Жан Жуанвиль - История Крестовых походов
Покинув Лампедузу, мы увидели в глубине моря большой остров. Он назывался Пантеллерия и был населен сарацинами, которые считались подданными сицилийского короля и короля Туниса. Королева попросила послать к берегу три галеры за фруктами для детей. Король согласился и приказал капитанам трех галер идти туда и быть в готовности присоединиться к нему, когда его корабль пройдет мимо острова. Галеры вошли в маленькую гавань, но, когда судно короля проходило мимо, галер в ней не было и следа.
Моряки начали перешептываться. Поэтому король подозвал к себе команду и спросил, что, по их мнению, произошло. Они сказали — сдается им, что сарацины захватили людей короля и их галеры. «Но, — добавили моряки, — мы убедительно советуем вашему величеству не дожидаться их. Ибо сейчас вы между королевствами Сицилия (Сицилия и Неаполь. — Ред.) и Тунис (государство Хафсидов. — Ред.), ни одно из которых не испытывает к вам любви. Но если вы позволите нам продолжать путь, то еще до наступления утра мы спасем вас от опасности, ибо к тому времени мы уже минуем пролив.
«Тем не менее, — сказал король, — я не собираюсь следовать вашему совету и оставлять моих людей в руках сарацин, не сделав всего, что в моих силах, дабы спасти их. Так что я приказываю поставить паруса, чтобы мы могли атаковать врага». Когда королева услышала эти слова, она пришла в отчаяние и сказала: «Увы, это я во всем виновата!»
Когда команда поставила паруса на королевском судне и на всех других, чтобы поймать ветер, дувший к берегу, мы увидели, что от острова отходят галеры. Как только они подошли к нам, король спросил, почему их так долго не было. Они ответили, что ничего не могли поделать; дело было в том, что шестеро сыновей парижских горожан застряли в саду, объедаясь фруктами. Вытащить их было просто невозможно, а оставлять их не хотелось. Король приказал всех шестерых посадить в шлюпку. Они стали плакать и стонать. «Ради Бога, ваше величество, берите все, что у нас есть, но не обращайтесь с нами, как с ворами и убийцами, или мы будем навечно опозорены».
И королева, и все мы изо всех уговаривали короля изменить свое решение, но он нас не слушал. Всех шестерых посадили в шлюпку, где им и предстояло оставаться, пока мы не подойдем к земле. Они были так перепуганы, что, когда на море поднялись высокие волны, захлестывавшие их с головой, им пришлось все время сидеть на дне из опасения, что ветер может скинуть их в воду. Из-за их жадности наше путешествие продлилось на неделю дольше, потому что король заставил судно изменить курс.
Прежде чем мы наконец подошли к земле, нам пришлось пережить еще одно приключение на море. Одна из горничных королевы оказалась настолько беспечна, что, уложив свою госпожу в постель, она взяла платок, который королева носила на голове, и бросила его рядом с железной печкой, где королева зажгла свечу. Затем сия добрая душа отправилась спать в женскую каюту, как раз под спальней королевы. Свеча же продолжала гореть, пока пламя не опустилось так низко, что платок вспыхнул, а от него пламя перекинулось на полотно, прикрывавшее наряд королевы.
Проснувшись, королева увидела, что вся ее каюта объята пламенем. Она нагой вскочила с постели, схватила горящий платок, кинула его в море и стала сбивать пламя. Люди в шлюпке, что тащилась за кораблем, стали хрипло кричать: «Пожар! Пожар!» Я поднял голову и увидел, как на глади воды догорает платок. Быстро накинув плащ, я вышел к морякам.
Пока я был там, слуга, который спал в ногах у моей кровати, пришел и сказал, что король проснулся и спрашивает, где я был. «Я объяснил ему, — сказал слуга, — что вы были в своей каюте, а король сказал, что я вру». Пока мы разговаривали, к нам неожиданно подошел секретарь короля мэтр Жоффруа. «Не бойтесь, — сказал он мне, — все в порядке». — «Мэтр Жоффруа, — обратился я к нему, — пойдите и скажите королеве, что король уже проснулся, и попросите ее зайти к нему, чтобы успокоить его».
На следующий день коннетабль Франции и камергер короля Пьер и Жерве, постельничий короля, спросили у него: «Что случилось ночью? Мы слышали разговоры о пожаре». Я, со своей стороны, хранил молчание, но король ответил: «Было кое-какое происшествие, к которому сенешаль отнесся куда спокойнее, чем я. Тем не менее скажу, что нам повезло — прошлой ночью мы едва не сгорели». Король рассказал им, что случилось, а потом обратился ко мне: «Сенешаль, я приказываю тебе, чтобы отныне ты не шел спать, пока не убедишься, что потушены все огни, кроме главного огня в трюме. И заметь себе, что и я не пойду спать, пока ты не явишься ко мне и не доложишь, что все сделано». Все время, что мы были в море, я исполнял эту обязанность; и король никогда не ложился спать, пока я не приходил к нему.
