Франсина Доминик Лиштенан - Елизавета Петровна. Императрица, не похожая на других
Новообращенные христиане, люди самого различного происхождения, не получали никаких наставлений в вере, многие понятия не имели ни о догматах, ни о ритуалах православия. Знали ли они хотя бы, кто такой Христос? Умели ли молиться{635}? Некоторые даже не понимали, что их обратили в какую-то другую веру, — вероятно, тут сказывался языковой барьер. Их «просвещением» зачастую занимались тупые фанатики, собственное невежество в вопросах веры возмещавшие рукоприкладством и прочими видами насилия. Елизавета приказала строить для новообращенных школы, дабы сделать из них образцовых верующих, но она не подумала сформировать прежде учителей, а потому эти просветительские учреждения были прозваны душегубками, поскольку многие дети умирали там от дурного обращения{636}.
В 1742 году обер-прокурором Святейшего Синода стал Яков Шаховской, бывший военный. Он столкнулся с ужасающим мракобесием части духовенства. Чтобы лучше разобраться в текущих проблемах церкви, он пожелал изучить архивы, однако таковых не оказалось. Захотел узнать хотя бы, в каком положении текущие дела, — никто не понимал, о чем он толкует. Высшие церковные иерархи, ответственные лица этого почтенного собрания, улаживали возникающие вопросы изо дня в день, а протоколы подделывали или вообще их не вели, чтобы вернее замести следы хищений. Обер-прокурор потребовал, чтобы его ознакомили с состоянием монастырских доходов, но оказалось, что с начала царствования Елизаветы никто не подводил бюджетного баланса. Он созвал пленарное совещание — оно ни к какому решению не пришло. Высшее духовенство, напуганное служебным рвением Шаховского, проголосовало за то, чтобы отстранить его от должности. Государыне пришлось лично вмешаться, чтобы восстановить порядок. Чересчур обременительного прокурора в конце концов отправили восвояси — в 1753 году его место занял князь Николай Львов. Этот чиновник отличался отменным добродушием: предпочитал, оставаясь невозмутимым, прикарманивать подношения и взятки. Он делал вид, будто понятия не имеет о запутанных махинациях высшего духовенства{637}.
В период между двумя войнами — от 1748 до 1755 года — правление стало более терпимым. По настоянию Петра Шувалова Сенат в 1755 году внес изменения в законы, позволявшие местным властям преследовать староверов и квакеров без предварительного согласования с правительством. Во время Семилетней войны религиозная политика Елизаветы заметно сменила ориентацию: царица по-прежнему стремилась сплотить своих подданных вокруг церкви и, следовательно, всячески приветствовала их переход в православие, но отныне следила за тем, чтобы неумеренное миссионерское рвение некоторых священнослужителей не приводило к беспорядкам. Радикальный политический поворот в отношениях с Портой побудил императрицу проявлять больше деликатности к мусульманам своей страны. Указом от 1761 года было разрешено заново отстроить многие мечети, но при двух условиях: община должна включать не менее 300 правоверных, а ее культовое здание — находиться за пределами селения. К тому же новообращенные христиане должны быть более строго отделены от своих бывших единоверцев-магометан{638}.
При всей своей строгости в вопросах веры, Елизавета с возрастом стала проявлять больше терпимости: такие личности, как Иван Шувалов, несомненно, мало-помалу приобщали ее к культуре Просвещения, открытой для восприятия различных верований.
К тому же императрица одержала огромную победу, в ее собственных глазах это было главным свершением ее царствования: православные благодаря вмешательству в дела оттоманской Порты возвратили себе право контроля над иерусалимскими святыми местами. Воодушевленная этим обстоятельством, царица более уверенно смотрела на религиозную ситуацию, сложившуюся в ее стране.
Начиная с 1698 года святые места в Иерусалиме контролировала Франция; однако орден францисканцев, на который была возложена эта задача, подвергался давлению со стороны православного духовенства. Со времени заключения Белградского договора 1739 года, определившего границы между Турцией и Россией, Людовик XV служил, притом результативно, посредником между ними и гарантом стабильности; стремясь воздать ему за это, султан обещал, что за католическими монахами сохранятся их обязанности, а «французский император» — так его титуловали на Востоке — останется патроном святого града{639}. Елизавета считала нужным поддерживать статус-кво, ограничиваясь тем, что выделяла своим единоверцам денежные средства. Это продолжалось вплоть до разрыва в 1748 году дипломатических отношений между Петербургом и Версалем. Но когда все контакты с Францией прервались, ничто более не мешало императрице «освободить» Иерусалим от западных еретиков, благо это было одним из заветных желаний ее отца.{640} В течение 1750-х годов в базилике Гроба Господня произошло несколько кровавых стычек. Это было слишком: Елизавета почувствовала, что ее долг — вмешаться и поддержать православных. С этой целью она попыталась сблизиться с неверным — с султаном, традиционным союзником Версаля и Варшавы, чтобы попробовать уладить эту проблему мирно. Людовик тотчас понял, что у русских на уме: они норовят, с одной стороны, свести на нет турецкое влияние в Европе, с другой — оказав давление на диван, восстановить свой контроль над Гробом Господним. А достигнуть этой цели означало бы еще и вызвать ответное оживление православных меньшинств в странах, соседствующих с этой гигантской империей. Русские представители в Константинополе — Неплюев, потом Обрезков, а также состоящий при них весьма искусный драгоман по имени Хризостелос — сумели посредством даров, взяток и сладких речей убедить султана окончательно передать «грекам» контроль над святыми местами, и все это произошло под покровительством женщины{641}! Это был настоящий скандал — по крайней мере в глазах Версаля.
