Жан Жуанвиль - История Крестовых походов
Королева Бланш (Бланка) относилась к королеве Маргарите настолько нетерпимо, что даже не позволяла своему сыну находиться в обществе своей жены, пока вечером он не отправлялся спать с ней. Дворец, в котором молодой король и его жена больше всего любили находиться, стоял в Пон-туазе, потому что в нем покои короля находились на верхнем этаже, а королевы — под ними. Им приходилось встречаться и разговаривать на спиральной лестнице, которая вела от одной комнаты к другой. И как только швейцарцы видели, что приближается королева Бланка, они стучали в дверь древками своих алебард, и королю приходилось быстро бежать в свою комнату, чтобы мать застала его там. Постельничий королевы Маргариты делал то же самое, когда королева Бланка являлась к своей невестке, чтобы она могла застать молодую королеву в одиночестве.
Однажды король находился рядом со своей женой, когда ей угрожала большая опасность и она могла умереть после родов. Королева Бланка вошла в ее комнату и, взяв короля за руку, сказала ему: «Уходи. От тебя тут нет никакой пользы». Королева Маргарита, увидев, что королева-мать уводит короля, закричала: «Увы мне! Буду ли я жить или умру, вы не даете мне увидеться с моим мужем!» Она потеряла сознание, и все решили, что королева умерла. Король, считая, что его жена умирает, вернулся к ней, и с большим трудом ее удалось вернуть к жизни.
Глава 17
ВОЗВРАЩЕНИЕ ВО ФРАНЦИЮ
Февраль—декабрь 1254 годаКогда укрепления Сайды были почти закончены, король приказал, чтобы через лагерь прошло несколько процессий. После каждой из них легат призывал людей молить Бога, чтобы начинания короля завершились в соответствии с Его желаниями, чтобы король творил лишь то, что захочется Ему, вернется ли он во Францию или же останется за морем.
После того как все процессии прошли своим чередом, король подозвал меня из компании заморских дворян и провел во двор, где заставил встать спиной к ним. Затем ко мне обратился легат: «Королю очень нравится, как ты ему служишь, сенешаль, и он очень рад, что служба принесла тебе и доход и почести. Более того, чтобы твое сердце успокоилось, король поручил мне сказать, что к грядущей Пасхе он собирается возвращаться во Францию». — «Да благословит Бог его желание», — ответил я.
Поднявшись, легат попросил проводить его, что я и сделал. В своем жилище он отвел меня в отдельную комнату, в которой никого, кроме нас, не было. Закрыв дверь, легат взял мои руки в свои и стал горько плакать. Едва только обретя способность говорить, он сказал мне: «Я предельно рад, сенешаль, и благодарю Господа, что и король, и вы, и другие пилигримы избежали большой опасности, которая угрожает вам здесь. Но я до глубины сердца опечален, что мне приходится покидать общество таких выдающихся людей, как вы, и возвращаться ко двору в Риме, где так много двуличных людей. Тем не менее скажу, что я собираюсь сделать. Я хочу сделать так, чтобы после вашего отбытия остаться тут еще на год и потратить все, что у меня есть, на укрепления пригородов Акры. Таким образом я смогу доказать этим людям в Риме, что не привез с собой никаких денег, и, если мои руки будут пусты, они оставят меня в покое».
Как-то я рассказал легату о двух грехах, которые доверил мне один из моих священников. Он сказал в ответ: «Никто лучше меня не знает о всех грехах злобы и предательства, совершенных в Акре. Вот почему Господь обрушит месть свою на Акру и омоет улицы кровью ее жителей и тех, кто придет жить на их место». Пророчество этого доброго человека исполнилось лишь частично; город в самом деле был омыт кровью его обитателей,[21] но те, кому довелось потом жить здесь, еще не появились. (Позже город снова был заселен. Сейчас город Акра (Акко) находится в Галилее (Израиль). — Ред.) Господь позаботился, чтобы те, кого он прислал сюда, были хорошими людьми, чьи деяния отвечали Божьей воле!
Какое-то время спустя король послал за мной и приказал вооружиться. Когда я спросил его, в чем дело, он объяснил, что надо сопровождать королеву и детей в Сур (Тир), который лежал примерно в семи лье отсюда. Я не сказал ни слова в ответ, хотя он доверил мне очень опасное поручение, потому что в то время между нами и сарацинами Египта или Дамаска не было ни мира, ни перемирия. Слава Богу, к сумеркам мы спокойно, без всяких помех добрались до Сура, хотя нам дважды пришлось спешиться и развести костер, чтобы приготовить еду и дать детям поесть или покормить их грудью.
