Петр Балаев - Анти-Стариков-2. Правда о русской революции. От Февраля до Октября. Гадит ли англичанка в России?
Конечно, во времена молодости я, например, эти вопли воспринимал за чистую монету. Тогда мы еще не знали о влиянии рынка на идеологию. Но современный жизненный опыт позволяет уже задаться единственно возможным вопросом по поводу той истерии «верности»: господа, это сколько ж вы от «союзников» хапнули, если даже против власти народа за их интересы отважно начали бунтовать? И сколько еще планировали хапнуть?
Те же офицеры, кто не подвергся заражению вирусом «верности союзникам», припоминали историю Крымской, Балканской, Русско-японской войн и с удовольствием шли записываться в Красную Армию, предвкушая возможность навалять по полной и «союзникам», и продавшимся им соотечественникам.
История создания Добровольческой армии обязательно когда-нибудь должна быть экранизирована. Такой материал! Жаль только Гайдая уже нет в живых, я не уверен, что сегодня кто-то сумеет снять по-настоящему смешную комедию.
Не успел М. В. Алексеев провести первый строевой смотр добровольцев, откликнувшихся на его призыв, как в Новочеркасск приперся Л. Г. Корнилов со своим друганами. И нагло пристроился к идее добровольчества. Даже не спросил у инициатора разрешения. И начали они гавкаться между собой. Историки как только не пытались объяснить взаимную генеральскую неприязнь. И тем, что Алексеев когда-то, еще в 1915 году, хотел за нарушение приказа Лавра под суд отдать, и тем что Лавр на Мишу был обижен, когда его в 1917 году Миша опрокинул с назначением на пост командующего фронтом, а потом и арестовал после провала выступления против Керенского… Ерунда, это можно было забыть обидчивым лампасникам, если они собирались работать ради одной цели. Не за то Алексеев обозвал метиса казако-казахского львом с головой барана. Просто Миша переписывался с представителями французского командования, а Лавруша – английского. Спонсоры у них разные были. А Деникин, пытаясь обелить свою роль в событиях тех лет, написал мемуары про смуту (одним из разжигателей которой и был), и по глупости «настучал» на соратников:
«…в конце января 1918 года генерал Алексеев в письме, обращенном к начальнику французской миссии в Киеве, указав на серьезное значение добровольческой организации и очертив тяжелую обстановку на Дону, говорил: "… Но силы неравны, и без помощи мы вынуждены будем покинуть важную в политическом и стратегическом отношении территорию Дона к общему для России и союзников несчастью. Предвидя этот исход, я давно и безнадежно добивался согласия направить на Дон, если не весь чешско-словацкий корпус, то хотя бы одну дивизию. Этого было бы достаточно, чтобы вести борьбу и производить дальнейшие формирования Добровольческой армии. Но, к сожалению, корпус бесполезно и без всякого дела находится в районе Киева и Полтавы, а мы теряем территорию Дона. Сосредоточение одной сильной дивизии с артиллерией в районе Екатеринослав – Александровск – Синельниково уже оказало бы косвенную нам помощь… Весь корпус – сразу поставил бы на очередь решение широкой задачи. Зная ваше влияние на г. Макса и, вообще, на чехов, я обращаюсь к Вам с просьбой принять изложенное мною решение. Быть может, еще не поздно. Через несколько дней вопрос может решиться бесповоротно не в пользу Дона и русских вообще"».
Корнилов же давно был пригрет англичанами, еще со времен пребывания у него, когда Лавр командовал армией Юго-Западного фронта, комиссаром британской содержанки Бориса Савинкова. Потом и посол Бьюкенен поощрял полуказака-полуказаха на свержение Керенского. И Корнилову попытки «положить» Добровольческую армию под французов мало нравились.
И так как в одном банкетном зале собрались содержанки разных сутенеров, то ни один сутенер и не желал оплачивать этот банкет… Только обещали. «Московский Центр в лице трех его членов, командированных в Петроград, обратился за финансовой помощью и к союзным дипломатам. Попытка эта также не привела ни к чему. В первое время после большевистского переворота иностранные посольства находились в состоянии страха и полной растерянности. Английское, впрочем, устами второстепенного представителя майора Киз обещало крупную материальную поддержку». (А. Деникин).
Дело антибольшевистского сопротивления начинало пускать пузыри. Это комсомольцы шли в добровольцы за идею, среди офицерства идти за идеями Корнилова и Алексеева таких «комсомольцев» было катастрофически мало.
