Феликс Чуев - Молотов. Полудержавный властелин
Сталин, конечно, был настороже в отношении евреев. Тем не менее самым преданным ему был Каганович. Берия за спиной Кагановича говорил: «Лазарь, этот Израиль…»
Сталин не был антисемитом, как его порой пытаются изобразить. Он отмечал в еврейском народе многие качества: работоспособность, спаянность, политическую активность. У них активность выше средней, безусловно. Поэтому есть очень горячие в одну сторону и очень горячие в другую. В условиях хрущевского периода эти, вторые, подняли голову, они к Сталину относятся с лютой ненавистью.
Однако в царских тюрьмах и ссылках их не так много было, а когда взяли власть, многие сразу стали большевиками, хотя большинство из них были меньшевиками.
А все-таки в России были большевики, которых в других местах не было, — говорит Молотов. — Ими можно гордиться. Можно плеваться на русских, когда они плохо ведут себя. Но есть чем гордиться.
— Россия мир спасала несколько раз, как ни крути, — говорю я.
— И грабила, и душила, и тюрьмой народов была, — добавляет Молотов.
23.11.1971, 14.01.1975, 17.07.1975, 10.03.1977, 10.04.1979, 01.01.1986
— Ленин видел главную опасность в великорусском шовинизме. Я считаю, его большая заслуга, что он так воспитывал коммунистов.
Русский народ помог другим народам, это правильно, но это половина дела. Другие народы смогли начать развивать свои способности только после ликвидации русского деспотизма и царизма. Не видеть этого значит не видеть главного. Нельзя этого замазывать. Если мы, русские, не будем об этом говорить, то за спиной у нас все время будут стоять полудрузья.
— Сталин после победы в своем тосте сказал, что руководящей и направляющей силой в войне был русский народ, — говорю я.
— Этого никто не может отрицать. И я считаю правильным. Он сказал об уме, терпении, характере, но и о наших ошибках. Критически подошел. Но, видите, дело в том, что это было выступление, отвечающее определенному периоду, а в целом оно недостаточно.
Чтобы добиться революции, русские должны были иметь прочный союз среди других наций.
12.12.1972
— Все-таки СССР ведет дело, а не просто РСФСР. С РСФСР началось, но мало начать, надо это сделать широким, всемирным. А что, на РСФСР все это будет держаться? Без всемирной революции не победить. А она запоздала.
Величайшая гордость русского народа в том, что он стал не только во главе СССР, а мирового развития. Нельзя свою роль принижать, надо, наоборот, показать, что мы боремся за самые великие, всемирные цели, коммунизм без этого невозможен. Над этим надо серьезно думать.
Русский коммунист не может быть в стороне от мировой революции. Он должен смотреть шире, бороться за всемирную революцию. Это надо разъяснять, не прятаться от этого.
Это не принижает, а расширяет значение русского социализма. Иначе это окажется в руках жуликов.
12.03.1982
Рокоссовский
Я прочитал Молотову отрывок из своей поэмы, где Сталин просит прощения у Рокоссовского за арест в 1938 году и встает перед ним на колени. Молотов сказал:
— У меня нет насчет этого полной ясности, как все-таки вы это все освещаете. Вы вот насчет Рокоссовского… Встал на колени Сталин. Я считаю, это маловероятно. Тут дело зависит от поэта. Поэт может почувствовать то, что наиболее выражает его понимание. А мне кажется, что это не совсем правильно характеризует Сталина. Не совсем. Почему? Конечно, этим вы подчеркиваете его сердечность, простоту. Но, видите, Сталин все-таки очень сложный человек. И просто превратиться в сердечного человека… Просто…
— У меня дальше есть: В России сердцем править невозможно…
— Видимо, это вносит поправки какие-то, но недостаточно… Недостаточно, с точки зрения, по-моему, логики сталинского характера. Он, конечно, мог поехать к Рокоссовскому. Я не знал, что он ездил к Рокоссовскому, но знаю, что он ездил в больницу к Еременке. Был такой случай. Но Сталин в таких вещах должен был свою сдержанность все-таки до известной степени измерять общегосударственными соображениями. Перед ним он встал на колени, а что же, Рокоссовский один только такой? Получается, что тут уж очень Рокоссовский выглядит великаном. То есть пропорции даже с точки зрения с-с-сердечности не совсем соблюдены. Надо еще раз перечитать, но у меня есть некоторые сомнения насчет того, что это психологически будет понятно, если учесть всю сложность характера Сталина.