Столь ловкая религиозная политика незамедлительно возымела последствия в области межнациональных отношений. На юге Украины обстановка накалилась. Франция подстрекала татар спровоцировать в этих краях «casus belli» — ситуацию, пригодную стать поводом для войны. Черкесы также внесли свою лепту, затевая бунты с целью ослабить защиту границы. Война между Турцией и Россией возвратила бы Людовику его главенствующее с точки зрения религии положение на Святой земле{642}. Однако эти чаяния противоречили директивам министерств иностранных дел — как русского, так и французского. На пороге Семилетней войны они стремились к сближению, к установлению оборонительного союза. Под властью Елизаветы и при том обороте, какой приняла международная политика, казачьему краю предстояло пережить стремительный, хотя и кратковременный расцвет.
УКРАИНСКИЕ ДЕЛА
Петр Великий, устав от вечных казачьих бунтов, лишил этот воинственный народ автономии, а власть его вождя — гетмана — упразднил. Данила Апостол, последний из гетманов, признанных Россией, умер в 1734 году. Тогда страна оказалась в ведении временной комиссии, которая насчитывала в своем составе трех русских и трех «малороссов», причем первые были склонны диктовать свои законы вторым. Процесс интеграции Украины и подчинения казачества пошел полным ходом. Однако фаворит Елизаветы Алексей Разумовский был родом из этой страны и тем гордился. Он рассчитывал раз в жизни вмешаться в политику, с тем чтобы повлиять на императрицу в пользу своих земляков. В 1744 году она отправилась в Киев на богомолье, там она приняла депутацию, которая явилась с просьбой о восстановлении гетманской власти, а следовательно, возвращении региону частичной независимости. Другая делегация возобновила ту же просьбу год спустя, прибыв по случаю бракосочетания великого князя Петра. В принципе царица согласилась, теперь надо было найти человека, способного занять место гетмана. Выбор отнюдь не случайно пал на Кирилла Разумовского, младшего брата се морганатического супруга; Кириллу в ту пору было всего шестнадцать. Пришлось ждать до февраля 1750 года, чтобы те, кем ему предстояло управлять, могли избрать его. Избрали единогласно — причин, надо полагать, было две: благодарность за то, что гетманскую власть восстановили, и немаловажный факт, что отсутствовали другие мало-мальски достойные кандидаты. Украина получала также значительные субсидии, предназначенные для облегчения участи самых нуждающихся. Она имела право на возмещение убытков, причиненных ей во время войны с Портой в 1736–1739 годах. Тогда семь полков, расквартированных в этой провинции, вернулись в Россию, к немалому облегчению местных жителей, видевших в их присутствии силовое посягательство на свою свободу. Русские чиновники также покинули здешние края, управление которыми было поручено коллегии иностранных дел: для Малороссии это было залогом независимости и знаком доброй воли со стороны императрицы. Украина познала новый расцвет. Местные крестьяне и казаки ввозили для своего личного употребления продукты, освобожденные от всяческих пошлин. Когда же они их вывозили в другие регионы империи, пошлину приходилось выплачивать в обычном размере. Многие из них разбогатели на торговле говядиной. Украинцы получили также право гнать спиртные напитки для собственного употребления — после 1755 года эта деятельность стала привилегией дворянства. Казак ни в коем случае не мог быть обращен в рабское состояние, это касалось даже казачек, вышедших замуж за крепостных украинцев{643}. Кирилл Разумовский, предпочитая проводить время в столичных развлечениях, поручил дела правления союзу местных офицеров. Тем не менее молодой гетман не упускал из поля зрения дела своей страны и сумел провести в ней некоторые административные реформы; зато проблемы приграничных областей, связанные с нескончаемыми набегами татар, приводили его в растерянность. А жалобы казаков бесследно тонули в бюрократической неразберихе Сената и коллегии иностранных дел. Оба Разумовских проявляли полное единодушие с Елизаветой в самом основном — в ее непреклонности там, где дело касалось вопросов религии. Таким образом, на высших ступенях церковной иерархии оказались русские священнослужители, не склонные поддаваться влиянию западных богословов. Требовалось любыми средствами усилить позиции православной церкви в приграничных губерниях империи.
