История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 2 - Луи Адольф Тьер
Сенат состоит из двадцати четырех членов, обязан, как и Сенат Франции, следить за соблюдением Конституции, наделен также правом защищать свободу прессы и свободу личности посредством комиссии, объявляющей случаи попрания той или иной из этих свобод;
Кортесы включают, под названием скамьи духовенства, двадцать пять епископов, назначаемых королем;
под названием скамьи дворянства – двадцать пять испанских грандов, назначаемых королем; 62 депутата от больших городов, 15 именитых коммерсантов, 15 просвещенных мужей и ученых от университетов и академий, избираемых теми, кого они представляют; кортесы созываются по меньшей мере каждые три года, обсуждают законы, решают вопросы сбора податей и расходов;
Несменяемая магистратура отправляет правосудие сообразно формам современного законодательства, под высшей юрисдикцией Совета Кастилии, сохраненного под названием Кассационного суда;
Государственный совет – высший административный орган, по образцу Государственного совета Франции.
Такова была Байоннская конституция, приспособленная, разумеется, к нравам Испании и к уровню ее политической культуры. В ней не говорилось ни об инквизиции, ни о духовенстве, ни о правах дворянства, ибо не следовало обижать ни один класс нации. Заботу извлечь позднее все последствия из принципов, заложенных в этом акте, который содержал в зародыше возрождение Испании, оставляли законодательству.
По завершении Конституции 7 июля состоялось заседание в присутствии короля. Жозеф, восседая на троне, зачитал речь, в которой выразил чувство преданности, с каким собирался править Испанией, и затем принес клятву верности новой Конституции, положив руку на Евангелие. Хунта, в свою очередь, принесла клятву верности королю и Конституции.
Жозефу надлежало срочно отправляться принимать во владение свое королевство. Уже поговаривали, что испанцы, разгоряченные видом крови, пролившейся 2 мая в Мадриде, возмущенные коварством, с каким семья Бурбонов была заманена в Байонну и отрешена от власти, бунтовали в Андалусии, Арагоне и Астурии и что дорога, по которой поедет новый король, будет небезопасной. Нужно было ехать, чтобы сменить больного Мюрата, пораженного продолжительной горячкой и просившего позволения оставить страну, ставшую ему ненавистной.
Наполеон, начавший прозревать, не хотел посылать брата к чужому народу, не заставив чтить его, и подготовил новые силы для его сопровождения. Пехотные резервы из Орлеана и кавалерийские резервы из Пуатье под командованием генералов Вердье и Лаcсаля сформировали армейский корпус, который уже вступил в Испанию и занял центр Кастилии. С помощью нескольких старых полков Великой армии укомплектовав прибрежные лагеря, Наполеон смог привлечь из них четыре прекрасных полка: 15-й линейный и 2-й, 4-й и 12-й легкие пехотные. Он присоединил к ним польских улан и великолепный кавалерийский полк, набранный Мюратом в Берге, и из всех этих корпусов составил дивизию, с которой Жозеф и должен был неспешно двигаться к Мадриду, дабы солдаты успевали шагать, а испанцы – лицезреть нового короля. Хунта и испанские гранды должны были сопровождать его, двигаясь таким же ходом.
Жозеф отбыл 9 июля, под эскортом старых, испытанных солдат, предшествуемый и сопровождаемый более чем сотней карет с членами хунты. Наполеон проводил его до границы, обнял и пожелал ему мужества, не сказав о том, что уже начинал предвидеть. Слабое сердце Жозефа не выдержало бы подобных откровений, хотя Наполеон не предвидел тогда и половины зол, каким суждено было проистечь из великой ошибки, совершенной им в Байонне.
XIII
Байлен
Когда Наполеон на обратном пути из Байонны проезжал через Гасконь и Вандею, у него уже не оставалось иллюзий по поводу настроений испанцев и их покорности новому режиму. Вспыхнув поначалу лишь в отдельных районах, восстание перекидывалось на всю страну, и крики непримиримой ненависти доносились до Императора Французов. Несмотря на это, он всё же рассчитывал, что новобранцы и направленные к Пиренеям старые полки сумеют усмирить возмущение, пока ещё мало похожее на калабрийское. Хоть Наполеон и перестал заблуждаться и даже сожалел, возможно, о содеянном, ему предстояло еще многое узнать и до возвращения в Париж осознать все последствия совершенной в Байонне ошибки.
С марта месяца испанцы успели пережить самые разнообразные чувства. Надежда при появлении французов сменилась радостью при падении старого двора, затем тревогой при отъезде Фердинанда VII во Францию за признанием королевского титула, и наконец, пламенной ненавистью, когда испанцы догадались о том, что свершилось в Байонне. Не все, правда, разделяли это чувство в равной степени. Высшие и средние классы, ценя блага, которые могли проистечь от возрождения Испании под цивилизованным правлением Наполеона, страдали единственно в своей гордости, весьма задетой тем, как распорядились их участью. Но народ, и особенно монашество, ожесточились. Их чувство попранной гордости не могли смягчить ни надежда на возрождение, которое они были неспособны оценить, ни терпимость к иностранцу, которого они ненавидели, ни любовь к покою, ни страх беспорядков. Пылкий, праздный, уставший от покоя и не любящий его испанский народ, не имея нужды печалиться о горящих городах и селах, в которых не был хозяином, готовился на свой лад удовлетворить тягу к возмущению, которую французский народ в 1789 году удовлетворил, осуществив великую демократическую революцию. Ради поддержки старого режима он собирался развернуть демагогические страсти, какие французский народ развернул ради основания нового. Он будет так же неистовствовать, возмущаться и проливать кровь за трон и алтарь, как его соседи проливали кровь против того и другого. Однако к вышеописанным его чувствам примешивалась и благородная любовь к родной земле, к своему королю и своей религии, которые были для него едины; и воодушевляемый этим возвышенным чувством, он даст бессмертные примеры стойкости и героизма.
Отъезд Фердинанда VII, за которым последовал отъезд Карла IV и инфантов, разоблачил намерения Наполеона, и 2 мая мадридцы, не выдержав, подняли мятеж, были порублены саблями Мюрата, но получили несказанное удовлетворение от убийства нескольких подвернувшихся под руку французов. Весть о восстании, мгновенно разлетевшись по Эстремадуре, Ла-Манче, Андалусии, разожгла прежде глухо тлевшее пламя, но стремительное и беспощадное подавление восстания Мюратом на некоторое время сдержало провинции, заставив их похолодеть от ужаса. Лица вновь стали угрюмыми и безмолвными, однако носили отпечаток глубокой ненависти. Грозная рука остановила людей, но полные преувеличений рассказы о кровопролитии в Мадриде и событиях в Байонне, разносимые письмами из монастырей, с каждой минутой усиливали затаенную ярость и готовили новый взрыв, столь внезапный и повсеместный, что никакой удар, даже вовремя нанесенный, не смог бы предотвратить его. Однако, если бы Наполеон располагал повсюду достаточными силами, если бы вместо 80 тысяч новобранцев он имел 150 тысяч старых солдат, чтобы сдержать одновременно Сарагосу, Валенсию, Картахену, Гренаду, Севилью и Бадахос, подобно тому как сдерживались Мадрид, Бургос и Барселона; если бы Мюрат присутствовал и показывался повсюду, быть может, удалось бы остановить распространение пожара. Но в то время как 20 тысяч новобранцев
