Илья Ратьковский - Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
По рассказам очевидцев и фотографиям, найденным у колчаковцев, которые до сих пор хранятся в Тасеевском краеведческом музее, приговоренных ставили на краю реки Усолки и стреляли в затылок. Тяжелая винтовочная пуля превращала лицо в сплошное месиво, и узнать казненных их родственникам было возможно только по одежде. Экзекуции проходили на глазах детей. Морской летчик, Герой Советского Союза Филипп Александрович Усачев (1908–1976) рассказывал работникам тассеевского музея, что у него до последнего смертного часа будет стоять в глазах картина гибели отца и матери. Александра Павловича расстреляли, а Екатерину Сергеевну каратели повесили на воротах собственного дома. Перед смертью несчастная женщина сумела разжать петлю и крикнуть сыну Филиппу и дочери Марии: «Живите, учитесь и помните»[1151].
Вскоре после подавления восстания вышел Указ Верховного правителя России А. В. Колчака от 21 июня 1919 г. «О конфискации земельных наделов причастных к большевизму крестьян сел Тасеево и ст. Баджея Енисейской губернии»[1152].
23 июня 1919 г. деникинскими войсками занят Белгород. Первыми жертвами нового режима стали начальник милиции В. А. Саенко, учительница из Томаровки В. Д. Сидоренко, железнодорожник Ковригин, адвокат М. В. Фукс, старик из мещан, отец двоих коммунистов Иосиф Шоломович Паломов-Мальский, И. И. Феофанова и многие другие. Среди расстрелянных был начальник обороны красных, бывший унтер-офицер императорской армии, согласно белым мемуарам, причастный к расстрелам заложников[1153].
Об управлении новым режимом Белгородом и его особенностях оставил яркие воспоминания генерал Е. И. Доставалов: «Пропуская массу других таких же потерявших человеческий облик начальников, выдвинутых на верхи Добровольческой армии, не могу не указать на безусловно ненормального человека, дегенерата и садиста генерала Шпаковского, явившегося к нам с рекомендацией Лукомского и занимавшего высокий пост начальника тыла Добровольческого корпуса. Он был вершителем судеб населения обширного тыла Добровольческого корпуса. Шпаковский приехал в штаб корпуса в Белгороде и должен был возглавлять административную власть там, где еще не сконструировалась власть губернаторская. Бледный, с массой бриллиантов на пальцах, с расширенными зрачками больных глаз, он производил неприятное впечатление. Первый разговор его с Кутеповым произошел при мне. Шпаковский начал прямо: «Чтобы был порядок, надо вешать. Вы, Ваше Превосходительство, как смотрите на это? Вешать или не вешать?». Кутепов, который всегда был на стороне вешающего, а не вешаемого, ответил: «Конечно, вешать». И после короткого разговора бесправное население было передано в полную власть зверя. Шпаковский привез свою контрразведку, которая деятельно принялась за работу. В этот период все были словно помешанные. Огромные и сложные функции тыла, дающего жизнь и силу армии, требовали от тыловых администраторов исключительных способностей. Считалось, что всеми этими качествами обладает тот, кто вешает. Шпаковский буквально не мог спокойно заснуть, если в течение дня он никого не повесит. Скоро среди населения начались вопли, это заставило его еще более усилить террор. Приговоренных к смертной казни Шпаковский водил лично на место казни, и зимой их водили в одном белье и босиком. Однажды посланный в управление начальника тыла за справкой мой адъютант прибежал взволнованный и доложил мне, что приказания исполнить не мог, так как, придя в управление, он застал такую картину – передаю дальше словами его рапорта: «Еще при входе я услышал какие-то стоны и крики, несшиеся из комнаты адъютантов Шпаковского. Войдя в нее, я увидел компанию офицеров, совершенно пьяных, в числе которых были адъютанты и контрразведчики Шпаковского. Они сидели за столом, уставленным бутылками. Перед ними стоял голый человек, один из смертников, предназначенных в ближайшую ночь к расстрелу. Все лицо, голова и грудь его были в крови, и кровь стекала по телу. Руки были связаны на спине. Пьяные офицеры царапали тело смертника вилками и столовыми ножами, тушили зажженные папиросы о его тело и забавлялись его криками. Зрелище было так отвратительно, что я не мог исполнить Вашего приказания и ушел. Но справку получить все равно нельзя, так как они все пьяны». Мой доклад Кутепову об этом результатов не имел, и Шпаковский остался на своем месте»[1154].
