Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски
В Берлине посол США Хью Уилсон сообщил Гуверу, что Гитлер хочет с ним встретиться. Поначалу Гувер засомневался, пояснив, что он путешествует как частное лицо. Кроме того, по словам друга Гувера Сэмюэля Аренца, тот говорил Вильсону, что, по его мнению, «Гитлер – лишь лицо целой группы людей с мозгами, которые и руководят нацистской партией и всеми её делами». Но Уилсон настаивал, чтобы тот пересмотрел это мнение, особенно в свете того, что сам он увидеться с Гитлером не может. Гувер наконец сдался.
Гитлер принял американского гостя в рейхсканцелярии 8 марта, на нем в тот день был жилет цвета хаки со свастикой. В процессе разговора Гувер сделал вывод, что Гитлер прекрасно разбирается в таких вопросах, как жилищное строительство, курсы иностранных валют и международная торговля. Но, по рассказу Арренца, несколько простых слов с гарантией выводили Гитлера из себя: «он мог вскочить и разразиться непрерывной, буйной, совершенно безумной речью». Этими словами были «евреи», «коммунисты» и «демократия».
В некий момент Гувер, по его собственным рассказам, прервал Гитлера и заявил:
– Довольно. Я не заинтересован выслушивать ваше мнение.
Аренцу Гувер сказал так:
– Если бы Гитлер оказался перед американским судом присяжных, его бы без вопросов объявили невменяемым.
Тем не менее ни Гувер, ни Гитлер, судя по всему, не оскорбились серьезно в результате этого разговора, а американец изменил свое мнение о германском лидере. Больше он не считал его марионеткой в чужих руках: он признал Гитлера вполне самостоятельной силой.
На следующий день у Гувера был ужин с Герингом в «охотничьем домике» последнего: роскошном комплексе со множеством гобеленов, картин и скульптур, находившемся к востоку от Берлина. Американца встретили шестнадцать трубачей в эффектных костюмах, а в центре стола для ланча стоял женский бюст в натуральную величину.
– Да, из чистого золота. Это моя первая жена, – прокомментировал Геринг.
Зная, что Гувер когда-то начинал горным инженером, хозяин дома попросил его рассказать о российских рудных богатствах. Американец очень оптимистично о них отозвался, а впоследствии пояснил Аренцу, что предпочел бы, чтобы немцы в случае военной агрессии в будущем пошли на восток, а не на запад.
После Германии Гувер продолжил свое путешествие по Европе, побывав в Польше, Латвии, Эстонии, Финляндии и Швеции. Во время последней остановки перед возвращением в Англию он пообщался с журналистами. Признав, что «существует множество угроз общему миру», он заявил, что не верит «в возможность масштабной войны в ближайшем будущем». Позже, в Нью-Йорке, он изложил свою точку зрения в целом во время речи для Foreign Policy Association, которую произнес 31 марта. К тому времени, как эта речь прозвучала, Гитлер уже аннексировал Австрию, но это не повлияло на мнение Гувера о том, что Америке не следует ввязываться в какие-либо новые европейские войны. Подобный конфликт, как он выразился, проявил бы «все худшие черты давних религиозных войн». В конце выступления он сказал следующее: «Если мир собирается жить в мире, то нам придется уживаться с диктатурами точно так же, как и с демократическими правительствами. Не наше дело, какие именно формы правления другие народы выбирают, решая собственную судьбу».
Гувер говорил вещи, практически противоположные тем, что говорил Ширер. Да, ситуация в Европе опасная. Да, Гувер полагал, что прямо сейчас Германия к войне не готова – но в частном порядке признавал, что она может перейти к военным действиям чуть позже – вполне возможно, нацелившись на Восток. Но, с его точки зрения, это было скорее поводом оставить гитлеровскую Германию в покое, а вовсе не пытаться остановить её, мобилизуя западные страны, включая США. Именно с такими убеждениями он приезжал в Германию, и к отъезду эти убеждения не только не ослабли, но и усилились. Даже личная беседа с Гитлером, где он выслушивал безумные тирады, не поколебали его уверенности в том, что единственным разумным поведением для Америки будет пожать плечами.
Джейкобу Биму оставалось недолго до своего двадцать седьмого дня рождения, когда он в феврале 1935 г. прибыл в Берлин в качестве третьего секретаря при посольстве США. В его задачи входило составлять донесения о ситуации внутри страны. Он проработал в столице Германии пять лет – «дольше, чем любой другой американский представитель», как он сам писал об этом в своей неопубликованной рукописи.
Несмотря на молодость, Бим был вполне готов занять эту должность. Его отец преподавал немецкий язык в Принстоне, а молодой Бим там учился перед тем, как поступить в Кембридж. Он работал в консульстве в Женеве, где и настигло его новое назначение в Берлин. Бим стал спрашивать совета у Эдгара Моурера, корреспондента Chicago Daily News, высланного из Германии в 1933 г. и находившегося на тот момент в Женеве. «Он дал мне контакты представителей прежнего режима, а также антинацистских диссидентов, с которыми надо было связываться через отдельного курьера, – вспоминал Бим. – Он даже снабдил меня списком женщин, которых следовало избегать».
Хотя Бим признавал, что многие из этих контактов – вовсе не характерные представители новой Германии, он все же настаивал, что это были «самые информированные и влиятельные немцы, к которым я мог обратиться». Среди них встречались и рьяные немецкие националисты, часто из аристократических семей, считавших себя куда лучше новой власти. «Они держались довольно холодно и жестко, но у них был свой кодекс поведения, несовместимый с нацистскими бесчинствами, особенно с преследованиями евреев», – писал он.
У нескольких таких националистов были жены из Америки. Когда глава IBM Томас Уотсон летом 1937 г. посетил филиалы своей компании в Германии, то он устроил большой званый ужин в отеле «Адлон». Среди гостей был и Бим, оказавшийся за столом рядом с Норманом Эббутом, берлинским корреспондентом лондонского Times, с гауляйтером (руководителем округа в рейхе), а также с графом и графиней Зеер-Тосс из Восточной Пруссии. Графиня была дочерью Генри Уайта, бывшего американского посла в Франции. Мюриэль Уайт вышла замуж за Германа Зеер-Тосса в 1909 г. Она также приходилась сестрой одному из дипломатов, тоже находившемуся в тот момент в берлинском посольстве США. Бим и Эббут слышали её разговор с гауляйтером, случившийся ближе к концу ужина.
– Правда ли, что партия порой награждает отличившихся
