Александр Путятин - Огнем и мечом. Россия между «польским орлом» и «шведским львом». 1512-1634 гг.
Однако все эти политические козыри новому царю еще нужно было разыграть. Задача на первый взгляд казалась неподъемной. Ведь никакого опыта в управлении страной у Михаила не было. Да что там опыта! Репрессии Годунова обрушились на романовскую семью, когда мальчику исполнилось четыре года. Отец и мать его поневоле приняли постриг, а Михаила вместе с сестрой Татьяной судьи услали в тюрьму на Белоозеро. Там, по данным летописей, дети находились «немалое время»{155}. Годы заключения совпали по времени с жесточайшим голодом, что не лучшим образом сказалось на здоровье будущего царя. Михаил вырос типичным «заморенным ребенком». С тех пор и до конца дней он оставался слабым и болезненным.
Еще хуже тюрьма и ссылка отразились на образовании будущего самодержца. Лишь в возрасте десяти лет, уже при Лжедмитрии I, Михаил избавился от надзора приставов и попал в столицу, где впервые получил возможность хоть чему-то научиться. Однако время было безнадежно упущено. Но главное, в характере будущего царя надолго закреплись черты тюремного сидельца: уступчивость, осторожность, склонность к послушанию, боязнь проявить хоть какую-то самостоятельность. А потому сразу же возник вопрос: кто станет править страной от имени Михаила? Лучшей кандидатурой был, естественно, Филарет. Но его еще предстояло вызволить из польского плена. А пока суд да дело, роль руководителя взяла на себя мать юного царя. Надо сказать, что дамой она была волевой, энергичной и неглупой. Ведь недаром же Борис Годунов из всех женщин семьи Романовых только ее, Ксению Шестову, повелел постричь в монахини. Более того, инокиню Марфу после этого не отправили в монастырь, а заточили на пустынном погосте в Заонежье. Если верить свидетельству Исаака Массы, суровое наказание было связано с тем, что Борис Годунов считал честолюбивую Ксению «душой заговора»{156}.
В начале марта делегация Земского собора, возглавляемая близким родственником Романовых, боярином Федором Шереметевым, выехала из Москвы на поиски новоизбранного царя. Где находится Михаил, никто точно не знал, а потому послы отправились в Ярославль и далее «туда, где он, государь, будет»{157}. От руководства Думы, кроме Шереметева, на поиски поехали князь Владимир Бахтеяров-Ростовский и окольничий Федор Головин. От духовенства — рязанский архиепископ Феодорит, троицкий келарь Авраамий Палицын, другие соборные старцы. 13 марта делегация прибыла в село Новоселки под Костромой. Утром следующего дня, вместе с местными воеводами, посадскими жителями и представителями костромского духовенства, послы крестным ходом двинулись к стенам Ипатьевского монастыря, где их поджидали Марфа и Михаил.
Сцена переговоров была разыграна как по нотам. Старший из духовных пастырей, архиепископ Феодорит, подал скромной старице грамоту от Земского собора об избрании ее сына на московский трон. То, что Марфа на первый раз откажется благословить Михаила, было вполне предсказуемо. В России тех лет сразу соглашаться на что-либо считалось дурным тоном. Однако, вместо глупых отговорок, инокиня начала приводить в обоснование вполне земные резоны. Тем самым послы от имени отправившего их Собора вынуждены были в рамках формального вроде бы торга давать клятвенные обещания по самым важным вопросам текущей политики. Причем именно по тем, где интересы царской династии сталкивались с их собственными сословными интересами.
Вначале старица «с великим плачем»{158} указала послам на молодость сына и его неопытность, на ненадежность подданных, которые «…в крестном целовании стали несостоятельны», «…дав свои души прежним государям, не прямо служили». Бояре поклялись, что Михаилу теперь все станут служить честно, а затем согласились на любую кару для изменников. Государство вконец разорено, продолжала причитать Марфа. Из-за отсутствия денег в казне царь не может ни ратных людей по заслугам жаловать, ни с польскими войсками сражаться. Да что там — воевать, даже на обеспечение царской семьи и то небось припасов в Москве нет! Ну, что ты, матушка, отвечали послы… Мы да за-ради такого дела… Всем миром соберем! Нет, что хотите, а не благословлю, выпрашивает очередную уступку Марфа, ведь король-то Сигизмунд… Он как только узнает, что Михаил на московский трон уселся, так тут же отца его, который в плену мается, лютою смертью расказнит! Не посмеет, матушка, отвечают послы… Мы ему в обмен на Филарета польских пленников отдадим — кого захочет и сколько захочет! Короче… На что угодно пойдем, лишь бы царского батюшку у супостата выкупить!
