Сергей Кремлев - Политическая история Первой мировой
Иллюстрировала эта карта и ещё одно: «Золотая» Америка стала всерьёз рассматривать себя как вершительницу судеб мировой цивилизации. Ничем иным нельзя было объяснить то, что она замахивалась на будущее России – громадной, потенциально первой (первой не в силу внешних захватов, а в силу внутреннего развития) мировой многонациональной державы.
Екатерина Великая называла нашу Родину Вселенной, а психопатический американец-профессор, поставленный кем-то там «в президенты», намеревался послать (вдумайся, читатель!) в революционную Россию отряды из молодёжных христианских ассоциаций «для морального обучения и руководства русским народом»!
Э, мсье Путин, лучший друг Барака Обамы, готов друга Путина вытащить из любой грязной лужи, если тот будет в ней тонуть?
Впрочем, я опять выскочил в современность, а надо ещё многое сказать о том давнем уже прошлом.
Тогда, по окончании Первой мировой империалистической бойни, в искусственной истории искусственной американской империи началась новая эпоха – Америка вошла в мир как мировой жандарм, как всемирный Держиморда…
Пройдёт почти семьдесят лет новейшей истории человечества, и американский историк Артур Шлесинджер-младший в книге «Циклы американской истории» напишет: «Мы беззаботно применяем выражение «конец невинности» к тому или иному этапу американской истории. Это вполне благозвучная фраза в тех случаях, когда за ней не скрывается пагубное заблуждение. Сколько раз нация может потерять свою невинность?».
Вряд ли сам автор этого вопроса понял, насколько он точен, насколько бьёт в лоб!
Соединённые Штаты чуть ли не в колыбели обрели бесстыдство шлюхи, которая способна терять «невинность» раз за разом, поскольку это ей выгодно и необходимо.
И каждый раз эта потеря «невинности» заливала белые ризы американского ханжества вот уж действительно невинной кровью…
Вначале – французское «пушечное мясо», направленное за океан завоёвывать Америке её независимость в XVIII веке.
Потом – выбитые из винчестеров индейцы в веке XIX…
В придачу к ним – запоротые чёрные рабы…
И ещё – американские простые парни, считавшие, что погибают в Гражданской войне Севера и Юга за освобождение этих рабов, а на самом деле умиравшие за свободу рук для Капитала, растущего на «целинных», нетронутых соках нового континента.
Но всё это происходило до поры до времени, до Первой мировой войны, в пределах самой Америки.
И вот теперь, с приходом XX века, очередная «потеря невинности» обернулась реками крови уже на другом великом континенте – в Европе.
Перманентная американская «девственница» окончательно вышла во внешний мир, для того чтобы «терять невинность» всё чаще и заливать при этом уже всю нашу Планету всё бóльшими потоками невинной, то есть чужой и чуждой Америке, крови.
«Мирная» Парижская конференция и должна была закрепить такое новое мировое положение вещей.
Закрепить уже достигнутое и подготовить условия для новых «невинных» циклов американской истории.
Часть вторая. Германия – «Дойная корова» Версаля…
Глава 1. «О «честной сделке» президента Рузвельта и «честном» лицемерии Парижской конференции
В 1907–1909 ГОДАХ по указанию президента Соединённых Штатов Америки Теодора Рузвельта шестнадцать свежевыкрашенных белой эмалевой краской новеньких американских линкоров совершили кругосветное плавание.
А в 1910 году Рузвельт морочил голову публике в Осаватоми, в штате Канзас: «Я стою за честную сделку, но, когда я говорю, что я стою за честную сделку, я хочу сказать не только, что я стою за честную игру в соответствии с нынешними правилами игры, но также что я стою за изменение этих правил, с тем чтобы добиваться более существенного равенства возможностей».
В 1917 году, за два месяца до официального вступления Америки в войну и за два года до смерти, почти шестидесятилетний экс-президент Рузвельт добивался уже другой возможности – сформировать конный полк под его командой для отправки во Францию.
Клемансо писал тогда действующему президенту США Вудро Вильсону, что «имя Рузвельта имеет легендарную силу во Франции», но Вильсон не позволил бывшему конкуренту насладиться новой авантюрной популярностью.
Рузвельт отыгрался на том, что «наладил» на фронт в Европу всех своих сыновей и мужа младшей дочери хирурга Дерби. Чтобы его Теодор и Арчибальд побыстрее оказались в войсках, отец добился для них личного вызова от командующего экспедиционным корпусом США во Франции генерала Першинга. Вскоре в английские войска уехал Кермит, а потом и 19-летний Квентин, поступивший в первый в США отряд военных летчиков.
