Евграф Савельев - Древняя история казачества
«И крестнаго, государи, целованья на Дону, как и зачался Дон казачьи головами, не повелось. При бывших государях старые атаманы казаки им, государям, неизменно служивали не за крестным целованьем; в которое время царь Иван стоял под Казанью и по его государеву указу атаманы казаки выходили с Дону, и с Волги, и с Яика, и с Терка и атаман Сусар Федоров и многие атаманы казаки ему, государю, под Казанью служили не за крестным целованьем; после того при царе Иване Михайла Черкашенин и атаманы казаки во Пскове сидели в осаде не за крестным целованьем; при царе Иване выходили атаманы казаки Ермак Тимофеев Сибирь взял и прислал к Москве государю с языки и царь Иван и тех атаманов казаков, которые к Москве присланы, не велел ко кресту приводити, а Ермаку и вперед указал быти на своей государевой службе атаманом, казаком в Сибири не за крестным целованьем; при царе Иване ходили… атаманы Григорий Картавой, Иван Лукьянов, многие атаманы казаки государеву службу служили в осаде в Орешке не за крестным целованьем; блаженныя памяти при царе Федоре ходил царь Федор под Ругодяв и под Ивангород… выходили атаманы казаки с Дону, с Волги, и с Яика и с Терка, со многих запольных рек атаман Посник Лунев, многие атаманы казаки царю Федору Ивановичу… служили не за крестным целованьем; на другой год… ходили под Выборг и царь Федор призывал атаманов казаков с Дону… служили не за крестным целованьем; а после, государи, того Борис Федорович стоял на береговой в Серпухове… и атаманы казаки в ту пору ему береговую службу не за крестным же целованьем служили; да не токмо, государи, донских, но и волоцких, и яицких, и терских, выхаживали при бывших царях на украинные городы на Белгород, на Царев город, на Оскол, на Валуйку донецкие казаки и тех бывшие государи ко кресту приводить нигде не указали; а с нами того крестнаго целованья на Дону не обновитца, чего искони век не было… многия твои государевы службы полевыя против всякаго вашего государскаго недруга за вас, государей, служим без крестнаго целованья неизменно: ни к турецкому, ни к крымскому, ни к литовскому, ни к иному которому государю служить не ходим, окроме вас, всегда везде за вас… и не за крестным целованьем. За ваше государское имя стоим и умираем… а креста, государи, целовати мы челобитчиком своим (посланным с отпиской об убийстве Карамышева 1630 г.) не писали и не приказывали, то наши челобитчики Богдан и Тимофей учинили, не помня старины, своими молодыми разумы, без нашего войскового совету и без приказу… Своим скверным беззаконным житьем мы не достойны к такой страсти Христовой приступить, креста целовать, а твою царскую службу… рады служить против всякаго недруга… и за вас… умирать не за крестным целованьем»…
Относительно росписи взятия в смету, сколько их в действительности живет на Дону, казаки хитро ответили, что, «живучи на Дону и на степи по запольным рекам, в розни сами себя сметить не умеем, сколько нас есть, т. к. служим не с поместей и не с вотчин, а с травы да воды… наги, босы и голодны… за хлебом и за рыбою и за зверем и за травою на ряку и на степь день и ночь ездим беспрестанно… как нас в разъезде много, то войско невелико, а какой час в разъезде мало, то нас что водных источниц, в иную пору мало, в иную много, а потому нам росписи сметной писать нельзя»…
На требование же идти против польского короля и литовских людей хитрые донцы, не желая проливать христианскую кровь и в то же время боясь раздражить царя, туманно, но с затаенной иронией отписали, что «которые сызмогаюца коньми, на вашу царскую службу коньми поднимаюца и на шею заимываючи, а которые не смогут с лошади, и те, по своей силе, в судовых на вашу государскую службу крутятца, а много у нас голутвенных людей таких, что без вашего государскаго жалованья и бударами поднятца не ссилять»…{295}
* * *Нуждаясь в помощи казачества, царь и патриарх скоро предали опалу и анафему, наложенные на казаков, забвению и в милостивой грамоте 15 апреля 1633 г. писали на Дон, что бывшие в заточении и задержанные в Москве атаманы и казаки освобождены, видели «наши государския очи», получили патриаршее благословение, «пожалованы государевым жалованьем» и посланы на службу под Смоленск. Царь благодарил казаков за действия против крымцев и ногайцев и призывал к походу вместе с московскими войсками против татар Казыева уласа на р. Куму.
