Дмитрий Урушев - Тайна Святой Руси. История старообрядчества в событиях и лицах
Увидел самодержец, что славная боярыня не покоряется и к новинам пристать не хочет. Рассказал о том, как отцам, архиереям. Они же, привыкнув свои догматы дивным учением кровопролития утверждать, советуют и увещевают монарха оную славную боярыню и бывших с ней отдать гражданскому суду.
Когда отдали их на немилосердное истязание, что страшное, что ужасное с ними сделали! Как благородных узами оскорбили! Как славных темницами обесчестили! Как честных мучениями немилостиво растерзали! Слушайте.
В ночи собрались честные и великие бояре Долгоруков, Воротынский, Сергиев и прочие. Привозится на пыточной двор и дивная в терпении Феодосия. Мучительные приспособления уготовляются, реброломательные орудия предлагаются, великий огонь разводится.
Как их приготовили, сказал князь Иван Воротынский: «Благородная боярыня Феодосия! Видишь ли огонь? Видишь ли мучительные орудия, уготованные тебя ради и на тебя? Послушай нас, прими новоизданные книги и догматы, тогда первую честь и славу от монарха и от нас примешь».
Что же храбрая душа? Что мужественная страстотерпица отвечала? «О, бедный князь Иван! Что грозишь мне угасающим и сотворенным огнем, который я всегда разводила для домашних потреб — для печения, для варения, для согревания дома. Так всегда поступала, потому нисколько не боюсь сего огня, обычного и угасающего. Но трепещу вечного и неугасающего пламени, хотящего бесконечно палить всех законопреступников».
После этих речений судьи повелели прежде взять ее сестру, благородную княгиню Евдокию, повесить нагой на дыбе и мучить немилостиво. Также и саму благородную боярыню, терпеливую Феодосию, повесили нагой.
О, свирепое немилосердие судящих! Не устыдились такого благородия, не усрамились честности оных, не помиловали слабости женского пола! Но яростно пролили неповинную кровь, растерзали праведные плоти, ранили тела преподобных, без всякого стыда расцветили их спины кровавыми глубочайшими ранами. И не дивно — архиереи на свои головы взяли пролитие праведной крови!
Потом, сняв с дыбы, нагих на землю бросили. А была великая зима, и много снега лежало на земле. О, конечное бесчеловечие каменных сердец, называющихся христианами! Христиан православных и честных в благородии, соблюдающих святые законы, ненавистно и ругательно мучат более злодеев, более разбойников, не являя ни малейшей капли человеколюбия!
Что же Всеблагой Господь? Разве презрел, разве оставил Своих страстотерпиц беспомощными в таких лютых <муках>? Никак! Не призрело на них человеческое око, но Божье милосердие призрело. Не согрела их в зимний мороз людская одежда, но Божья благодать и без одежды так одела, так тепло согрела, что и снег окрест них растаял, и благодатную теплоту милостиво подала страждущим. Однако не согрелись милосердием архиерейские души, не растаяли жестокие сердца судящих!
После тех лютейших пыток, после кровопролитного мучения <судьи> немилостиво осуждают заточить неповинных в городе Боровске, в земляной темнице, как живых в гробу. Ни сего света, ни видимого солнца не дают узреть достойным небесного сияния.
В оной темнице дивные и многострадальные жены, столь мужественно, столь храбро, столь ревностно претерпели, что даже до самой смерти, до самого исхода душевного великодушно понесли скорби и беды. Вчетвером просидели пять лет, живя в оной темнице, всегда болезненно томимы и мучимы голодом, холодом и нуждами. Преставились от мрачной и прегорькой темницы в вечный и немеркнущий свет будущего блаженного наследия.
Узрите, как дивные жены пострадали!Славьте их, ибо богатство и славу попрали!Не держат палаты мучениц святых,За подвиги сподобились венцов золотых.
ГЛАВА XVI ОБ ИЕРЕЕ НИКИТЕ СУЗДАЛЬСКОМ
Хотя и иные многие ревностно и терпеливо пострадали в царском городе <Москве>, но не могу точно сказать о них, как пострадали, как скончались, откуда были. Посему оставлю их. Только вспомяну терпеливого и усердного священника Никиту, который был иереем из города Суздаля, искусным в чтении книг и в науках.
Он возревновал о благочестии. И написав челобитные и обличения на новые правленые книги, пришел в город царский. И ревностно их отдал монарху, за что был схвачен новолюбцами. И стал носителем железных <оков> и жителем темницы. И был стеснен долговременными бедами, ранами и мучениями. Какие ему были бесчеловечно нанесены раны! Как ему люто дробили плоть! По-человечески ослабел в оных страданиях и смалодушествовал.
