Владислав Реймонт - Последний сейм Речи Посполитой
За окном послышался звон гуслей и слезливый голос старика нищего:
Ах ты, Потоцкий, воеводский сыне,
Продал ты Польшу и всю Украину...
Все присутствующие стали прислушиваться к словам песни, когда вошел Прозор.
- Слыхали? - заговорил он еще с порога. - У доминиканского монастыря заставили папского нунция вернуться, так как у него не было пропуска. Скандал, сам Сиверс поехал к нему извиняться.
- Ворон ворону глаз не выклюет! - проговорил вполголоса Шидловский.
- На чем же вы, господа, порешили? - спросил Прозор.
- Программа обычная: оппонировать, мешать и не допускать утверждения полномочий.
- А если большинство поставит на своем и трактат с Пруссией будет утвержден?
После непродолжительного молчания встал Микорский и проговорил:
- Мы будем оппонировать по каждому вопросу, лишь бы затянуть сейм как можно дольше.
- И оттянуть решение о сокращении армии хотя бы до нового года, прибавил Шидловский.
- Наше спасение я вижу только в том, чтобы переждать правление Екатерины. Другого пути спасения я не знаю. Если нам удастся переждать его - Польша будет спасена, - заявил Микорский.
Прозор, оставшись наедине с Зелинским, спросил его по секрету:
- Заремба уверял меня, что не все оппозиционеры принадлежат к заговору...
- Всего только пять человек. Не все верят в успех восстания...
Оба поехали в замок и, несмотря на то, что улицы были пустынны, вынуждены были ехать медленно, так как почти на каждом шагу приходилось предъявлять пропуска.
Прозор едва сдерживал возмущение.
- Господи, чтобы чужой солдат повелевал над нами! - стонал он, сжимая кулаки.
На пороге вестибюля стоял генерал Раутенфельд, а его адъютанты тщательно проверяли билеты каждого входящего... Все помещение сейма, кулуары, кабинеты, гауптвахта, коридоры и хоры были заняты гренадерами с примкнутыми на ружьях штыками.
Безоружные польские солдаты слонялись из угла в угол, разнося только письма и пакеты. Закржевский, несший в этот день караул, пил с Войной за столом, на котором расставляли холодные блюда, и громко отпускал злобные замечания по адресу "союзников".
В вестибюле, несмотря на значительное количество людей, царила гнетущая тишина. Депутаты перешептывались. Между ними вертелся Фризе, раздавая какие-то записочки, иногда заглядывал Бокамп и скрывался за дверью канцелярии сейма.
Оппозиционеры проходили прямо в палату, сопровождаемые рядом злобных взглядов и улыбок.
- Представь себе, вот этот долговязый верзила, - говорил Закржевский, указывая на какого-то офицерика, вытянувшегося в струнку у окна, - месяц тому назад был выпорот за кражу и пьянство, а сейчас, посмотри, блистает уже адъютантскими аксельбантами.
- Потише, сейчас не время для скандалов! - осек его Прозор, здороваясь с ним.
Марцин, очевидно несколько подвыпивший, прошептал с жаром и упрямством:
- Я не выдержу долго этого позора... Я солдат... Не потерплю, солдаты пойдут за мной...
Но смолк под строгим взглядом Прозора, которого Воина отвел в сторону, чтобы сказать ему:
- Сказки о заговоре сочинил Анквич. Я это знаю наверное.
- Добросовестно зарабатывает свой позор! - шепнул в ответ ему с жаром Прозор.
Било четыре на замковых часах - час начала заседания.
Депутатские скамьи быстро заполнились, сенаторы заняли свои кресла вблизи трона. Тышкевич сел за председательским столом, секретари и писцы уже были на своих местах. Сейм был уже в полном сборе, когда вдруг двери с шумом захлопнулись и у порогов появились гренадеры, не выпуская никого из зала. Это неслыханное насилие глубоко возмутило всех. Поднялся ропот и протесты даже со стороны наиболее трусливых.
Кто-то из оппозиционеров попробовал было выйти, но штыки так энергично преградили ему дорогу, что он едва успел увернуться от удара. Офицеры на хорах загоготали насмешливым хохотом.
Председатель объявил о выходе короля. Все встали. В зале смолкло.
Вошел король, как всегда, в сопровождении юнкеров со шпагами наголо. Но за ним по пятам вошел генерал Раутенфельд и уселся в кресле рядом с троном.
У всех отнялся язык, все смотрели друг на друга, затаив дыхание и думая: неужели этот чужеземный солдафон, рассевшийся подле трона, - не призрак? Но нет, он сидел с грозным выражением на каменном лице и холодным взглядом обводил окружающих.
Громкий крик протеста вырвался из груди оппозиционеров. Одновременно и сторонники Пруссии стали шумно требовать открытия заседания и начала обсуждения.
Но зычный голос Шидловского перекричал всех:
- Я не считаю этот зал законодательным собранием, когда вооруженная рука насильников окружает его снаружи и изнутри. Это не сейм и не свободное обсуждение, - под давлением иноземного насилия, когда место, на которое имеют право только представители свободного народа, занимает чужой солдат...
Одного только еще добилась оппозиция: под ее давлением была отправлена депутация к Сиверсу с требованием удаления солдат из сейма. После двухчасовых переговоров принесли ответ посла, что он никого не выпустит из палаты, пока трактат с Пруссией не будет утвержден. И пригрозил пустить в ход вооруженную силу...
Началась безнадежная борьба с насилием.
Но Раутенфельд, неумолимый, как палач, бдительно охранял интересы прусского короля.
Ради прусского короля и его победы грозили зажженные фитили у пушек.
Ради прусского короля вооруженные роты стояли в боевой готовности, чтобы раздавить сопротивляющихся.
Ради прусского короля пущено было в ход насилие, предательство и человеческая подлость.
Пока наконец не было утверждено то, что продиктовали штыки.
Заседание окончилось в четыре часа утра.
ПРИМЕЧАНИЯ
Паюки - придворные слуги, заведенные по примеру турецкого султана польскими магнатами.
Кюлоты - короткие штаны.
Подкомории - высшие межевые судьи воеводства или повета.
Баваруаза - настойка из травы "волоски богородицы" и миндального, лимонного или иного сиропа.
"Мировские" - польские полки, квартировавшие в Варшаве в Мировских казармах.
"Хапанка" - карточная игра.
"Ларендогра" - туалетная вода "La reine d'Ноngrie" ("Королева Венгрии").
Ситуаен - гражданин.