Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции - Юрий Львович Бессмертный
Что касается самого этого роста, то его предпосылками в средневековой Франции были, конечно, не только поведенческие клише. Его обеспечивали и неуклонное расширение французской территории, и интенсификация освоения земли, и социально-экономический подъем, и политическая консолидация, и т. п. Последствия же этого роста не всегда были однозначными. С завершением внутренней и внешней экспансии французского феодализма дальнейший демографический рост становился все более острой проблемой. Страна оказывалась перед угрозой перенаселения.
В отечественной историографии вопрос перенаселения в течение многих десятилетий решался упрощенно: всякое перенаселение считалось «относительным», обусловленным временными трудностями, преодоление которых связывалось исключительно с изменением «экономического базиса общества»[729]. Пример Франции показывает, что избыток человеческих ресурсов ощущался здесь с очень раннего времени (в ряде областей уже с рубежа XIII–XIV вв.) и сохранялся (с перерывами на период стихийных бедствий) при разных вариантах «экономического базиса». Традиционное представление о хронической нехватке людей в эпоху Средневековья — во многом миф. Уже в это время люди сталкивались с необходимостью противодействовать несбалансированному демографическому росту и общество находило способы его ограничивать. Недооценивая роль социокультурных регуляторов исторического процесса, исследователи долгое время не обращали должного внимания и на их роль в демографической регуляции.
Как мы видели, спонтанная регуляция этого типа возникла во Франции уже в XIV–XV вв. Она реализовывалась благодаря комплексу стереотипов демографического поведения, нацеленных на ограничение брачности и сокращение рождаемости у людей молодого возраста. Когда в XVIII в. эти поведенческие стереотипы утрачивают эффективность, на смену им приходит качественно новая форма саморегуляции с помощью внутрисемейного планирования. Это предполагало глубокое изменение и человеческой личности, и массовой картины мира. Именно в этот момент «традиционный» тип воспроизводства населения уступает место «современному». Совершается так называемая «демографическая революция» («демографический переход»).
Обозрение особенностей воспроизводственного процесса в течение ряда столетий, предшествовавших этой «революции», позволяет обобщить наши наблюдения, касающиеся типологии разных его вариантов в средневековую эпоху. Как уже отмечалось, отнесение всех этих вариантов к традиционному ТВН не помогает уяснению взаимосвязи социального и демографического развития. Более широкие возможности в этом смысле открывает использование категории вида воспроизводства населения (ВВН).
Напомним, что под ВВН мы подразумеваем системную общность черт воспроизводственного процесса, взятую во взаимосвязи и взаимодействии с современными ему социальными феноменами. Данная выше характеристика основных периодов демографического развития средневековой Франции позволяет достаточно отчетливо разграничить, по крайней мере, четыре ВВН. Ранний, преобладавший в каролингское время, можно было бы, исходя из сопоставления с последующим, условно назвать «умеренным»: он обеспечивал весьма небольшой рост населения в условиях постепенного завершения феодализации общества. Следующему этапу — XI–XIII вв. — был свойствен иной, так сказать, «крещендный» ВВН; в его структуре были заложены предпосылки интенсивного демографического подъема, ставшего возможным на базе общего подъема французского феодализма. ВВН, типичный для кризисного периода в истории Франции (XIV–XV вв.) сохраняет ряд черт предыдущего, но отличается зарождением ограничительных тенденций, хотя и относительно слабых. Его можно было бы обозначить как «ранний ограничительный ВВН», противопоставляя «позднеограничительному» ВВН XVI–XVII вв. На смену этому последнему в XVIII в. приходит, как отмечалось, современный ТВН.
Эти названия — сугубо условны. Их использование — как и использование категории ВВН вообще — имеет целью разграничение разных вариантов воспроизводственного процесса через различение их логических идеализаций. Главное, естественно, не в различии их названий, а в различии их содержания. При их сопоставлении со всей ясностью обнаруживается органическая сочлененность воспроизводственного процесса с системой социокультурных представлений, господствующих в данное время, в данном месте и в данном социальном классе. Именно эти представления непосредственно определяли демографическое поведение и — через него — воздействовали на интенсивность воспроизводственного процесса.
Summary
For several years now prominent historians in the West, particularly in France, Germany and the USA, have been speaking (not without concern) of a certain crisis of historical knowledge. Assessments of the essence and the cause of the crisis may vary, but the principal point, where nearly all the scholars are at one, is recognition of serious epistemological problems historians are facing at present. As a result, historical studies are more and more widely branching off into different fields retaining little or no connection with each other. Absorption in specific, frequently exotic, topics leads historians away from the quest of the whole. More and more often they speak of the impossibility to grasp and elucidate the relation and interrelation of various phenomena in history.
This concern, caused by the epistemological problems facing historians at present, is fully shared by Russian scholars, at least those of them who cherish the idea of developing historical knowledge unrestricted by ideological barriers.
The present author supposes that the essence of the problems, in a nutshell, may be put as follows: it goes without saying that in the process of social development, the effect of the objective conditions in society, and the effect of the subjective intentions and activities of the people living in it are inevitably interwoven. The historian, as a cognizing subject belonging to an epoch completely different from the one under study, stumbles over great difficulties when he tries to follow the inter-action of these two sides of historical reality. Besides, the sources nearly never reveal subjective concepts of the people of the past in relation to the development of objective social processes of the period. Meantime, every sensible historian knows that choosing between different lines of behavior, people make their choice conforming not so much to the reality as it is, as to their own vision of the reality. This makes understanding and elucidation of subjective concepts characteristic of an epoch under study an imperative condition of historical synthesis. A scholar, in search of the way to the synthesis, should first of all find a proper angle of analysis which could at the utmost enable him to embrace the both sides of historical reality, and, second, choose the way of research allowing the sources under study to reveal the information they carry on these two aspects of historical reality.
The approach chosen by the present author is an analysis of demographic concepts, demographic behavior and objective demographic
