Нина Соротокина - Свидание с Петербургом (Гардемарины, вперед !, книга 2)
Белов отвечал монотонно, вежливо, с приличествующим удивлением: никогда ничего не передавал... ни устно, ни письменно. Подпишитесь вот здесь... теперь вот здесь... Допрос окончен. Белов медленно поднялся со стула.
- Мне было чрезвычайно приятно беседовать с вами,- сказал он светским тоном.- Лядащев Василий Федорович также имеет очень высокое мнение ". вашем стиле работы.
- Сволочь,-сказал Дементий Палыч, как только за Беловым закрылась дверь.- Завтра ты у меня иначе заговоришь.
В камере Саша долго стоял у открытого окна и ловил свежий воздух. Окошко было маленькое, как бойница, и расположено высоко, рукой не дотянуться, но все-таки лучше, чем ничего.
На допросе он одного боялся. Если его заподозрят в нападении на мызу, то отвертеться от этого будет трудно. Лицо под маской можно спрятать, а голос, фигуру?.. Начнут задавать путаные вопросы, отыщут Алешку с Адрианом, и потянулась ниточка! Старшего из команды он, кажется, прикончил. Поганое дело... Ладно, об этом пока лучше не думать. Полной неожиданностью были вопросы о молодом дворе и Лестоке. Похоже, его хотят сделать посредником. Но это несусветная чушь! Однако утром Саша чувствовал, что это обвинение и есть самое опасное. Думай, Белов, думай!
Уготовленный на завтра допрос Белова не состоялся, вернее сказать, был отложен на неопределенное время. Виной тому было появление в стенах Тайной канцелярии поручика Бурина, Он вошел в палаты без боязни и громко стал выкликать чиновника Шурикова Дементия Палыча для приватного разговора. Когда тот появился, поручик подмигнул ему многозначительно, сказав, что должен сделать чрезвычайное сообщение.
Дементий Палыч не ожидал услышать из уст чернявого, нагловатого офицера что-либо путное, и когда тот произнес "с повинной", а потом заявил, что он и есть убийца купца Гольденберга, следователь ему просто не поверил.
Полчаса, а может быть, и более того, ушло на пустое препирательство. Дементию Палычу очень хотелось уличить пришельца в том, что он никакой не убийца, а самозванец, обманщик и плут. Дело решил последний вопрос:
- А почему вы, сударь мой, именно мне решили открыться в столь важном деле?
- А потому, что вы были мне рекомендованы, как человек честный и беспристрастный.
- Кем же, позволю себе спросить?
Бурин полез в карман, достал мятую записку и прочитал по ней четко:
- Лядащевым Василием Федоровичем.
Дементий Палыч крякнул неопределенно, в сей же миг появился писец с бумагой, а через полчаса арестованный Бурин был препровожден в тюремную камеру.
В своем чистосердечном признании Бурин заявил, что пришел с повинной, мучимый раскаянием. Раскаивался он не в убийстве Гольденберга, а в том, что испугался и не сообщил по инстанции своевременно о своем честном и патриотическом поступке. Сей Гольденберг - прусский шпион. Узнал об этом Бурин на маскараде, когда купец пытался его завербовать. Состоялась честная дуэль. Гольденберг выбил у него шпагу из рук, и он вынужден был прикончить негодяя кинжалом. Помимо этого признания Бурин ничего более не может сообщить в интересах следствия.
Чтобы не возвращаться более к атому вопросу, скажем, что на последующих допросах Бурин не добавил ничего нового, держался безбоязненно и не без достоинства, и когда ему объявили приговор, а именно понижение в чине и перевод для прохождения службы на Камчатку, был немало обижен подобной несправедливостью. Хлопотать за него было некому, поэтому обида поручика была оставлена без внимания.
-22
Арест Лестока был пышным. Шестьдесят гвардейцев под командой Апраксина оцепили его дом в Аптекарском переулке и торжественно препроводили супругов к арестантской черной карете. В крепости их разлучили. Высочайшим указом чету Лестоков велено было содержать в одиночках, но не в Петропавловских казематах, а в отдельно стоящем доме, соседствующем с Тайной канцелярией. Была ли в этом милость государыни, или следствие боялось сношений лейб-медика через стену с прочими преступниками - неизвестно, Бестужев надеялся засадить в крепость и Воронцова.