«Невозможность производства мобилизации даже на Дону привела к таким поразительным результатами, напор большевиков сдерживали несколько сот офицеров и детей – юнкеров, гимназистов, кадет, а панели и кафе Ростова и Новочеркасска были полны молодыми здоровыми офицерами, не поступавшими в армию. После взятия Ростова большевиками, советский комендант Калюжный жаловался в совете рабочих депутатов на страшное обременение работой: тысячи офицеров являлись к нему в управление с заявлениями, «что они не были в Добровольческой армии»… Также было и в Новочеркасске. Донское офицерство, насчитывающее несколько тысяч, до самого падения Новочеркасска уклонилось вовсе от борьбы: в донские партизанские отряды поступали десятки, в Добровольческую армию единицы, а все остальные, связанные кровно, имущественно, земельно с войском, не решались пойти против ясно выраженного настроения и желаний казачества» (А. Деникин)
Проблема была еще и в том, что главари этого добровольного бандитского формирования в армии даже мало-мальским уважением и известностью не пользовались. М. А. Алексеев был просто серой штабной мышью, когда Временное правительство поставило его во главе войск, ничего сделать не смог, ему армия отказалась подчиняться, Главнокомандование его закончилось пшиком. Л. Г. Корнилов как полководец был известен только тем, что подчиненные ему дивизии австрияки регулярно громили, пока и командира в плен не взяли. И во время возглавленного им заговора против Керенского армия не пошла за этим позером. А Деникин – просто один из многих начдивов, звезд с неба не хватал, только совсем немного успел одной из армий покомандовать, и то такое счастье ему выпало благодаря революции… Это были интеллектуальные ничтожества среди командного состава. Кого они могли вдохновить?
Тогда эта шайка обратилась к человеку одно слово которого могло зашедшее в тупик белое движение оживить, к А. А. Брусилову. И получили ответ: «Я подчиняюсь воле народа – он вправе иметь правительство, какое желает. Я могу быть не согласен с отдельными положениями, тактикой советской власти; но, признавая здоровую жизненную основу, охотно отдаю свои силы на благо горячо любимой мною родины».
После такого заявления самого знаменитого русского полководца Первой мировой войны, уже окончательно стало очевидно, что на Дону формируется, выражаясь современным языком, незаконное вооруженное формирование, финансируемое, к тому же, из-за рубежа. И цель этой банды – борьба против народного правительства.
В конце концов, стало и сутенерам видно, что без денежных вливаний «девочки» могут просто разойтись в разные стороны и потом их на одной панели уже не соберешь.
«После долгих мытарств для армии через «Национальный центр» было получено генералом Алексеевым около 10 миллионов рублей, то есть полугора-двухмесячное ее содержание. Это была первая и единственная денежная помощь, оказанная союзниками Добровольческой армии» (А. Деникин)
Насчет помощи именно Добровольческой армии, первой и единственной, Деникин не врал. Именно так. С небольшой поправкой – затем помощь шла Вооруженным силам Юга России, в составе которых была эта армия. Теперь на имидже зачинателей белогвардейщины уже болталась бирка, на которой написано крупными буквами «продано».
После изыскания средств финансирования удалось собрать банду в четыре с лишним тысячи человек. Этого было катастрофически мало для решения провозглашенных целей в «Конституции генерала Корнилова», сочиненной в конце января 1918 года. Можно хоть смеяться, хоть плакать, но если убрать из этой конституции всю брехню насчет разных свобод и Учредиловки (Алексеев недвусмысленно в письме Шульгину объяснил – какая будет Учредиловка), то останется: «Полное исполнение всех принятых Россией союзных обязательств международных договоров. Война должна быть доведена до конца в тесном единении с нашими союзниками…».
И не будь этих «патриотов», война на юге России была бы просто невозможна. Сама идея народовластия в лице Советов, первые декреты Совнаркома, давшие мир и землю русским людям, настолько соответствовали чаяниям народа, вконец замордованного правителями «Великой России», что даже казачество, считавшееся оплотом реакции, просто плюнуло на все призывы идти биться с большевиками. Не до того людям было, наступала мирная жизнь, нужно было собираться на сходы, выбирать новую власть из числа своих братьев, определяться, как помещичью и кулацкую землю делить, призывы опять седлать коней и выступать в поход против тех, кто дал мир и землю воспринимались в массе казаков просто враждебно.