В отписке о своих делах 1632–1635 г. казаки писали царю:{296}
«Ходили мы, государь, на Крымскую степь и под шляхами лежали, сошлись с ногайскими людьми на р. Кундрючьи, в вершинах, и был у нас с ними бой. Божию милостию и твоим счастьем, тех татар побили и русский полон отгромили; потом дошла до нас весть, что азовские и ногайские люди пошли на Русь, и мы, переговоря меж собою, пошли за ними и на реке Быстрой одних побили, других живых побрали. Чрез несколько дней пришли из разных улусов Большого Ногая черные люди и хотели Дон перелезть под Азовом, на большом перевозе, на Крымскую сторону, а мы пошли за ними судами и в ночь тех татар порубили тысячи полу торы и больше, жен же и детей в полон забрали, всего полону 1300 человек. Спустя мало времени, ходили мы в Ногайскую степь войском и пожгли ногайских улусов, на Чубуре, дворов тысячи две и больше, взяли полону жен и детей 800 чел., приведши их в юрты свои и тех порубили. Потом известно нам стало, что ногайцы пришли на взморье на Очаковскую косу (на восточном берегу Азовского моря) и хотели перелезть в Крым, мы пошли против них, тех татар порубили и полону взяли тысячу человек. Когда же с тем полоном подходили к Кагальнику, то тут вышли азовские люди всем городом и с пушками; мы дрались с ними целый день, но они нам ничего не могли сделать… Затем дошел до нас слух, что турецкий царь приказал всем своим ратным людям вместе с крымцами, азовцами и ногайцами идти войною, морем и сухим путем, на Дон, чтобы наши казачьи городки разорить. Мы, переговоря меж собою, пошли стругами в море остерегать, чтобы турецкия каторги не прошли. Не входя в Черное море, мы в Гирле (горле, проливе — Керченском) стояли шесть недель и затем воротились на Дон».
Таковы дела донских казаков в 1632–34 гг. В этот период времени царь прислал, как и прежде, казакам жалованье: 2 тыс. руб. денег, 10 поставов сукон лучших, 13 поставов средних, 200 четвертей сухарей, 30 четвертей круп, 30 четвертей толокна, 100 ведер вина (водки), 60 пуд. пороху и 30 пуд. свинцу{297}.
В 1635 г. царь, отправляя своих послов к султану, прислал донским казакам за их службы знамя (второе); причем послам дал следующий наказ. Если турки спросят их о казаках, то они должны отвечать: «Ведомо вам самим, что воры, донские казаки, от Московскаго государства поудалели и живут кочевным обычаем, переезжая по рекам, а не городовым житьем». Если же турки спросят о знамени, то послы должны отвечать: «знамени государь к ним никогда не посылал; это кто-то сказал, чтобы нас поссорить». Перед этим царь писал крымскому хану: «Хотя бы вы их (казаков) и всех побили, нам стоять за них не за что»{298}.
Так унижала грозное казачество и так порочила честное имя казака пред соседними государствами изворотливая и лживая Москва из своих политических соображений и выгод и в то же время запугивала Дон то опалой, то анафемой, а потом разыгрывала роль всепрощающей матери, роль старшей руководительницы, льстила ему, посылала жалованье, просила «вы бы нам послужили» и т. д. Но казачество на всю эту политику мало обращало внимания и продолжало делать свое вековое казачье дело{299}.
Глава IX
Взятие казаками Азова и «Азовское сиденье»
Страшен и грозен стал Дон для турок и татар, в особенности для крепости Азова. Со страхом смотрели неверные на успехи казачьего оружия над Большим и Малым Ногаями, кочевавшими от Астрахани до р. Кумы и Азовского моря, а потом частью ушедшими под давлением казаков в Крым (Большой Ногай); трепетали пред казачьей силой берега Азовского и Черного морей вплоть до Стамбула; жестоко мстило казачество басурманам за угнетение христианских народов, оставшихся в покоренной ими греческой империи; так мстило, что при одном появлении на море казачьих стругов, вмещавших каждый от 30 до 50 человек, закаленных и искусных в морских битвах воинов, турецкие каторги (галеры) и многопушечные корабли старались поскорей скрыться за горизонтом, а жители прибрежных аулов убегали в горы.
Все переговоры турок с Москвой, начиная с Ивана Грозного, об удалении казаков с Дона, не привели ни к чему. Ни турки, ни Москва, видимо, не понимали, о чем шла тут около ста лет речь, не понимали идеи казачества и не взвешивали его сил; а силы эти год от году становились все грознее и грознее. Турки видели и чувствовали это и прилагали все усилия укрепить Азов; для этого ими были приглашены лучшие мастера и инженеры католического запада. Стены города были обновлены, проведены валы, рвы, воздвигнуты башни, укреплен замок, устроены на берегу Дона бастионы, поставлено «200 больших, средних и малых орудий», заготовлено много тысяч снарядов, «пороховой казны», провианту и проч. Укрепив так Азов и поставив в нем 4-тысячный гарнизон из лучших войск с иностранными артиллеристами и инженерами, турки стали держать себя вызывающе и усилили набеги как на казачьи городки, так и на русские украины. Положение русских пленников в Турции, особенно казаков, стало невыносимым: их продавали в рабство, изнуряли тяжкими работами, приковывали на каторгах к веслам и под ударами бичей заставляли грести и проч.{300} Древние православные церкви в Азове были обращены в мечети, а иные разрушены. Уцелело только два храма, особенно чтимые казаками, построенные в первые века христианства (в V или VI вв.), это соборная церковь св. Иоанна Предтечи и святителя Николая, в которых, несмотря на их запустение, пленные христиане сходились иногда на молитву о своем спасении. Богослужение в них совершал греческий иеромонах.
