Роджер Осборн - ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира
Германские правители снова собрались вместе в Нюрнберге в 1522 году и здесь, сплотившись, отколовшиеся государства сумели настоять на принятии решения о созыве свободного христианского собора. Когда все опять встретились в Шпейере в 1529 году, проримские настроения преобладали — однако меньшинство государств обнародовало коллективный протест (отсюда название «протестанты»), в котором заново утверждалось принятое в Нюрнберге единодушное решение, оставлявшее попечение религиозных вопросов и взаимоотношения с Богом на индивидуальное усмотрение каждого человека. Сумятица и разногласия между множеством издававшихся и отменявшихся указов, как в католической части империи, так и в протестантской, были наконец преодолены в 1555 году Аугсбургским миром. Хотя включенная в соглашение формулировка «cuius regio, eius religio» («религия правителя — религия народа») послужила причиной новых волнений, к тому времени Европа уже твердо разделилась на католические и протестантские государства, а некоторые ее части, например, Франция и Шотландия, к своему несчастью оказались разделенными и внутри себя.
В чем же заключалось послание Лютера, воспринятое немцами и другими народами северной Европы? Яростный противник роскоши и стяжательства римской церкви, Лютер не был «сторонником прогресса». Наоборот, он считал бросившийся ему когда‑то в глаза чрезмерный мирской блеск папы и кардиналов прискорбным современным поветрием и искренне желал возвращения к простому благочестию далекого прошлого —его идеалом была ранняя христианская церковь. Он с гневом отвергал претензии католической церкви на духовное водительство, поскольку в корне расходился с ней по вопросу о природе отношений между человеком и Богом. Как член августинского ордена, он верил, что людям не дано ни предугадать Божественную волю, не повлиять на нее. Решение Бога о том, кому суждено быть спасенным, а кому проклятым, человек не сможет отвратить жалкими попытками исправить свое поведение. Его задача — не пытаться разобраться в том, как себя вести, а терпеть страдания и жить в Божьем страхе. Для Лютера сказанное Августином означало, что при извечной предопределенности спасения верный христианин может воспринимать свою глубокую веру как знак того, что он находится в числе спасенных. Указания на спасение не покупаются вместе с индульгенцией, не обретаются в награду на пожертвования или даже на добрые дела и соблюдение законов церкви — они приходят через веру и только через нее.
Политическая культура Германии заодно с развитием книгопечатания обеспечила распространение учения Лютера; но какую форму оно должно было принять на практике, и к тому же, если забыть на время о политике, почему оно явилось объектом притяжения для множества немцев и других севе- роевропейцев? Лютер оказался в роли громоотвода духовных стремлений миллионов западных христиан. Его потребность в глубокой связи со смыслом христианства и в надежде на спасение отразилась в чаяниях и страхах половины континента. Многие по–прежнему обретали и духовный опыт, и путь к спасению в лоне католической церкви, однако для многих прочих она перестала быть источником того и другого. Общность в вере, на которой когда‑то возвели религию, была подорвана. Кроме того, Лютер дал людям иную церковь, церковь Христа, предлагавшую удовлетворить нужды искренне верующих христиан–раскольников. Он писал для обновленной церкви молитвы и гимны, давал указания о порядке службы, выстраивал ее административную и материальную структуру. Положение священника и в материальном, и в духовном смысле радикально изменилось, а значение мессы было переосмыслено: вместо священного жертвоприношения, проводимого особым лицом (священником), она превратилась в момент общения Бога с верующими. Писание говорило просто: «Сие есть Тело Мое… сие есть Кровь Моя», и всякий мог быть причастным к этому действу: служение священника теперь было одновременно служением церковной общине. Высокие мраморные жертвенники, полузакрытые крестными перегородками, сменились деревянными столами на виду у всех, а священник проповедовал либо с приступки, ведущей в алтарь, либо с кафедры, не вознесенной высоко над конгрегацией, а расположенной в «теле» церкви.
Поразительным нововведением лютеранской церкви стало употребление немецкого языка. Сделанный самим Лютером перевод Библии распространился по всей Германии, позволив тысячам немцев напрямую познакомиться со Священным Писанием. Восторг и изумление, испытываемые при первом прочтении библейских историй, еще сильнее привлекали к учению Лютера, а богослужения и гимны, тоже на немецком, внушали ощущение полноправного участия в церковной жизни, сплетая зарождающееся национальное чувство в единое целое с вероисповеданием. Кроме того, Лютер напрямую апеллировал к вековой заботе рядовых христиан о спасении и к постоянно присутствующему страху перед Страшным судом и проклятием. Его послание —укрепляйте свою веру, и это станет знаком того, что вы достойны спасения, — отзывалось радостью во множестве сердец.
