Афганистан. Подлинная история страны-легенды - Мария Вячеславовна Кича
К концу 1960-х гг. жизнь в Кабуле била ключом. Хиппи наводнили город, на улицах гремела музыка, из наркоклубов струился дым подозрительного происхождения. Студенты митиговали уже постоянно – Кабульский университет, лицеи и колледжи закрывались, если преподаватели, например, ставили плохие оценки. Пролетарии требовали повышения зарплаты и сокращения рабочего дня. Лето 1968 г. ознаменовалось 15 масштабными студенческими и 25 фабричными забастовками. Офицеры в казармах бормотали о революции, исламисты в мечетях кричали об апокалипсисе, деревни и стойбища кочевников грохотали сами по себе. Энергия Кабула ошеломляла приезжих, но за буйным весельем таились большие неприятности. Мусульманская реакция нарастала. Если марксизм-ленинизм не встретил особого сочувствия у крестьян, то исламизм, напротив, вызвал бурный отклик. В 1970 г. антирелигиозное стихотворение, опубликованное в газете, спровоцировало в Кабуле и провинциях беспорядки, которые подавляла армия. В том же году нескольких мусульманских радикалов упрятали за решетку после того, как жительницы столицы провели пятитысячную демонстрацию против Хекматияра и его приспешников, нападавших на непокрытых женщин.
К началу 1970-х гг. правительство столкнулось с дефицитом бюджета. Доходы от налогов на землю и скот упали, потому что в парламенте заседали малики, сардары и племенные вожди, лоббировавшие такие изменения. Река зарубежных инвестиций, питавшая Афганистан, начала пересыхать. К тому же иностранцы создали мощную инфраструктуру, но для ее обслуживания Кабулу не хватало технических и финансовых ресурсов. К стыду просвещенных афганцев, их государство по-прежнему ничего не производило и замыкало международные рейтинги в сфере образования и здравоохранения. Афганистан напоминал дистрофика, заваленного подарками, – и его колени дрожали под их тяжестью.
Последней каплей стал голод 1969–1972 гг., вызванный сильнейшей в афганской истории засухой. Отчаявшиеся люди хлынули в Иран и Пакистан. Американцы прислали пшеницу, но бесценный груз разворовали чиновники. Жалкие крохи начали распределять по провинциям, однако было уже поздно. Погибли от 60 тыс. до 100 тыс. человек, от бескормицы пали отары овец, десятки тысяч крестьян запутались в долгах и заложили землю кредиторам – но не сумели ее выкупить и лишились всего, чем владели. Тегеран, Исламабад и ООН отправляли в Кабул продовольствие, медикаменты и одежду, однако припасы даже не пытались доставить по бездорожью в глухие деревни. За дело взялись сотрудники ЮНИСЕФ – им удалось спасти тысячи жизней, хотя гуманитарные караваны часто грабили, а местные ханы и феодалы не пускали кафиров в свои владения, дабы не подрывать собственный авторитет. Правительство не смогло мобилизоваться и организовать эффективную помощь во многом потому, что незрелая государственная система попросту не выдерживала такой нагрузки. Афганистану аукнулись все проигнорированные конституционные положения. В частности, падишах по совету генерала Абдула Вали отказался подписать закон о политических партиях, предусмотренный конституцией 1964 г. Помимо того, муниципальные и региональные выборы, требуемые Основным законом, не состоялись. Фактически шура являлась единственным представительным органом в стране, но ее оккупировала локальная элита, продвигавшая свои корыстные интересы.
В 1973 г. советские зрители увидели новую кинокомедию «Неисправимый лгун». Главный герой по фамилии Тютюрин (Георгий Вицин) находит золотой портсигар и возвращает его владельцу – наследному принцу восточной страны Бурухтании, Бурухтану Второму Второму (в исполнении Владимира Этуша). Благодарный принц устраивает обед в честь Тютюрина, а переводчик (Борис Сичкин) исполняет песню «В нашей Бурухтании очень хорошо». За Бурухтаном Вторым Вторым легко угадывался Захир-шах, который часто приезжал в СССР с официальными и неофициальными визитами, а за Бурухтанией – Афганистан. По иронии судьбы, афганская монархия рухнула в год выхода фильма.
К тому времени ситуация в стране была катастрофической. Уровень жизни снизился, Кабул волновался, а острый кризис уничтожал слабую, дотационную афганскую экономику. На фоне всех этих несчастий король уехал отдыхать в Италию. 17 июля 1973 г. Дауд осуществил государственный переворот – почти бескровный (погибли только четверо полицейских и экипаж танка, упавшего в реку Кабул). Несколько сотен солдат под командованием офицеров, обученных в СССР, просто захватили ключевые позиции в Кабуле. После недолгих раздумий падишах отрекся от престола. Вероятно, его низложение было обговорено заранее – Семья боялась анархии и гражданской войны. Опальный монарх остался жить на вилле в окрестностях Рима, а из Кабула ему выслали деньги и имущество – в частности один из «роллс-ройсов». Мухаммед Дауд-хан провозгласил Афганистан республикой, а себя – первым президентом. Конечно, настоящие президенты не назначают сами себя, но в 1970-х гг. слово «президент» звучало куда более прогрессивно, нежели «король».
Глава 14
Конец династии
Овец убивает барс, а мясо их ест шакал.
Пуштунская пословица
Переворот 1973 г. представлял собой очередную смену государя в династии Дуррани и не являлся политической революцией. Но на практике пятилетнее правление Дауда вызвало к жизни революционные силы – и, какими бы ни были королевские намерения президента, эти силы стремились преобразить Афганистан.
Дауд планировал переворот около года совместно как с умеренными, так и с левыми оппозиционерами. Афганцы приветствовали новый режим. Военные были благодарны президенту за советское оружие, деньги и обучение, которые они получили, когда Дауд был премьер-министром падишаха. Пуштунские националисты знали, что Дауд поддерживает Пуштунистан, и надеялись на аннулирование или хотя бы пересмотр «линии Дюранда». Реформаторы помнили, как королевский кузен спорил с муллами и добился отмены обязательного ношения чадры. Крестьяне остались равнодушны к происходящему – для них новоиспеченный глава государства являлся членом клана Мусахибан и потомком Дост Мухаммеда, а значит, ничего не изменилось. Но больше всех радовались активисты НДПА – они помогли Дауду захватить власть и теперь предвкушали щедрую награду.
Не будучи коммунистом, Дауд опирался на офицеров из фракции «Парчам». Парчамисты во главе с Бабраком Кармалем сыграли важную роль в перевороте и рассчитывали извлечь из него серьезные политические выгоды. В первые месяцы республики несколько членов «Парчам» удостоились высших правительственных должностей, другие были назначены на менее значимые посты. Впрочем, Дауд оказался не таким податливым, как ожидали коммунисты. Ощутив свою силу, он начал подрывать позиции левых, понижая их по карьерной лестнице и высылая на работу в вилаяты либо за рубеж на дипломатическую службу. Офицеров-парчамистов отправили в провинциальные гарнизоны, а ключевые позиции в госаппарате заняли консерваторы и убежденные антикоммунисты, лично преданные президенту. Один из лидеров переворота, заместитель командующего ВВС, генерал Абдул Кадир Дагарваль, стал начальником армейской скотобойни. Вскоре президент
