Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн

Узнав, что другая часть неприятельского войска расположились у Ржева, Радзивил выступил против нее с войском по весьма неудобной дороге, по которой не проходило еще никакое войско, и остановился в 30 милях от Ржева, потом обратился на Зубцовский ям (Sukopsciam jamam), так называется место, где даются проезжающим подорожные, и, поставив лагерь при реке Волге, приказал Алимбеку с Татарами, бывшими у него, направиться через реку к Старице, чтобы на сколь возможно обширнейшем пространстве произвести опустошения и пожары в неприятельской земле[146]. Хорошо известно, что Московский царь, который, как выше было сказано, ожидал тогда в Старице исхода осады Пскова, узнав о приближении войска, видя бегство поселян, пылающие всюду пожары, как потом было узнано от Поссевина, находившегося тогда при нем, имея около себя [221] только 700 воинов, находился в величайшем беспокойстве, торопливо и без разбора произвел набор всякого рода людей и уже помышлял о бегстве. Но пока он отправил разведчиков, чтобы осмотреть наше войско и как можно скорее дать ему о том знать. Разведчики дошли до Окомечья (Ocomeciam), другого места, где выдавались подорожные и где стояли Татары на расстоянии пяти миль; здесь они узнали от поселян, что наши тщательно держат караул и что кроме того расположились в укрепленном месте. И так, Московиты свернули в сторону и, перейдя через находившияся на пути болота, захватили несколько человек из Нагайских Татар и наших фуражиров. В это время перешел на нашу сторону некто Даниил Мурза (Daniel Mursa), один из стольников Московского царя; о количестве войска у царя он сообщал тоже самое, что уже было известно прежде по слухам и из речей пленных, а при том еще во многом прихвастнул от себя; тем не менее наши, вследствие укоренившегося мнения о великом могуществе такого государя, легко поверили его словам; и вот, когда нашим представлялась возможность совершить достопамятный подвиг, если бы они подошли к Старице, они вернулись назад, считая свои силы недостаточными в сравнении с войском, которым, предполагалось, была ограждена жизнь и безопасность могущественного монарха; они направились к Двине, а оттуда достигла Дубна, измученные большими трудностями этого пути. Заключив на основании пустых слухов среди сельских жителей, что Торопец находится в затруднительном положении от недостатка провианта, наши свернули с дороги к нему и придвинули войско. Но спустя немного времени они узнали, что дошедшие до них известия о положении крепостного войска ложны, и возвратились назад, при чем Радзивил прямо направился против Холма, а оттуда против Старой Руссы. При Опочке против Новгорода был [222] поставлен некоторый отряд казаков, чтобы развлекать неприятеля, угоняя добычу из его земли, отчасти же, чтобы мешать подвозам и подкреплениям, если таковые будут посланы из Новгорода во Псков. Так как эти казаки постоянно угоняли добычу из неприятельской земли и вообще причиняли неприятелям большой вред, то последние улучили удобный момент, когда одна часть наших отправилась по обыкновению за добычею, а другая держала себя несколько беспечно, и вот Московские Татары, подойдя неожиданно, напали на тех, которые были оставлены на месте. После того как Татары снова были прогнаны остальными вернувшимися казаками, Москвитяне выставили со стороны Новгорода другие свои посты в двух местах, при Руссе и Мичаге (Misciaga), против наших казаков; и вот именно против тех, которые находились при Руссе, Радзивил выслал имевшихся у него казаков, отправясь и сам вслед за ними. Так как неприятели были уже раньше устрашены слухом о приближении войска и обратились в бегство при первом приходе наших, то последним удалось захватить Оболенского и несколько человек из боярского рода. Затем Радзивил вернулся отсюда к королю и к остальному войску.

Уже раньше этого Антоний Поссевин, который, как мы выше сказали, отправился послом к Московскому царю от папы, прибыл к королю, как только был отпущен после отступления Радзивила от Волги, и был отведен в лагерь, сопровождаемый несколькими эскадронами всадников, которых выслал ему на встречу король, когда получил известие из Новгорода о его приближении.

Антоний Поссевин говорил, что, хотя царь находится в сильном беспокойствии и в особенности вследствие неудачных военных действий желает мира, однако твердо решился не принимать его ни на каких иных условиях, как только на тех, которые предлагал уже королю раньше в Полоцке [223] чрез своих послов. Так как уже наступала зима, обыкновенно приносящая очень жестокие морозы в тех местностях, то царь был уверен, что войско короля не выдержит и первых ее тягостей, что солдаты будут размещены по зимним квартирам, а король по обыкновению своему возвратится в королевство, чтобы присутствовать на сейме; в это же время город освободится от осады, а он от страха, и найдет легко какой либо другой способ, чтобы задержать военные действия и нападения короля. Когда король стал возражать Поссевину, что он не уведет войско от города, пока не овладеет им, или пока Московский царь не уступит всей Ливонии, Поссевин тем не менее уговаривал его не уничтожать по крайней мере всякой надежды на мир и позволить назначить место для съезда, чтобы туда собрались с обеих сторон послы и вели бы переговоры на счет мира. После того как король согласился на это, Поссевин послал через гонца письмо к Московскому царю, в котором говорил, что король вообще решился не уходить и не прекращать военных действий, пока Московский царь не выйдет из всей Ливонии. Поэтому пусть он не расчитывает на то, что войско, принужденное жестокостью морозов, наконец уйдет; он видит, что все укрепились мужеством, чтобы переносить эти холода и быть в состоянии продолжать осаду; царь должен во всяком случае тронуться бедствиями и иметь жалость к стольким своим невинным подданным, которые не отказываются переносить всяческие страдания и опасности ради его безопасности; он подлежал бы обвинению в величайшей несправедливости, если бы он не считал их жизнь дороже своих выгод и упрямства. Ведь они не могут скрываться в лесах из-за сильных морозов; при том и морозы не могут дольше защищать их от нападений, потому что, когда от сильных холодов замерзнут болота, то они в скором времени станут проходимы для наших солдат; я сам [224] видел, писал Поссевин, в тот самый день, когда пришел в лагерь, что большое число их частью было перебито, частью взято в плен. Именно около времени прибытия Антония, как было выше рассказано, захвачены были те подкрепления, которые пришли с Мясоедовым. Поэтому пусть царь сам решает, как ему угодно; что же касается до него, то он советует сериозно взвесить в уме мысль о мире, и по этому поводу