Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1
Этот воинственный германский народ был удивлен громадными приготовлениями Александра Севера и боялся его преемника, который был такой же, как они, храбрый и свирепый варвар. Но он все-таки не переставал бродить вдоль границ империи, усиливая общий беспорядок, наступивший после смерти Деция. Он нанес несколько тяжелых ран богатым галльским провинциям и прежде всех приподнял покров, скрывавший от глаз всего мира слабость италийского величия. Многочисленный отряд алеманнов проник через Дунай и Рецийские Альпы на равнины Ломбардии, дошел до Равенны и развернул победоносное знамя варваров почти в виду Рима. Оскорбление и опасность снова воспламенили в душе сенаторов некоторые искры старых добродетелей. Оба императора были заняты дальними войнами - Валериан на востоке, а Галлиен на Рейне; поэтому римляне могли рассчитывать только на самих себя. В этих затруднительных обстоятельствах сенаторы взяли на себя оборону республики, выстроили в боевом порядке преторианскую гвардию, оставленную в столице в качестве гарнизона, и пополнили ее ряды набором рекрутов из самых сильных и самых усердных плебеев. Алеманны, удивленные внезапным появлением армии более многочисленной, нежели их собственная, отступили в Германию, унося с собой награбленную добычу, а утратившие воинственный дух римляне сочли их отступление за победу.
Когда Галлиен получил известие, что его столица избавилась от варваров, его не порадовало, а напугало мужество сенаторов; он опасался, чтобы это мужество когда-нибудь не внушило им желания избавить столицу от внутренней тирании, точно так, как оно избавило ее от иностранного нашествия. Его трусливая неблагодарность явно выразилась в эдикте, запрещавшем сенаторам занимать какие-либо военные должности и даже приближаться к лагерным стоянкам легионов. Но его опасения были неосновательны. Богатые и привыкшие к роскоши римские аристократы снова предались своим низким наклонностям и отнеслись к этому оскорбительному изъятию из военной службы как к милости; пока они могли спокойно наслаждаться своими банями, театрами и виллами, они охотно предоставляли грубым крестьянам и солдатам опасные заботы о целостности империи.
Один из писателей Восточной Римской империи упоминает о другом нашествии алеманнов, которое казалось еще более грозным, но имело более блестящий для римлян исход. Рассказывают, будто триста тысяч этих воинственных варваров были разбиты близ Милана десятью тысячами римлян, находившихся под начальством самого Галлиена. Но эту невероятную победу, по всему вероятию, следует приписать или легковерию историка, или каким-нибудь преувеличенным подвигам одного из императорских наместников. Галлиен прибег к оружию иного рода, чтобы оградить Италию от ярости германцев. Он женился на Пипе, дочери короля маркоманнов - свевского племени, которое часто смешивали с алеманнами в эпоху их войн и завоеваний. В награду за этот родственный союз он дал отцу своей жены обширные владения в Паннонии. Природные прелести дикой красоты, как кажется, внушили непостоянному императору страсть к дочери, и таким образом политические узы были скреплены узами любви. Но гордые римляне не хотели признавать за настоящий брак этот нечестивый союз гражданина с дочерью варвара и заклеймили германскую принцессу позорным названием наложницы Галлиена.
III.Мы уже описали переселение готов из Скандинавии
или по меньшей мере из Пруссии к устьям Борисфена и проследили их военные успехи от Борисфена до Дуная. При императорах Валериане и Галлиене римские провинции, для которых эта последняя река служила границей, беспрестанно подвергались нашествиям германцев и сарматов, но римляне защищали их с более чем обыкновенными мужеством и успехом. Провинции, которые были театром войны, доставляли римским армиям неистощимый запас отважных солдат, и нередко случалось, что иллирийские крестьяне достигали высших военных должностей и оказывались очень способными военачальниками. Хотя летучие отряды варваров, беспрестанно бродивших по берегам Дуная, и проникали иногда до пределов Италии и Македонии, императорские наместники или останавливали их наступление, или отрезали им путь к отступлению. Но великий поток готских нашествий принял совершенно иное направление. Утвердившиеся на Украине готы скоро завладели северными берегами Эвксинского Понта: к югу от этого внутреннего моря лежали изнеженные и богатые малоазийские провинции, у которых было все, что могло привлечь варварского завоевателя, но не было ничего, что могло бы служить средством обороны.
