Леонард Котрелл - Во времена фараонов
Ба'алат была финикийской богиней, супругой Баала.
Семитское название божества Ба'алат египтяне обычно переводили как Хатор (так же как в Библе) и… богиня храма Серабит, [где были найдены таблицы], была хорошо известна под именем «Хатор, владычица». Там было найдено ее имя, часто встречающееся в иероглифических текстах…
Могло ли это быть случайным совпадением? Я твердо убежден, что нет. Если это так, то я стою у истоков происхождения алфавита. Цепь моих рассуждений сложилась в стройную систему, и если принять выводы, то будет уже почти невозможно отказаться от посылок. Другими словами, почти невероятная удача, что имя Ба'алат прочитано правильно, и все это говорит в пользу генетической связи между египетскими иероглифами, синайскими письменами и финикийскими буквами с их традиционными названиями.
Я отклонился немного от темы для того, чтобы рассказать, что: а) неожиданные драматические события иногда могут скрасить жизнь, посвященную терпеливым, лишенным эмоций исследованиям; б) если выводы Гардинера правильные, а многие филологи поддерживают его в этом, то буквы, которыми написана эта книга, обязаны своим происхождением не финикийцам, а древним египтянам. От них они перешли через Палестину к финикийцам, а затем от греков и римлян к нам.
Так что не исключено, что очень тоненькая нить связывает нас с Пер-гором, который сидит скрестив ноги в классе и ждет не дождется, когда кончится урок, а его уставшая уже рука старательно выводит слова:
Счастлив писец оттого, что он достиг мастерства в своей профессии. Проявляй настойчивость ежедневно. Только так ты сможешь овладеть мастерством… Не проводи ни одного дня в праздности, иначе тебя выпорют. Ухо мальчика на спине. Он слушает, когда его бьют…
Но вот старый Хаемуас встает и начинает собирать свои рукописи. В классе поднимается шум, но учитель быстро утихомиривает учеников. Мальчики встают и под руководством Хаемуаса монотонными голосами читают молитву Амону. Потом под строгим взглядом старика они чинно выходят на улицу, залитую солнечным светом. И сразу же начинается страшный галдеж. Мальчишки разбились на шумные группы. Одни борются на земле, катаясь в пыли, другие смастерили мяч и перебрасывают его друг другу. Пер-гор и Небамон несутся сломя голову по залитой солнцем улице к огромным воротам, не обращая внимания на предупреждающие крики проходящих жрецов. Наконец они добежали до ворот. Там, к удивлению и восхищению Пер-гора, его ждал старший брат Кенамон. Он стоял в новой колеснице и пытался напустить на себя безразличный вид. Вокруг собрались мальчишки и громко восхищаются двумя холеными конями с качающимся плюмажем и золотой отделкой повозки, сверкающей на солнце.
Пер-гор — на седьмом небе. Он гордится своим старшим братом, гордится, что того назначили военачальником отряда колесничих и что он скоро отправится с фараоном в страну горцев. Однако Пер-гор такой же проказник, как и все мальчишки. Когда Кенамон гордо едет по улицам Фив вместе с братом, мальчик вспоминает одно упражнение, которое переписывал в то утро.
Под стук копыт и шум улицы он начинает громко декламировать:
Приди, я расскажу тебе [о] должности жалкой воина-колесничего.
— Что это? — спрашивает Кенамон. Тонкий голос продолжает безжалостно:
Он спешит взять лошадей из стойла перед его величеством… Он взял коня доброго. Он радуется, ликуя.
Кенамон пытается дать брату подзатыльник, но Пер-гор быстро увертывается. Отбежав от Кенамона, он приплясывает и кричит:
Достигает он с ним города своего, причем он [конь] усердно бежит рысью. Он хорош в рыси… Но он не знает своего положения.
Они уже приблизились к дому Рехмира. Кенамон сдерживает горячих коней, к которым он еще не привык. Поэтому Пер-гор свободно может над ним насмехаться.
Приходят делать смотр войскам — мекиу. Он сильно утружден. Его бьют на земле, избивая сотней ударов.
Колесница останавливается у сторожки привратника. К ней подбегают конюхи, чтобы забрать коней. Кенамон со смехом пытается поймать брата, но мальчишка оказывается проворнее его. Взбежав по лестнице, он останавливается и, приплясывая, кричит: «Будь писцом! Будь писцом!»