На следующий день после заключения Лестока следователи приступили к допросам. Пунктов было много, а именно двадцать три, причем каждый пункт имел еще подпункты. Спрашивать надо было не в лоб, а с обходом, чтобы Лесток не мог отпираться в своих винах. Но все это была, как сказали бы сейчас, игра в одни ворота. Лесток внимательно вслушивался в пункты, но отвечал на вопросы очень избирательно. Вели дело касалось какой-либо мелочи, например, пистолета, которым он якобы грозил Бестужеву, или общения с Иоганной Ангальт-Цербстской, то он охотно пояснял: Бестужеву грозил по пустой злобе, но наивно думать, чтобы он привел в исполнение свою угрозу, потому как за всю жизнь ни одного человека не убил, кроме как в молодости на поле сражения; с герцогиней Цербстской поддерживал дружеские отношения, как и все прочие, ибо женщина она неглупая и весьма обходительная и прочая, прочая... Но как только дело доходило до главного - шпионских отношений с прусским послом или преступных планов касательно изменения нынешнего правления в пользу молодого двора, Лесток совершенно замыкался в себе, молчал и всем своим видом показывал следователям, как глупы и беспочвенны их предположения.
После второго допроса - строгого и резкого, Лесток в знак протеста отказался от принятия пищи и сел на минеральную воду. Следователи всполошились - он уморит себя голодом! О предосудительном поведении лейб-медика доложили Бестужеву. "Помрет - туда ему и дорога",- жестко сказал канцлер, решив до времени ничего не говорить государыне, в глубине души он не верил, что этот гурман и жизнелюб долго вынесет голодовку.
Елизавета вычеркнула Лестока из своей жизни и более не хотела возвращаться к этому предмету. При дворе всяк знал, что у лейб-медика легкий характер, он остроумен, весел, жизнерадостен, но государыня еще помнила, как умел он тиранствовать, навязывая свою волю, как бывал капризен, фамильярен, подчеркивая, что она хоть и императрица, но всего лишь женщина, а он, посадивший ее на трон, мужчина и потому как бы ее повелитель. Сейчас у Елизаветы неотложные дела: свадьба фрейлины Гагариной с князем Голицыным. О, том, что на этой свадьбе Лесток должен был присутствовать в качестве свидетеля жениха, государыня и не вспомнила, придворные же забыли об этом еще раньше.
Прошло еще три дня, Лесток по-прежнему отрицал все свои вины и не прекращал голодовки. Здесь Бестужев обеспокоился. "Помрет до срока неприятностей не оберешься",- сказал он себе и оповестил государыню о ходе следствия. Императрица молча выслушала канцлера, потом потребовала опросные листы.
- Расплывчато все,-сказала она, пробегая бумагу глазами,умягчительно... Что значит: "Виделся ли ты тайно с послами, кои противны нашему государственному интересу, как то шведский и прусский?" Вы же, Алексей Петрович, точно знаете, что виделся и неоднократно. Более того; он этого и не скрывает! К этим послам и прочие из моих приближенных шляются. Вы должны Лестока разбивать на допросах, чтобы всю правду добыть было можно! А вы ему лазейку оставляете. Он в нее и утекает!
Неожиданно Елизавета изъявила желание лично присутствовать на допросе. Ничего хорошего от этого Бестужев не ждал, но воспротивиться не посмел.
Появление государыни в стенах тюрьмы чрезвычайно взволновало следственный персонал. Лицо Шувалова немедленно обезобразил тик, разговаривать с ним стало невозможно, он только заикался и брызгал слюной. Писец стоял ни жив ни мертв, близкий к обмороку, и только Лесток оставался совершенно невозмутим, как сидел на стуле в неудобной позе, так и остался сидеть, ноги нелепо раскинуты, одна рука безжизненно висит вдоль тела, и общий вид рыхлый, ватный, словно жизнь ушла из него, как из паяца, которому обрубили нитки. Осоловелые глаза его смотрели мимо Елизаветы.
Следователь положил перед государыней опросные листы. "Да он совсем старик,-подумала Елизавета более с удивлением, чем с состраданием.- Эта желтая щетина на подбородке, мешки под глазами, этот нездоровый, грязный цвет лица... И этот неопрятный старец когда-то пленял мое воображение?" Она уже мысленно просчитала до месяца разницу их в возрасте. Неужели и она когда-нибудь станет вот этакой развалиной. Какой ужас! Но об этом лучше не думать. Она уже жалела, что переступила порог страшного заведения. Ей не хватало воздуха, испарина выступила на лбу. Стараясь скрыть волнение, Елизавета обратилась к опросным листам и, водя пальцем вдоль строк, прочитала шепотом:
- От богомерзкого человека Шетарди были высланы тебе табакерки, кои ведено Герою отдать... Герою отдать,-повторила она громко и, вскинув на Лестока глаза, резко спросила:- Кому ты это имя давал?
Лесток молчал. В камере установилась мертвая тишина. Шувалов, вдруг опомнившись, подбежал к Лестоку и, страшно кривя лицо, крикнул:
- Встать! Отвечать государыне! Лесток неуклюже поднялся.
