, которые будет нести враг от их ударов. — И опять повернулся к летчикам. — Я разрешаю, несмотря на этот безобразный проступок, чтобы вы дальше воевали, но приказываю никого из вас не награждать, об особо отличившихся докладывать мне, только я буду решать вопрос о награде. А вот командира группы все-таки судить, потому что он допустил такой просчет, который никто простить не может. Пусть суд и решит, учтя отягчающие и смягчающие вину обстоятельства. Я от имени Родины не могу это простить. Все. Можете идти.
Все, как по команде, повернулись и вышли. Кстати говоря штурману суд дал условное наказание, принял во внимание обстрел с земли. Очевидно, не без влияния командующего Все это было объявлено у нас, проработано с личным составом. Летчики-штурмовики смыли с себя позорное пятно славными ратными делами. Только один из них погиб, остальные доблестно воевали в Берлинской операции.
В тот день я приехал в штаб под большим впечатлением от встречи с командующим фронтом. Петр Игнатьевич встретил меня вопросом: «Ну, как?» Я ему кратко расска?ал о всем происшедшем. Он помолчал и со вздохом облегчения произнес:
— Вы спасли летчиков…
— Откуда вы это взяли?
— Все было решено еще вчера. Вы только улетели, звонит на КП Жуков и строго спрашивает: «Где Руденко?» Я докладываю, что улетел на аэродром, в дивизию, расследовать ошибочный удар. «Так ведь уже темнота наступает, а аэродромы не оборудованы для посадки ночью!» Отвечаю: «Должен долететь». А он мне: «Примите все меры, чтобы не заблудился и не попал куда не надо». После этого совершенно другой голос у Жукова стал. И тут он начал расспрашивать, какие задачи решаем, как дела идут. Поговорили, можно сказать, по душам, и тут я понял, как правы вы были, что сразу же полетели в часть и сами стали расследовать, придав этому случаю должное значение. Его подкупило то, что, несмотря на сложную обстановку, командующий армией немедленно отправился на место. — Он помолчал. — Да, — продолжал П. И. Брайко, — после того как я узнал, что в результате ошибочной штурмовки не было людских потерь, кроме одного легко раненного солдата — батарейца, то подумал, что летчиков судить не будут. Вот так и закончился этот печальный эпизод Для всех нас он был уроком.
С выходом войск фронта на побережье Балтийского моря летчикам вменили в обязанность следить с воздуха за появлением вражеских кораблей и попытками их высадить десант. Но главные усилия и все наши мысли были направлены на подготовку Берлинской операции, на перебазирование полков как можно ближе к переднему краю.
Мы интенсивно готовили аэродромы, приходилось летать на все строительнье площадки. Прилетел я как-то в район у города Нойдамм: полоса здесь делалась на песке, среди рабочих были и местные жители — немцы. Посмотрел, как идут дела Подошел к группе работающих немцев. Они сразу же все стали навытяжку, даже старики и женщины.
Подойдя, поздоровался с ними. Они подобострастно стали кланяться, что меня очень удивило, стали приветствовать на немецком языке. Я спросил:
— Как работается, как устроились?
На аэродроме был офицер, знавший немецкий язык,
он перевел им мои слова. Вышел вперед старичок и ответил:
— Господин начальник, какая наша жизнь!.. Вы победили и по праву победителей все можете у нас взять. И наше, имущество, и нашу землю, и наших женщид Все ваше. |
— Разве у вас все это отобрали? — спросил я.
— Господин начальник, не отобрали, но мы знаем, что отберут.
— У вас ничего не тронули и не тронут, — ответил я. — Наша армия совершенно другая, армия трудового народа. Женщины ваши нам не нужны, у нас свои есть. Имущество и землю тоже забирать не собираемся. Гитлер посягнул на нашу страну и на нашу свободу, так вот мы и пришли к вам, чтобы защитить свою страну и свою свободу, а не за тем, чтобы отбирать вашу землю, ваше имущество и тем более ваших женщин.
— Скажите мне, забрали у вас хоть одну женщину? — обратился я к немцу с вопросом.
— Господин начальник, я не знаю такого случая, — ответил он.
— Вот вам и вся истина. Вас попросили сюда на аэродром, чтобы вы, работая здесь, помогли нам быстрее уничтожить фашизм.
С марта 1945 года мы не допускали авиацию противника к реке Одер, встречали фашистские самолеты над его территорией и навязывали воздушные бои. В этом месяце было проведено полтысячи поединков, в которых уничтожено 465 машин противника, в том числе 429 истребителей.