Так на первом же свидании мать выторговала для Михаила Романова право на бессудные опалы против нерадивых подданных. Он получил возможность в любой момент ввести чрезвычайные военные налоги. Кроме того, на будущих российско-польских переговорах ему заранее разрешали поставить интересы семьи выше государственных нужд. Теперь, когда она вытрясла из бояр все возможные уступки, Марфа согласилась отпустить сына на царство. Получив ее благословение, Михаил отправился с Феодоритом и прочими духовными лицами в Троицкий собор Ипатьевского монастыря, где его торжественно нарекли российским царем. В знак обретения высшей власти юный монарх получил от посольских старцев «государев посох». Все остальные обряды были отложены до прибытия в Москву.
Известие о наречении Михаила на царство в столице получили 24 марта 1613 года. Народ ждал его прибытия в Кремль со дня на день. Однако царь в Москву не торопился. Вместо этого он почти на месяц задержался в Ярославле. Здесь вокруг Михаила и Марфы начал складываться правительственный круг, который в ближайшие годы будет руководить страной от имени юного монарха. Ядром нового правительства стали ближайшие родственники царя: Шереметевы, Морозовы и Салтыковы. Сановники Романова хорошо понимали, что он не может въехать в Москву без сильной армии и хоть какой-то казны. Сразу после наречения Михаила боярин Шереметев отправил Мстиславскому государев указ с требованием немедленно прислать царскую печать и «боярский список», поскольку «…у нас, господа, за государевой печатью многие государевы грамоты стали»{159}.
Думцы попытались заволокитить дело. Составляя Земельный список, они «по боярскому приговору» раздали много казенной земли и теперь боялись пересмотра этих пожалований. Однако Шереметев продолжал слать указ за указом, неустанно требуя списка и печати. В конце концов, Думе пришлось уступить. Так важнейший из рычагов влияния на дворянство перешел в руки царя. Тем временем в Ярославль к нему стали стекаться служилые люди. Одни надеялись на разрешение земельных споров, другие — на новые пожалования. Михаил быстро дал почувствовать дворянам, что все «боярские дачи» носят предварительный характер. Он смело отменял наиболее одиозные думские пожалования и щедро раздавал поместья и вотчины участникам своего «московского похода».
Вскоре новый царь вызвал к себе членов Государева двора: стольников, стряпчих, жильцов. Когда стало ясно, что все желающие приехали, правительство Романова 25 апреля 1613 года устроило генеральный смотр дворянского ополчения в селе Любилове. Тех, кто туда не явился, ждала суровая кара. Михаил Романов приказал отписать в казну их поместья и вотчины. Собственности лишилась не только служилая мелкота. В списке согнанных с земель нетчиков числятся такие известные фамилии, как Бутурлин, Колычев, Головин и Гагарин. Теперь, когда в руках у нового царя была дворянская армия, его позиции в борьбе с Думой значительно усилились. Одновременно с этим в столице стало падать влияние войскового круга. Верные правительству отряды один за другим отправлялись на окраины. Только 19 марта на литовскую границу убыло свыше 2300 казаков. Еще несколько сотен вскоре усилили гарнизон Пскова. Буйная же воровская вольница потихоньку разбегалась сама. Ведь жить грабежом и разбоем в центре страны становилось все опаснее. В то время как на ее окраинах еще можно было неплохо поживиться.
Наконец ситуация улучшилась настолько, что царь и его правительство могли без опаски въехать в столицу. 2 мая 1613 года Михаил торжественно прибыл в Москву. У ворот его встречали Освященный собор «с крестами», Дума, войска гарнизона и посадские жители. Большая часть сожженного поляками города еще лежала в руинах. Колокола звучали лишь с немногих уцелевших звонниц. Мало кто из бояр верил, что Романову удастся усидеть на троне. Слишком тяжелой была ситуация в стране. Никто и представить не мог, что уже через несколько лет новая династия добьется такой власти над Думой, которой не было даже у Ивана Грозного. Правящие именем Михаила сановники ловко используют вражду между боярскими кланами, дворянством и казаками, не позволив ни одному из военных сословий сколько-нибудь существенно ограничить власть государя.