Берега Борисфена находятся на расстоянии только шестидесяти миль от узкого пролива, ведущего к полуострову крымской Татарии, который был известен древним под именем Херсонеса Таврического. Еврипид, умевший придавать древним вымыслам такую изящную красоту, избрал эти негостеприимные берега сценой для одной из своих самых трогательных трагедий. Кровавые жертвоприношения Диане, прибытие Ореста и Пилада и торжество добродетели и религии над свирепостью дикарей были выражением той исторической истины, что первобытные обитатели полуострова тавры смягчили свои суровые нравы благодаря влиянию греческих колоний, селившихся вдоль морского побережья. Маленькое Боспорское царство, столица которого была построена на берегу пролива, соединяющего Меотийский залив с Эвксинским Понтом, состояло из выродившихся греков и пол- уцивилизованных варваров. Оно существовало в качестве самостоятельного государства со времен Пелопоннесской войны, потом было поглощено честолюбием Митридата и наконец вместе с остальными владениями этого государя преклонилось перед силою римского оружия. Со времен Августа цари Боспора были смиренными, но не бесполезными союзниками империи. С помощью подарков, небольшой армии и кое-каких укреплений, воздвигнутых поперек перешейка, они с успехом охраняли от бродячих шаек сарматских хищников доступ в страну, которая благодаря своему географическому положению и удобным гаваням господствовала над Эвксинским Понтом и над Малой Азией. Пока скипетр находился в руках династии наследственных царей, эти последние исполняли свою важную обязанность бдительно и успешно. Но внутренние раздоры и частые опасения, частые личные интересы разных узурпаторов, захватывавших вакантный престол, открыли готам доступ в самый центр Боспора. Вместе с приобретением вовсе ненужной для них плодородной почвы они сделались хозяевами флота, достаточного для того, чтобы перевозить их армии к берегам Азии. Суда, употреблявшиеся для плавания по Эвксин- скому морю, были очень странной конструкции. Это были легкие плоскодонные барки, построенные из одного дерева, без малейшей примеси железа и прикрывавшиеся в случае бури отлогим навесом. На этих плавучих домах готы беспечно пускались в неизвестное им море под руководством матросов, которых они силою заставляли поступать к ним на службу и которые не могли внушать доверия ни своим искусством, ни своей преданностью. Но жажда грабежа заглушала всякую мысль об опасностях, а природное бесстрашие заменяло для них ту более благоразумную уверенность, которая бывает плодом знания и опытности. Такие отважные воины, должно быть, нередко сетовали на трусость своих руководителей, не решавшихся пускаться в море, не будучи уверенными в прочно установившейся хорошей погоде, и даже едва ли отваживавшихся на такое дальнее плавание, что можно бы было потерять из виду берега. По крайней мере таков в наше время обычай турок, а их едва ли можно считать менее искусными мореплавателями, нежели древние обитатели Боспора.
Готский флот, миновав находившиеся влево от него берега земли черкесов, появился прежде всего перед Питием, на самой крайней границе римских провинций; этот город имел довольно хорошую гавань и был защищен крепкой стеной. Здесь готы встретили более упорное сопротивление, чем могли ожидать от слабого гарнизона отдаленной крепости. Они были отражены, и их неудача, как казалось, уменьшила страх, который наводило одно их имя. Пока очень способный военачальник высшего ранга Сукцессиан оберегал границу, все их усилия оказывались тщетными, но лишь только он был перемещен Валерианом на более почётную, но менее важную должность, они возобновили нападение на Питий и, разрушив этот город, загладили воспоминание о своей первой неудаче.
От Пития до Трапезунда - если плыть, огибая восточный берег Эвксинского моря, - около трехсот миль. На своем пути готы достигли берегов Колхиды, получившей столь громкую известность благодаря экспедиции аргонавтов, и даже попытались - впрочем, без успеха - ограбить богатый храм, воздвигнутый подле устьев реки Фазис. Трапезунд, о котором говорится в "Отступлении десяти тысяч" как о древнегреческой колонии, был обязан своим богатством и великолепием великодушию императора Адриана, построившего искусственный порт на берегу, которому природа не дала ни одной безопасной пристани. Город был обширен и густо- населен; двойной ряд стен, по-видимому, был вполне надежной охраной от ярости готов, а обычный гарнизон был усилен подкреплениями из десяти тысяч человек. Но отсутствие дисциплины и недостаток бдительности не могут быть восполнены никакими другими преимуществами. Многочисленный трапезундский гарнизон, проводивший время в кутежах и удовольствиях, не заботился об охране укреплений, которые он считал неприступными. Готы скоро приметили нерадивую беспечность осажденных; они навалили высокую груду фашин, взобрались ночью на городские стены и проникли в беззащитный город с мечом в руках. Затем началось избиение жителей, между тем как испуганные солдаты спасались бегством через ворота, находившиеся на противоположном конце города. Самые священные храмы, самые великолепные здания не избежали общего разрушения. Добыча, доставшаяся готам, была громадна, так как богатства соседних провинций складывались в Трапезунде как в безопасном убежище. Число пленных было почти невероятное, так как победоносные варвары беспрепятственно рыскали по обширной Понтийской провинции. Награбленным добром был наполнен целый флот, который готы нашли в гавани.