— Во-вторых, насчет русскости, что русскости он не понимал, чувствовал недостаток… Как бы деликатнее тут сказать… Не слишком ли вы подчеркиваете эту сторону дела?
— На национальное слишком упираю?
— Тут как будто у Сталина были некоторые сомнения — по этому поводу.
— Все-таки были?
— Были, конечно. Недаром он долго не соглашался Председателем Совнаркома быть… Ну не то что не соглашался, но не ставил этот вопрос. Я ему писал, между прочим: «Лучше бы тебе быть».
06.06.1973
Надо избавляться
— На Украине петлюровцы, у нас монархисты — кого только нет!
— А русских националистов мало? — спрашивает Молотов.
— Есть. Есть и редакторы такие: понюхает стихи — если портянкой не пахнут, не напечатает. Люди талантливые, но все-таки ограниченные, особенно среди крестьянских писателей. Но они идут от общей обиды. И все-таки у русских нет такого, как, скажем, у малых народов, — русские быстро отходят, а те более обидчивы.
— Русские больше, они шумят более заметно, — говорит Молотов.
— Русские пошумят — добродушно пошутят, не отразится ни на ком.
— Очень отразится, — возражает Молотов.
— Но кого обидели русские?
— Вы немножко националист, безусловно.
— Я стараюсь избавиться.
— Надо избавляться, правильно. Но вы себя сдерживаете. Националисты не могут не сдерживаться среди коммунистов. В малой нации, конечно, труднее от этого избавиться.
30.10.1984
— После революции большевикам удалось сохранить на почве союза огромную империю.
— Конечно. Это была очень сложная задача… Теперь республики, может быть, станут отходить от нас, если не будет проводиться ленинская национальная политика. Опыт у нас колоссальный. При всех трудностях никто от нас не отошел, кроме тех, кому мы разрешили отойти, например Польше, Финляндии, до определенного момента Прибалтике. И это только благодаря тому, что проводили политику, которую Ленин очень глубоко разработал и очень твердо проводил, направо и налево критикуя тех, кто нивелировал национальный вопрос. Пятаков, Бухарин и другие говорили, что уже национальный вопрос не имеет значения. Настолько это было близоруко, какое-то мелкобуржуазное залихватство. Считали — только классовый подход, и все. А Ленин и Сталин понимали это хорошо. Ну как же, никого другого Ленин не назначил на один из самых важнейших в ту пору постов — народным комиссаром по делам национальностей назначил Сталина, поставил его во главе национального министерства!
12.12.1972,27.04.1973
— Ленин очень хвалил то, что Сталин писал по национальному вопросу, и все эти нелегкие дела поручал ему. Но и критиковал. О нем и Дзержинском говорил, что инородцы порой бывают более русскими, чем сами русские. В Сталине, конечно, это очень проявилось, особенно в последние годы даже чересчур. Он не любил, когда представитель другой национальности менял фамилию на русскую, спрашивал: «А русской нации он не изменит?» Считал, что на высокие посты надо допускать в основном русских, украинцев и белорусов.
07.05.1975, 17.07.1975
— Надо учесть всю сложность характера Сталина… Насчет русскости он считал, что правительство должен возглавлять русский. Долго не соглашался Председателем Совнаркома стать. Ну не то что не соглашался, но не ставился этот вопрос. Я ему писал, между прочим, перед тем, когда я стал возглавлять Совнарком: лучше бы тебе быть. Это было в конце 1930 года. Рыкова больше нельзя оставлять, вот тебя мы хотим назначить. Я в ЦК работал Секретарем. Он был в отпуску. В Сочи. Он мне написал письмо, что меня надо назначить. Я ему ответил, что я не случайный член Политбюро, конечно. Если я подойду, если народ найдет, что я подхожу, пусть будет так, но было бы лучше, если бы тебя на это место. Так было принято, при Ленине так было. Ленин был фактическим лидером партии и Председателем Совнаркома. А я был вроде Первого секретаря, но совеем не в том положении, какое потом приобрел Первый секретарь. А при Ленине после X съезда, когда я стал ответственным, Сталин не был в Секретариате. Он был членом Политбюро и членом Оргбюро. В Оргбюро я тоже председательствующим был.
Письма между ними были секретными, доставлялись по фельдъегерской связи, чекисты привозили. Личные были, полуофициальные, когда он был в отпуску и я его замещал, подготовлял материалы Политбюро.