Прежде чем король оставил Сайду — укрепленную высокими стенами, башнями и широкими рвами, вдоль и поперек очищенными от грязи, — патриарх и местные сеньоры пришли к нему и сказали следующие слова: «Ваше величество, вы укрепили Сайду, Кесарию и город Яффу, которые хорошо послужат Святой земле. Кроме того, вы отменно усилили оборону Акры, возведя вокруг нее стены и башни. Мы поговорили между собой и не видим, пойдет ли на пользу Иерусалимскому королевству ваше дальнейшее пребывание здесь. Поэтому мы убедительно советуем вам к приходу Великого поста ехать в Акру и готовиться к возвращению домой, чтобы после Пасхи вы могли вернуться во Францию». Последовав совету патриарха и вельмож, король оставил Сайду и направился в Сур, где находилась королева. Отсюда мы двинулись в Акру, куда король прибыл к началу Великого поста.
Все время поста король занимался подготовкой своих судов к возвращению во Францию. Всего их было тринадцать кораблей, считая парусные суда и галеры. Вскоре после Пасхи, в канун Дня святого Марка, они были готовы принять на борт короля и королеву. Когда мы подняли паруса, ветер нам благоприятствовал. В День святого Марка король сказал мне, что это его день рождения; я ответил, что в будущем он сможет называть его днем своего второго рождения, ибо возродился к новой жизни, покинув эту землю, полную опасностей.
В субботу перед нами открылся Кипр и гора на этом острове, которую называют горой Креста. С земли поднялся туман и затянул всю морскую гладь, так что наши моряки, видя сквозь туманную пелену лишь верхушку горы, решили, что мы от Кипра дальше, чем это было на самом деле. Поэтому они смело пошли вперед, и наше судно село на песчаную мель, скрывавшуюся под водой. Если бы мы не врезались в эти песчаные наносы, то столкнулись бы с притопленными скалами, на которых наш корабль разлетелся бы на куски, а мы все потонули бы.
Как только наше судно село на мель, все на борту издали вопль. Все кричали от испуга; и моряки, и все прочие ломали руки — люди были полны страха, что их может поглотить морская пучина. Как только я услышал эти крики, то вскочил с постели и поднялся на палубу к морякам, собравшимся на носу. Когда я оказался там, брат Раймонд, храмовник и командир экипажа, приказал одному из своих людей бросить лот. Едва только он это сделал, как закричал: «Господи, спаси нас! Мы на мели!» Услышав это, брат Раймонд разодрал одежду до пояса и принялся рвать бороду, восклицая: «Мы пропали! Мы пропали!»
В этот момент один из моих рыцарей, Жан де Монсон — он был отцом аббата Гийома из обители Святого Михаила, оказал мне большую любезность, принеся мой тканый сюркот и накинув его мне на плечи, потому что на мне был только плащ. Я крикнул ему: «Что толку от этого сюркота, когда мы тонем?» — «В глубине души, сир, я предпочел бы увидеть всех нас утонувшими, чем допустить, чтобы вы простудились и умерли».
Наши моряки кричали: «Эй, вы, на галерах, подойдите и возьмите короля!» Но из четырех галер королевской флотилии ни одна не подошла к нам. Действовали они очень предусмотрительно; на борту у нас было несколько сот человек, и, если бы все мы перебрались на галеры, они бы потонули.
Моряк, у которого был лот, кинул его второй раз и, вернувшись к брату Раймонду, сказал, что корабль сошел с мели. Брат Раймонд отправился сообщить это королю и нашел его распростертым на палубе перед распятием Господа нашего на алтаре, босым, в одной лишь накидке, непричесанным, с руками раскинутым в форме креста, как человека, который приготовился к гибели в воде.
Как только прояснилось, мы увидели перед собой скалы, о которые должны были разбиться, не сядь наше судно на песчаную мель. Утром король созвал капитанов со всех кораблей, и они опустили на дно моря четверых ныряльщиков. Когда они поднялись, король и капитаны выслушали их одного за другим по очереди, так, чтобы никто из ныряльщиков не знал, что говорят другие. Тем не менее из рассказов всех четверых выяснилось, что, врезавшись в мель, корабль потерял примерно двадцать футов (6 метров) обшивки у самого киля.
Король представил нам капитанов и спросил, что они советуют делать, когда корабль получил такие повреждения. Обменявшись мнениями, они сказали королю, что советуют оставить это судно и перейти на другое. «Мы так считаем, — сказали капитаны, — так как не сомневаемся, что крепления обшивки вашего судна расшатались, и поэтому боимся, что когда оно выйдет в открытое море, то не выдержит ударов волн и рассыплется на куски. Потому что, как вы знаете, когда вы прибыли из Франции, один из ваших кораблей постигла эта же участь; выйдя в бурное море, он не выдержал натиска волн и потерпел крушение. Все на его борту погибли, кроме одной женщины и ее ребенка, которые спаслись на обломке судна. (Я лично могу подтвердить, что они говорили правду, потому что видел эту женщину с ребенком в доме графа де Джойни, где он из любви к Богу дал им приют.)