Почувствовав его малодушие, новолюбцы ласками, увещаньями и различными обещаньями уговаривают его так, что и к своей воле мужа склоняют. Скоро пообещал им покориться (ах, моя немощь!), не смог устоять. Но и со всем их новым исправлением книг согласился, сам себя осудил письмами и анафемами. О, человеческая слабость!
Дальше что? Со временем на свободу был отпущен. О, как себя укорял! О, сколь многими рыданьями обливался, называя себя преступником и жизнелюбцем! Так покаянием и слезами исправился, снова стал держаться древнего церковного благочестия и ревновать об отеческих законах. Хотел свое преступление вторым страданием загладить, но боялся, как бы ему не впасть в такое же малодушие. Потому присно молил Всеблагого Бога, да сотворит с ним спасительную милость на страдальческой тризне.
Пришло то время, когда российские воины всех стрелецких приказов стали ревновать о благочестии и усердствовать о древнем церковном православии. Они совещаются, обращаются к своим полковым начальникам и обретают их единодушными. Приходят к начальному воинскому воеводе, князю Ивану Хованскому, и говорят о своем ревностном усердии к отеческим законам. И все совещаются усердно просить царствующих монархов о древнем благочестии.
По совету и рассудительному указанию того <князя Хованского> призывают дивного ревностного иерея Никиту, бывшего тогда там <в Москве>. И зовут его с собой на подвиг о благочестии. Он же благодатной ревностью возжегся, уразумев Божье призвание. Снова вышел благочестивый подвижник на подвиг о благочестии. Берет с собор! славного отца Савватия, соловецкого постриженика, дивного житием, чудного святостью, премногого в добродетелях, и иных неких иноков и мирян.
И так, стараясь вместе со всеми воинами, написали умоляющее прошение и покорно подали его самодержцам. В нем же благоговейно молят и умильно просят царей: пусть <они> повелят всюду быть древнему благочестию по древним церковным старопечатным и письменным книгам, по оным и знаменоваться <крестным знамением>, и священникам благословлять, и молитвы творить, и всем отправлять все службы, действия и моления.
Смиренно просят об этом самодержцев. И самодержцы милостивыми очами на это посмотрели и, человеколюбиво рассудив, посылают к патриарху Иоакиму, чтобы того умолить. Патриарх Иоаким, хотя и неохотно, но прислушался к всенародному молению. Отчего все люди, как воины, так и прочие, веселились дивным весельем и несказанной радостью. Но кто может исследовать неведомые судьбы Божьи?
Доброе и радостное начало завершилось злым и плачевным концом. Ибо эти воины, как ревностно согласились на доброе усердие о благочестии, так обратились к злым кровопролитным поступкам. Собравшись, начали бесчинным скопом дерзновенно обходить дворы высоких господ и царедворцев. Стали ужасно совершать злодейские убийства. Отчего сердца самодержцев праведно ожесточились таковым кровавым и буйным начинанием. Отчего праведно гневались и члены царской фамилии, видевшие злодеяния. И что далее произошло?
Благородная царевна Софья Алексеевна, одна из славнейшей царской семьи, тогда царствовавшая со своими братьями-монархами, замышляет нечто хитрое и коварное. Возлагает это на архиереев и прочих священнослужителей, дабы на них это взыскалось от Бога. Говорит <своим братьям>, что они будут от этого свободны и в этом неповинны.
Так уговорив, призывает начальников воинов — пятисотников, сотников, пятидесятников и прочих. И мягкими увещаньями и ласковыми обещаньями склоняет их к покорности, одарив их хорошим жалованием. Прочих же <одаривает> царскими погребами. И так склоняет всех оставить начинание и более не просить монархов о древней церковной вере. И послушных различно и милостиво обогащает. И все воины на это согласились, стали весьма покорны и покладисты.
Только воины одного полка, называемого Титовым, усердно стояли за древнее церковное благочестие. Тотчас их лишили воинского звания и разослали в дальние ссылки. Тогда был схвачен дивный священник Никита вместе с ревностным отцом Савватием. Их жестоко предали немилостивым мучениям. Страстотерпцы себя предали на жесточайшие пытки, спины свои — на раны, плечи — на битье, суставы — на раздробление, кровь — на пролитие. И были так жестоко и немилостиво мучимы, что и мучители сострадали их терпению.