Николай Шпанов - Ученик чародея (Часть 1-6)
Следом за Максом в садик вошел еще кто-то. Тщательно затворил за собой калитку, перешел к воротам и распахнул их для автомобиля. Когда машина въехала, спутник Макса запер ворота. Макс сердито расспрашивал Хеннеке, но его слов Кручинину не было слышно. Что-то объясняя, Хеннеке распахнул пиджак и показал пятно крови, растекшееся по рубашке и бинту. Макс побежал к дому, а его спутник почему-то засмеялся. В тот момент, когда этот третий переступал порог комнаты, Кручинин услышал, как он сказал Максу:
- Только не выходите из себя, а то вы переломаете кости и этой Вилме... Мне кажется, что...
Он не успел договорить. За каждую руку его держал агент Государственной безопасности. В таком же положении, широко расставив руки, стоял посреди комнаты и бывший бригаденфюрер - "господин Макс". Лицо его покрылось такой бледностью, что не стал заметен даже белый шрам от укуса...
- Какая неожиданная встреча, - сказал со своего места Кручинин. Макс быстро повернулся к нему, и глаза его сузились. Кручинин рассмеялся: - Вы помните, как выиграли у меня партию в шахматы?.. Тогда я был вынужден играть в поддавки. А теперь эти товарищи, - и Кручинин показал на стоявших возле стола офицеров, - кажется, намерены играть без поддавков.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
61. ЛИНДА ТВАРДОВСКАЯ
Когда сняли бинты, покрывавшие голову Грачика, сестра протянула ему зеркало, но Грачик не стал в него глядеть - сделал вид, будто его вовсе не интересуют следы, оставленные аварией. Но втайне он вовсе не принадлежал к числу людей, пренебрежительно относящихся к собственной наружности. Бывало, после бритья он с удовольствием поглядывал на себя в зеркало. И именно потому, что его, как всякого молодого, здорового человека, радовала собственная приглядность, он не спешил теперь убеждаться в том, как мало от нее осталось. О серьезности повреждений он мог судить и без снятия бинтов по тому, что на левой руке не хватало двух пальцев - может быть, и не самых нужных, но никогда не казавшихся ему лишними - мизинца и безымянного, на нижней челюсти не осталось ни одного переднего зуба. Правда, держа в руке уже изготовленный для него протез, он увидел ряд отличных зубов - ровных и белых, но трудно было себе представить это изделие в качестве украшения собственного рта.
Отпустив несколько шуток по поводу того, что он дешево отделался, врачи покинули Грачика. Тут-то он и взял зеркало. Он с удивлением глядел на незнакомые черты, поворачивая голову в фас и в профиль: подумать только, что один удар автомобиля может так изменить человека! Красный шрам, начинаясь под правым глазом, пересекал нос, рот и подбородок; нос прежде такой правильный - покривился и глядел теперь кончиком в левый угол рта. Правда, врачи уверяли, будто пластическая операция вернет нос на место, но все же Грачик со вздохом опустил зеркало. Оказывается, вовсе не нужно попадать в руки компрачикосам, чтобы стать пугалом, - достаточно один раз быть простофилей и прозевать момент, когда враг ступил на твой след... Но кто сказал, что ему нужна пластическая операция? Неправда, ему не нужна никакая операция. Единственное, что ему действительно нужно: поскорее получить свой протез, чтобы не шамкать подобно старику. Вот и все!.. Грачик откинулся на подушку. Если бы зеркало не принадлежало сестре, оно, наверно, полетело бы об стену.
Несмотря на возражения врачей, Грачик не остался в больнице! В идеале ни болезнь, ни внезапный отъезд Кручинина за границу не должны были помешать расследованию дела Круминьша. Но Грачик по опыту знал, сколько времени нужно новому человеку, чтобы разобраться в сложном материале, особенно, когда некому ввести новичка в дело, дать пояснения и рассказать о версиях, положенных в основу расследования. По рассказам своего преемника Грачик уже знал, как медленно движется расследование, завершение которого Грачик считал для себя делом чести. Случай с Круминьшем представлялся ему своего рода экзаменом на аттестат следственной зрелости, и враги сильно просчитались, ежели воображают, будто вышибли его из игры, окунув в Лиелупе. К приезду Кручинина он должен приблизиться к победе над загадкой дела Круминьша!
К удивлению сестры, заглянувшей в палату, Грачик беззаботно напевал кручининскую песенку:
Тогда ужасные убийцы,
Нанесши ей сто тысяч ран,
Ее бросают в океан.
А поутру она вновь улыбалась
Пред окошком своим, как всегда,
Ее рука над цветком изгибалась,
И струилась из лейки вода.
Блим-блом!