23 июня 1919 г. зеленым отрядом захвачено село Шапкино Борисоглебского уезда. В селе были захвачены члены волостного совета, милиционеры, просто «сочувствующие» советской власти – всего 23 человека. Они были вывезены в соседнее село Губари и уничтожены там на берегу реки Хопер[1155].
24 июня 1919 г. генерал-губернатор Енисейской губернии и особоуполномоченный по охране государственного порядка и общественного спокойствия в Енисейской губернии. С. Н. Розанов (выпускник Академии Генерального штаба, одно время служил красным, затем перебежал к белым) издал приказ, гласивший: «Совместными действиями русских, чехословацких и итальянских войск большевистские банды врагов возрождения России разбиты, а главные очаги восстания – Степно-Баджей и Тасеево – взяты. Главари восстания и организаторы нападений на поезда расстреляны». Вскоре генералом С. Н. Розановым был подписан приказ с благодарностью начальникам, офицерам, стрелкам и казакам за «отлично выполненную боевую работу» при подавлении антиправительственных выступлений летом 1919 г. в Енисейской губернии[1156].
В результате в Енисейской губернии по приказу генерала С. Н. Розанова было расстреляно около 10 тысяч человек, 14 тысяч человек выпороли плетьми, сожжено и разграблено было 12 тысяч крестьянских хозяйств. За два дня – 31 июля и 1 августа 1919 г. – в г. Камне расстреляно свыше 300 человек, еще раньше – 48 человек в арестном доме того же города. Репрессии проводились генералом Розановым со ссылкой на директивы, полученные ранее от адмирала А. В. Колчака.
24 июня 1919 г. в Архангельске опубликованы приказы генерала В. В. Марушевского об утверждении судебных приговоров: отдаче в арестантские исправительные отделения на 2,5 года прапорщика Лебедева за неисполнение приказов командования; солдата Архангелогородского полка Батаргина – на 4 года каторги за самовольную отлучку; гражданина П. Мальцева – к расстрелу (заменен 15 годами каторжных работ) за организацию строительства оборонительных укреплений против союзников на Мудьюге (и за службу в Красной армии); солдата Архангелогородского полка А. Лупачева – к 4 годам каторги за самовольное оставление части[1157].
25 июня 1919 г. белые войска захватили Харьков. Ожесточенное сопротивление вступающей в город дроздовской дивизии оказал на центральных улицах города красный броневик «Товарищ Артем» (командир Е. Станкевич). Броневик был забросан гранатами, после чего его экипаж, состоявший из 4-х матросов, попытался скрыться, но был пойман дроздовцами и зарублен шашками на Николаевской площади у стены Харьковской городской думы (сейчас – городского совета). О расстреле экипажа, якобы состоявшего сплошь из чекистов, в своих воспоминаниях рассказал и Туркул[1158]. Рядом с ними, на той же Московской улице, были убиты два красноармейца.
Известный в будущем правый историк, житель Харькова тех лет, С. Г. Пушкарев описал один из эпизодов «первого террора» белых: «12 июня 1919 года (это по старому стилю, то есть 25 июня по новому. – И.Р.) я привычно шагнул на мост и увидел необычную картину. По одной стороне моста у перил стояла сплошная вереница людей, наклонившихся над перилами моста, все они смотрели куда-то вниз. Подойдя к перилам и втиснувшись в толпу, увидел внизу множество окровавленных трупов в исподнем белье. Многие узнали в них членов железнодорожной «чрезвычайки», не успевших уйти и захваченных белыми прямо в здании вокзала. Зрелище было тягостным и омрачило радость освобождения от гнета ленинской опричнины. Помню, что один пожилой мужик, по виду рабочий, громко и сердито возмущался: «Што же это такое?! Вчера красные расстреливали, а нынче белые тоже расстреливают. Да когда же эта бойня кончится?!»[1159] Количество расстрелянных на Южном вокзале, о которых вспоминал С. Г. Пушкарев, было более 50 человек. Массовые расстрелы происходили и в других местах города и в его окрестностях. Первые три дня расправа над коммунистами производилась без всякого суда и следствия. Так, под Синельниковой были расстреляны пригнанные из Екатеринослава 30 матросов и 8 коммунистов[1160].
Всего за первые три дня нахождения белых в городе было повешено и расстреляно около 200 человек. Также в городе были разрыты могилы известных большевиков Руднева, Шевелева, Скороходова и их останки выброшены[1161].