Тем не менее во время нашего путешествия случился еще один инцидент. Сеньор Драгоне, дворянин из Прованса, как-то утром спал на своем судне, которое было в добром лье (морское лье — более 5,5 км) перед нашими кораблями. Проснувшись, он подозвал одного из своих слуг и сказал ему: «Прикрой чем-нибудь этот иллюминатор, а то солнце бьет мне прямо в лицо». Слуга, убедившись, что прикрыть иллюминатор можно только снаружи, вылез за борт судна.
Пока он возился с иллюминатором, оступился и упал в воду. Поскольку судно было маленьким и не тащило за собой шлюпку, оно очень быстро оставило человека далеко за кормой. Те из нас, кто был на судне короля, увидели его, но, поскольку человек в воде не предпринимал никаких усилий, чтобы спастись, мы кинули ему какие-то доски и бочку.
Одна из галер короля выловила страдальца из воды и доставила на наш корабль, где он рассказал, как произошел несчастный случай. Я спросил его, почему он не пытался как-то спастись, то ли плывя, то ли как-то иначе. Он ответил, что спешить не было необходимости, да и можно было ни о чем не думать, потому что, падая, он поручил себя милости Богоматери Вовертской и после падения, пока к нему не подошла галера, она поддерживала его за плечи. В честь этого чуда я описал его на стенах моей часовни в Жуанвиле, а также на хрустальных стеклах витража в Блекуре.
Проведя десять недель в море, мы пришли в порт примерно в двух лье от замка Йер. Он принадлежал графу Прованскому, который потом стал королем Сицилии и Неаполя. И королева, и все члены совета сошлись во мнении, что здесь король должен сойти на берег, потому что эта земля принадлежала его брату. Тем не менее король сказал, что не оставит корабль, пока мы не придем в Эг-Морт (в 25 км восточнее Монпелье, в Камарге. — Ред.), который лежал на его собственной территории. В таком мнении он оставался и в среду и в четверг, и мы не могли переубедить короля.
У всех этих кораблей, построенных в Марселе, было по два руля, и вы могли бы управлять таким кораблем совершенно удивительным образом, поворачивая его направо или налево с той же легкостью, с которой разворачиваете лошадь во время пахоты. В пятницу, когда король сидел за одним из этих румпелей, он подозвал меня к себе и сказал: «Что ты думаешь на эту тему, сенешаль?» — «Сир, — ответил я, — вас может постичь такая же судьба, как мадам де Бурбон, которая не высадилась в этом порту, а направилась в Эг-Морт и провела в море шесть полных недель».
Король созвал своих советников и, передав им мои слова, спросил, что они ему посоветуют. Все они были единодушны во мнении, что ему стоит высадиться здесь, потому что с его стороны было бы не очень продуманно, когда они уже избавились от многих опасностей, снова подвергать им в море себя, жену и детей. Король принял решение, согласно нашему совету, что очень обрадовало королеву.
Король и его семья высадились рядом с замком Йер. Когда Людовик ждал лошадей для возвращения в Иль-де-Франс, аббат из Клюни — позже он стал епископом Оливским — подарил ему двух иноходцев, которые сегодня стоили бы пятьсот ливров, одного для самого короля, а другого для королевы. Подведя их, аббат сказал королю: «Я приду завтра, ваше величество, чтобы поговорить о моих личных делах». Он вернулся на следующий день. Король слушал его долго и внимательно. Когда аббат ушел, я явился к королю и сказал: «Я хотел бы спросить, если вы мне позволите, — вы столь благожелательно выслушали аббата из Клюни потому, что вчера он подарил вам двух коней?» Король надолго задумался и затем сказал: «Говоря по правде, да». — «Ваше величество, — сказал я, — знаете, почему я задал вам этот вопрос?» — «Почему же?» — спросил он. «Потому, — ответил я, — что серьезно советую вашему величеству, вернувшись в ваше королевство, запретить всем вашим советникам, отправляя правосудие, принимать что-либо в подарок от тех, кто собирается представить свое дело. Потому что можете не сомневаться, что, получив подарок, они выслушают дарителей с большей охотой и вниманием, точно так же, как и вы сделали в случае с аббатом Клюни». Король немедленно собрал своих советников и передал им мои слова; они ответили, что я дал хороший совет.