Привратник-нубиец и конюхи улыбаются. Крикнув последний раз «Будь писцом!», Пер-гор убегает. Он бежит по дорожке к дому. Кенамон поднимает ком земли и бросает ему вдогонку, но промахивается.
Глава IX
МОГУЩЕСТВО ПИСЬМЕННОСТИ
Египтяне были практичными людьми. Их огромные успехи в архитектуре и скульптуре, астрономии и математике были обусловлены чисто утилитарными целями. В отличие от древних греков, которые восхищались ими, египтяне обладали, видимо, меньшей любознательностью и не любили науку саму по себе. Абстрактные размышления были им чужды. Тем не менее греки очень многое заимствовали у них, в чем не стеснялись признаться. Например, Фалеса поражала и вдохновляла египетская цивилизация. Греки обрели в Египте огромный запас полезных практических знаний, не строго научных, в нашем понимании, а, скорее, сырьевой материал для науки.
Возьмем, например, математику, в которой древние греки продвинулись так далеко.
Египтяне, [пишет в книге «Наследие Египта» Р. У. Стоули], создали практическую систему счисления и могли просто и точно выполнять арифметические вычисления (включая действия со сложными дробями)… Они могли решать задачи с двумя неизвестными и имели элементарные понятия как об арифметической прогрессии с использованием дробей, так и о геометрической прогрессии. Они были знакомы с элементарными свойствами прямоугольников, круга и пирамиды. Таким образом, египтяне могли успешно решать математические задачи, встречавшиеся им в повседневной жизни. Примеры, дошедшие до нас, проливают свет на методы решения задач, касающихся торговли, кормления скота, взимания налогов и т. д.
Большинство задач относилось к конкретным вещам: семь хлебов, пять человек — и редко применялись абстрактные числа. Несмотря на то что египтяне знали, как следует поступать в каждом конкретном случае, сомневаюсь, чтобы они ясно понимали основополагающие принципы. Примеры, [приведенные в «Математическом папирусе»], используют большей частью простые числа. Они представляют собой иллюстрацию метода, модель решений, которые легко можно было выучить наизусть и применять в решении аналогичных задач.
Тот же самый практицизм наблюдается у египтян и в области искусства. Замечательные скульптуры, вызывающие у нас восторг, создавались не для удовлетворения эстетических потребностей людей и не предназначались для массового обозрения. Некоторые из них были реалистическими портретами умерших, которые помещали в гробницы и часто прятали от посторонних глаз, так как они были вместилищами духа умершего, его «Ка». Прелестные скульптурные живописные фрески могильных часовен, жанровые сценки, которые так живо иллюстрируют нам будни древних египтян, не были декоративными украшениями, а служили для того, чтобы подчеркнуть богатство и общественное положение умершего. Они имели магическое значение: должны были обеспечить умершего в загробной жизни имуществом и роскошью, окружавшей его на земле. Военачальник снова будет во главе своей армии, вельможа будет владеть своими землями и будет всегда обеспечен едой, даже если его наследники забудут своевременно принести ее в гробницу. Живописное или скульптурное изображение становилось благодаря магии реальной вещью.
Письменность зародилась тоже благодаря практицизму египтян. Посредством ее человек мог общаться с другими людьми, не встречаясь и не беседуя непосредственно с ними, а с помощью записей и расчетов, записей событий и религиозных текстов, перенесение которых на папирус увековечивало их магическую силу. Иероглифическое письмо было уже достаточно хорошо развито во времена I династии, т. е. около 3200 г. до н. э. Самые ранние образцы такой письменности найдены па каменных сосудах и других предметах. Иероглифические знаки применялись даже для украшения предметов: их размещали таким образом, чтобы они соответствовали декоративным требованиям рисунка, потому что читать их можно справа налево, слева направо или даже сверху вниз. На протяжении трех тысяч лет египетской истории иероглифическое письмо использовалось для различных религиозных целей, для надписей на степах храмов и гробниц, для монументальных надписей различного типа. Но в повседневной жизни такая письменность была неудобной. Рядовой египтянин находился в таком же примерно положении, как и мы, если бы от нас потребовали всю нашу корреспонденцию писать только заглавными буквами. А ведь писать иероглифы значительно труднее. Поэтому он придумал скоропись, которую греки назвали «иератическим»[56] письмом. Язык оставался таким же, но писать было легче.