Тогда ужасные убийцы,
Разрезавши ее на сто частей...
Возвращение на работу встретило Грачика ворохом новостей. Быть может, самым интересным лично для него, хотя и не столь уж важным для дела, было подтверждение исчезновения Силса. Лежа в больнице, Грачик питал еще некоторую надежду на то, что парень просто "задурил" из-за тоски по своей Инге и вот-вот появится. Грачику этого очень хотелось, иначе следовало признать, что теория "веры в человека" ничего не стоит. Приходилось признать его, Грачика, неспособность проникнуть во внутренний мир человека, сидящего по ту сторону стола.
Второю новостью, на первый взгляд показавшейся Грачику менее интересной, но бывшей куда более важной для дела, явилось сообщение Крауша о том, будто, по его данным, возвращения Силса ожидает... Линда Твардовская.
- Линда Твардовская?! Позвольте, уж не мать ли Ванды Твардовской? воскликнул Грачик. - Я обрадую ее известием о том, что ее дочь жива.
- А по-моему, именно этого и не следует делать, - возразил Крауш. Впрочем, как только вы прочтете ее показания, то сами поймете, в чем тут дело. А тогда уже и прикажете доставить ее вам из предварительного. Вы будете рады повидаться... - Крауш сделал паузу и, потирая руки, с несвойственным ему оживлением добавил: - Ваша старая знакомая - Эмма Юдас.
Через час в кабинет Грачика ввели женщину с острова у озера Бабите. После того как Грачик преодолел первое удивление и, задав несколько вопросов, увязал появление Линды с тем, что сам видел и слышал на острове, ему оставалось только из ее собственных уст выслушать то, что он уже прочел в допросах, проведенных рижскими товарищами: Линда Твардовская сама явилась с заявлением, что смерть Круминьша - действительно результат убийства, а не самоубийства. Это - дело ее рук. Она совершила это преступление в соучастии с двумя людьми; один из них - милиционер, чей труп выловлен из реки. Этот соучастник застрелен другим членом шайки, ради избавления от лишнего свидетеля.
- Кто же этот второй соучастник? - спросил Грачик.
- ...Я уже говорила... на допросе, - ответила Линда, опуская взгляд.
- Повторите это мне.
Твардовская поджала губы. Можно было подумать, что ей трудно произнести имя. Наконец проговорила:
- Силс.
Грачик сердито стукнул было карандашом по столу, но тут же спохватился, овладел собой и, сделав вид, будто этот стук не имел отношения к делу, очень спокойно и даже с усмешкой произнес:
- Неправда!
Линда смешалась, но лишь на самый короткий миг, тут же справившись с собой, сказала:
- Разве вам не ясно, почему он бежал?.. Он знал, что я сознаюсь. Он не мог бы больше разыгрывать советского человека, - она порывисто, словно бы от нервного тика, повела плечами. - Хватит того, что он столько времени обманывал вас.
- Почему вы решили, что поверят вам, а не ему?
- Как же иначе?.. - Она с удивлением посмотрела на Грачика. - Побывав на острове, вы разве не поняли, что следы от места преступления ведут на мызу? - Линда кивком головы указала на лежащую перед Грачиком папку протоколов: там все сказано.
- Что толкнуло вас прийти сюда и все рассказать?
Грачику стоило труда скрывать раздражение. Линда держалась вызывающе, и в ее голосе, в словах звучало что-то, близкое к насмешке. Чтобы скрыть свое неудовольствие и дать себе время успокоиться, Грачик принялся перелистывать дело. Линда тем временем взяла папиросу из лежавшей на столе пачки и закурила. Наблюдая исподтишка, Грачик понял, что вся наигранная развязность Линды - маска, которую не трудно будет сбить. Несколько глубоких затяжек, по-видимому, были нужны ей, чтобы овладеть собой.
- Если бы вы были хорошим человеком, то помогли бы мне достать... Линда запнулась и с кривой улыбкой договорила: - немного вина... Просто водки... Пожалуйста!.. - Ее рука, державшая папиросу, дрожала, и на лбу выступили росинки пота. Грачик вспомнил их первую встречу, и снова им овладело чувство гадливости. - Немного вина... И... я бы вам все рассказала... - заключила она, не глядя на Грачика, - все по порядку...
- Папирос - сколько хотите, - ответил Грачик, - а вино... - Ему не нужно было договаривать - она поняла. - Итак, - спокойно повторил он, - что толкнуло вас на явку и признание?
Она заговорила потухшим, вялым голосом:
- У меня была дочь...
- Что значит "была"? - насторожившись, спросил Грачик.
- Я так и не получила известия от людей, к которым полетела Ванда.
- И не написали сами, не телеграфировали им?
