Коллектив авторов - Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом
И.М. Чирскова
Цензура и историческое знание в России второй половины XIX века
Историческая информация, учитывая ее социальную значимость, всегда находилась в поле пристального внимания цензуры. В России второй половины XIX века интерес к истории как важнейшему способу социальной и культурной самоидентификации не только возрос, но и приобрел качественно новые черты. Расширение образовательных и общественных инициатив, появление специализированных журналов, увеличение числа изданий и статей по исторической тематике в периодике широкого профиля, – все это стимулировало и цензурный контроль над публикациями источников и исследованиями, более пристальное внимание к учебникам и книгам «для народного чтения», театральным постановкам на исторические сюжеты. Степень надзора и границы допускаемой исторической «гласности» были обусловлены многими факторами – например, временной отдаленностью описываемых событий, их характером и кругом участников. Значение имела актуальность материала в конкретный исторический момент и возможность параллелей с современностью, а также оценочные характеристики и другие факторы. Цензорами учитывались состав и массовость читательской аудитории (которой была адресована та или иная публикация), ее образовательный уровень, социальный статус, возраст, в ряде случаев – и пол потребителей печатного слова, а также характер издания, личность издателя, состав редакции, авторство конкретного материала и прочее.
Поскольку история немыслима без имен правителей, а их упоминание требовало соответствующего разрешения, временные пределы «свободного» изложения отечественной истории в разные ее периоды варьировались. Впервые (в прецедентном порядке) они были определены в 1852 году Николаем I: личная цензура императора распространялась на освещение событий после 1796 года. В 1860 году, уже в другом политическом контексте, был принят циркуляр, расширивший хронологические рамки контроля и впервые указавший на идеологические причины временных ограничений[889]. Циркуляр от 8 марта 1860 года констатировал отсутствие в цензурном уставе статьи, воспрещающей «распространение известий неосновательных и по существу своему неприличных к разглашению о жизни и правительственной деятельности Августейших Особ Царствующего Дома, уже скончавшихся и принадлежащих истории». Документ проявлял заботу о «не принесении вреда» подобными «известиями» и одновременно о том, чтобы «не стеснить отечественную историю в ее развитии». Рубежом был принят конец царствования Петра I, после которого запрещалось «оглашение сведений, могущих быть поводом к распространению неблагоприятных мнений о скончавшихся Августейших Лицах Царствующего Дома, как в журнальных статьях, так и в отдельных мемуарах и книгах» В то же время в совете Главного управления по делам печати (далее ГУДП) и тогда не прекращались споры о необходимости общего «ограничительного законоположения о скончавшихся особах августейшего дома»[890].
Официально границы «дозволенного» изучения (конец царствования Петра I) сохранялись вплоть до отмены хронологических рамок цензурного контроля над историческими публикациями в ноябре 1905 года. Однако на практике, особенно в последней четверти XIX века, придворную цензуру интересовали главным образом предшествующее и текущее царствования – публикации относительно остальных периодов, как правило, проходили через цензуру общую. Главное внимание в настоящем очерке будет уделено реакции разных подразделений цензурного ведомства на публикации по исторической тематике в первые десятилетия после перемены цензурного законодательства в начале 1860-х годов.
* * *Становление цензуры как института и регламентация деятельности соответствующих учреждений в Российской империи развивались на протяжении практически всего XIX века. Тогда происходили важные структурные внутриведомственные изменения, уточнялись и совершенствовались методы практической работы, в зависимости от политической конъюнктуры менялась иерархия функций и собственно активность цензурного ведомства. Степень цензурного давления практически всегда соотносилась с состоянием общества, уровнем гражданской активности. Поскольку печать по-прежнему оставалась главным информационным ресурсом для общества, то в деятельности надзорных инстанций, и прежде всего цензуры, первое место занимал контроль за печатной продукцией.