Тед был дважды ранен, Арчи возвратился искалеченным, Квентин погиб. Но войну никто из Рузвельтов не проклинал… Это была их война. Сыновья оказались достойными отца, и от той «яблони империализма», которую когда-то «посадил» Рузвельт-старший, Рузвельты-младшие «упали» недалеко.
Пример семьи Рузвельтов хорошо доказывает, что Соединённые Штаты в Европе сражались-то за изменение правил «игры», но не для того, чтобы «добиваться более существенного равенства возможностей», а для того, чтобы обеспечить в будущем абсолютное неравенство в пользу США.
В Европу Америка пришла не ради Европы, но ради Америки же. Заокеанский Капитал готовил эту войну, он её и выиграл.
Для себя!
Сразу же после окончания войны это, казалось бы, стало ясно до очевидного. Уже то, что в результате войны Америка сосредоточила у себя почти весь золотой запас мира, говорило само за себя… Однако и шестьдесят лет спустя авторы советской «Истории Первой мировой войны» почему-то пересказывали старые россказни «полковника» Хауза и наивно полагали, что Штатам пришлось вступить в войну просто потому, что они, мол, очень уж оказались экономически связанными со странами Антанты, которым Америка ещё до своего вступления в войну предоставила кредитов на сумму, в сто раз большую, чем Германии.
А ведь было-то всё наоборот! Как раз для того, чтобы «сильно» привязать к себе страны Антанты и разгромить Германию, Соединённые Штаты давно задумали эту войну. Как раз поэтому 99 % своего военного «бизнеса» они и проворачивали в союзе с Антантой и против Германии.
Один «германский» процент кредитов был лишь фиговым листиком на американском «нейтралитете». Да и к тому же почему было не нажиться на немцах, хотя бы «по мелочам», уже в ходе войны?
Но драть особенно бо-о-льшие проценты с побеждённой Германии Америке ещё предстояло в будущем – после войны.
Накануне войны, осенью 1913 года, по Средиземному морю полтора месяца бродили девять опять-таки белых линкоров США, отправленных туда по указанию кузена Теодора Рузвельта – Франклина Делано Рузвельта, заместителя морского министра в правительстве президента Вильсона и будущего «трижды» президента США. Возможно, в Америке этот визит кому-то и казался «визитом дружбы», но для подобной акции хватило бы и одного линкора, ну – пары…
А девять?
Это уже, простите, была не просто демонстрация силы, а просто-таки запугивание Европы исключительно «нейтральной» Америкой…
В апреле 1917 года вступление Америки в войну придало ей новый импульс, но в декабре 1917 года Вильсон «признавался» Буллиту: «Я ненавижу всякую войну, и единственное, о чём я забочусь на земле, – это о мире, который я собираюсь установить».
Хорошо говорил американский президент, одно было плохо: лгал он. Ленин объяснил положение вещей иначе, по существу: «Содрать при помощи данной войны ещё больше шкур с волов наемного труда, пожалуй, уже нельзя – в этом одна из глубоких экономических основ наблюдаемого теперь поворота в мировой политике».
Для того чтобы сдирать эти шкуры уже при помощи мира, чтобы сделать Германию «дойной коровой», и была устроена Парижская конференция.
Слов там было произнесено немало, вместе с техническим персоналом в Париже собралось несколько тысяч человек. 14 февраля 1919 года, после месяца препирательств, Вильсон, например, высокопарно декламировал, как лекцию читал: «Пелена недоверия и интриг спала. Люди смотрят друг другу в лицо и говорят: мы – братья, и у нас общая цель. Мы раньше не сознавали этого, но сейчас мы отдали себе в этом отчёт. И вот наш договор братства и дружбы».
Даже сама манера выражаться была у Вильсона (или у его спичрайтеров) отвратительно лицемерной… Подобным же – фальшиво красноречивым – лицемерием отличался, надо сказать, и Черчилль…
Да и он ли один?!
Но всё определяли не слова, а та реальность, которая сложилась на планете к концу января 1919 года.
ВОЙНА в Европе закончилась. Но далеко не везде и не для всех. Полностью к мирной жизни не вернулся в 1919 году ещё ни один крупный участник войны. По новой Советской России – на Урале, в Поволжье, в Сибири – катилась волна мятежа белочешского корпуса, взбодрённого долларами, франками и фунтами… В мае 1918 года мятежные эшелоны вытянулись на тысячи километров от Волги до Байкала и дальше – к Тихому океану. С их одновременного выступления и началась большая гражданская война…