Религиозный раздел Европы после Реформации
Если Лютер, не в последнюю очередь благодаря распространению книгопечатания, смог положить начало разделению западного христианства и закрепить его своей созидательной деятельностью, то второй важнейшей фигурой Реформации стал человек, который придерживался несколько иных воззрений на христианскую жизнь. Родившийся и получивший образование во Франции, Жан Кальвин перешел в протестантизм в 1533 году и был вынужден бежать в Швейцарию. После нескольких лет скитаний, найдя пристанище в вольном городе Женеве, он основал здесь собственную церковь, которая фактически сделалась городским правящим органом с 1541 года до смерти Кальвина в 1564 году. В своем главном труде «Наставление в христианской вере» Кальвин говорил о ничтожности и неизбывной греховности человечества, а также о предопределении: «Ибо не все они сотворены с одинаковым предназначением: но некоторым от начала суждена вечная жизнь, а другим —вечное проклятие. Следовательно всякий сотворен либо для одной, либо для другой из этих целей, и поэтому мы говорим: тому‑то предопределена либо [вечная] жизнь, либо смерть». Тех, кто спасется, Кальвин (словно бы вторя Пелагию, см. главу 4) называл Избранными, и хотя ни кому не дано знать, кто избран, а кто нет, верующие могли искать определенные знаки, свидетельствующие об их принадлежности к кругу Избранных, а значит — о грядущем спасении. Если Лютер говорил, что знаком спасения может быть вера, и только вера, по убеждению Кальвина, свидетельством твоей избранности служило то, как ты проживаешь свою жизнь.
Став главой Женевы, Кальвин получил шанс дать людям наглядный урок христианской жизни. Кальвинисты, которым ничего не требовалось от этого мира, отказались от всех удовольствий и развлечений: пение, танцы, увеселения, сборники занимательных рассказов, нарядная одежда и алкоголь изымались из быта. Вместо этого принципами жизни пуритан, как мы привыкли их называть, становились набожность, труд, примерное поведение, благотворительность, воздержание и бережливость. Внешнее проявление степенного благочестия было не менее важно, чем внутреннее содержание — Избранные должны были демонстрировать остальным, как следует жить истинному христианину. Будучи специфическим толкованием доктрины предопределения, кальвинизм тем не менее вдохновлял своих приверженцев вести духовно насыщенную и активную жизнь. К тому же, он предлагал людям общность в вере посреди мира, в котором все сильнее царствовало индивидуальное начало.
В отличие от Лютера, Кальвин не звал вернуться к богобоязненному Средневековью, вместо этого он проповедовал идею о том, что можно показать себя достойным спасения через труд. К XVI веку растущее буржуазное сословие начинало доминировать во многих городах хозяйственного сердца Европы. Если в Италии коммерческая верхушка прибрала к рукам власть в городах, то в Ульме, Антверпене, Майнце. Утрехте, Лионе и Женеве этого не случилось — власть знати распространялась на сельскую местность, и города (до какой-то степени) существовали сами по себе. Грамотные и образованные торговцы, цеховые мастера, юристы, управляющие, конторщики, грузоперевозчики, банкиры и преподаватели не обладали достаточным богатством, чтобы поставить город под личный контроль, однако в совокупности они представляли самую влиятельную группу населения. Подобно тому как христианство в самом начале распространялось преимущественно среди представителей среднего класса городов восточного Средиземноморья, кальвинизм привлекал к себе в первую очередь буржуазию городов Европы. Разочарованные выхолощенными обрядами католической церкви, недоверчиво посматривающие на высшую власть, самодостаточные и рассудительные, буржуа Женевы, Амстердама и Гамбурга целиком принимали проповедуемые Кальвином добродетели. Они привыкли работать не покладая рук, были набожны, сдержаны и верили в необходимость участвовать в жизни общины. Кальвинизм не осуждал их за зарабатывание денег. Если они не прозябали в праздности и соблюдали все необходимые правила, то могли скопить несметные богатства, не утратив при этом ни капли христианской добродетели, — более того, зарабатывать деньги непрестанным трудом было их христианским долгом.