Отмена крепостного права и эпоха Великих реформ оказали огромное влияние на культурную жизнь страны. Судьба тогдашних «конституцио-налистских» дискуссий наглядно отразилась в цензурной практике[891]. Цензура как властный институт подверглась существенной трансформации. При этом следует отметить, что к началу 1860-х годов правовой статус и законодательство ни в коей мере не удовлетворяли требованиям цензурной практики. Продолжал действовать устав 1828 года, дополненный циркулярами, распоряжениями, инструкциями и пр. Ужесточению цензурного режима в стране способствовали и европейские революции 1848 года. Сотрудники ведомства были дополнительно предупреждены об ответственности за пропуск статей «предосудительного» направления, а печально знаменитый «Бутурлинский комитет» (иначе – Комитет 2 апреля 1848 года), по определению многих позднейших исследователей, стал фактически цензурой над цензорами[892]. Ситуация усугублялась и широким распространением в 1830–1840-е годы ведомственной цензуры. Все это создавало колоссальные трудности как для самих цензурных органов, так и для авторов, которые практически не были законодательно защищены от произвола чиновников, тонувших в правовой и циркулярной неразберихе. По свидетельству одного из наиболее известных исследователей деятельности МНП – С.В. Рождественского – к 1862 году насчитывалось 22 специальные цензуры. Очевидно, что столь громоздкая система не могла обеспечить четкой работы. Нужны были организационные преобразования. Подготовка нового цензурного устава началась в 1857 году и затянулась на восемь лет.
В условиях значительно возросшего потока печатной продукции и расширения контингента ее потребителей особенно важной стала проблема профессионализации цензорского труда и превращение его во вполне самостоятельный вид деятельности. Уже указ от 2 апреля 1848 года требовал, чтобы цензор имел единственное место службы[893]. Это окончательно закрепил закон от 19 июля 1850 года, утвердивший, что «во время занятия сей должности» цензоры «не должны вместе с оною нести никаких других обязанностей». Здесь же был установлен и своеобразный «культурный минимум» цензора-профессионала. К должности допускались
только чиновники, получившие образование в высших учебных заведениях или иным способом приобретшие основательные в науках сведения, если они притом достаточно ознакомлены с историческим развитием и современным движением отечественной или иностранной словесности, смотря по назначению каждого[894].
В самом начале 1860-х годов произошли некоторые структурные изменения. Было упразднено Главное управление цензуры, часть его функций возложили на министра народного просвещения. В его ведении оказались цензурные комитеты, отдельные цензоры, канцелярия бывшего Главного управления цензуры, ставшая «особенной канцелярией». Из министерства иностранных дел сюда передали рассмотрение статей и известий политического содержания. Пересмотр законов о печати проходил поэтапно. 12 мая 1862 года временные правила о цензуре отменили все постановления, вышедшие по этой части с 1828 по январь 1862 года. В 1863 году, в разгар реформ, институт цензуры поменял свою ведомственную принадлежность, что чрезвычайно показательно. Окончательная передача цензуры из министерства народного просвещения в министерство внутренних дел свидетельствовала о повышении статуса данного института (поскольку министерство внутренних дел, наряду с ведомствами военным и по иностранным делам, было одним из ключевых в государственном аппарате). Кроме того, МВД, как ведомство сугубо охранительное, включило в себя недостающий элемент контроля за культурой, лишний раз официально и публично подтверждая основную функцию цензуры – надзор за печатным словом и общественным мнением. Само же изъятие цензуры как структуры контрольно-карательной из министерства народного просвещения вполне соответствовал духу либеральных реформ. Неслучайно тогдашний руководитель ведомства, либерал А.В. Головнин говорил, что задачи его министерства – «содействовать развитию умственной деятельности», предоставлять необходимую «свободу анализа», а по сему и направление цензуры здесь могло быть «более снисходительным». Министр просвещения считал, что нахождение цензуры в его ведомстве не уместно[895].
