Жак Эрс - Людовик XI. Ремесло короля

Король требовал точных донесений, не только путевых рассказов и сообщений о встречах, а настоящих протоколов. Своих людей он принимал сначала один или в очень узком кругу советников, и если они приносили дурные вести, то, чтобы «не пугать народ», говорил им, что следует отвечать на расспросы. Конечно, он не всегда был доволен и лично выражал свое неудовольствие тем, кто не следовал его наставлениям буквально. Шарль де Мариньи, епископ Эльнский, с опасностью для жизни провел двадцать шесть месяцев в Англии, ведя переговоры о заключении мира; его дом разграбили, на слуг напали на улице, его жизнь была под угрозой, а по возвращении его ждали лишь суровые упреки, поскольку он включил в мирный договор герцога Бретонского и Максимилиана Австрийского. Робер Гаген, отправленный с поручением к немецким князьям, чтобы попытаться воспрепятствовать браку между Марией Бургундской и Максимилианом, встретил очень плохой прием и был вынужден спешно покинуть Майнц, ничего не добившись. Когда он явился для отчета к королю, тот повернулся к нему спиной, не пожелал с ним разговаривать и только бормотал нескончаемые молитвы.

Король знал, как принять или не принять послов, явившихся справиться о новостях и попытаться выявить его намерения. Послы Милана и Венеции долгие месяцы и даже годы оставались в королевстве, при дворе и в свите короля, желая все знать, всех расспрашивая и составляя нескончаемые донесения о положении в стране и политике короля. Или, по меньшей мере, о том, что смогли разузнать или предположить, так как задача их была не из легких, ведь Людовик искусно умел водить за нос. Государя окружало множество советников и слуг, помогавших ему в его маневрах и хитростях, которые ограждали его от неугодных. Вопреки расхожему представлению, он неохотно допускал к себе людей и умел не показываться на глаза. «Его величество, — писал в 1479 году Карло Висконти герцогине Миланской, — повелел изготовить большое количество ловушек с острейшими шипами и разбросать их вдоль дорог, ведущих к его жилищу, за исключением одной весьма узкой и неудобной тропы, чтобы никто не мог к нему приблизиться». Более того: «Нас принимают за лазутчиков, шпионов, разведчиков и доносчиков». Сам Висконти пошел на все, чтобы «раствориться в толпе», «офранцузиться» в стиле одежды и манерах. Но и он не смог «оседлать волну» и не знал, как ему пробиться дальше. Ему было приказано не покидать короля. Для этого следовало «ходить очень ловко, на цыпочках, притворяясь, будто тебя здесь нет». Не проявлять излишнего любопытства к новостям, не спешить «нырнуть глубже или увидать дальше прочих». Людовик бежит от толпы и заставляет нас гоняться за собой, сообщал он. Уехав из Тура на охоту в сопровождении только своей охраны и нескольких человек, чье общество было ему приятно, «он повелел нам отправиться в Орлеан, где он сможет нас принять, однако сам отбыл в Монтаржи. Мы явились туда рано утром, в сапогах и сплошь заляпанные грязью, узнав, что он только что встал. Он отправился к заутрене и попросил нас подождать его возвращения в комнате, где он нас примет... Но сразу после службы уехал на охоту, нам же велел переговорить с его советниками, а через несколько дней приехать к нему в Париж». Но и там встреча не состоялась!

Король не собирался доверять командование войсками коннетаблю — единственному военачальнику, отличавшемуся среди прочих и отвечающему за ведение войны. Он все решал сам. Находился ли он на месте или нет, ничто не ускользало от его внимания, начиная с подготовки и снабжения войск и кончая ведением военных действий. Прошло время подвигов Дюгеклена, которому Карл V, оставаясь в одном из своих парижских дворцов, поручал набирать солдат, назначать командиров и сражаться с англичанами или наваррцами. Миновала эпоха и «товарищей Жанны д'Арк» — Дюнуа, Ла Гира, Ксентрайя и Гокура, которые вели войска на приступ английских укреплений под Орлеаном, связав свои имена со славным освобождением этого города, и сходились с врагом в суровых сражениях в долине Луары, пока король Карл VII находился в тылу и не принимал активного участия в боях.

При Людовике XI ни один человек, ни один военачальник не мог в глазах общественности и потомства приписать себе всю славу великих побед. Должности коннетабля и маршалов, конечно, были сохранены, но эти люди уже не обладали такой властью или авторитетом, как, например, Дюгеклен или Ришмон. Они не были так известны и не находились на первом плане. Сказалось ли в этом болезненное недоверие или истинная мудрость? Во всяком случае, это была продуманная, взвешенная и строго соблюдаемая политика: не дать никому, каков бы ни был его ранг, составить себе слишком громкую репутацию полководца и оказаться во главе войск, более преданных ему самому, нежели королю. Несчастья королевства во времена шаек бродячих солдат или феодальных армий не были забыты.

Людовик вершит судьбу своих военачальников, передает им командование разного рода и часто их меняет, следя за тем, чтобы эти доверенные люди, предоставившие массу доказательств своей компетентности и преданности, не сделали блестящей военной карьеры. Полководцы, конечно, получали хорошую пенсию, а некоторые — щедрую компенсацию собственных затрат. Король дарил им земли и владения. Но он намеревался оставаться безраздельным властителем и охотно поручал им другие задания — отправлял с посольством, вверял оборону крепости или замка, а то и ставил во главе бальяжа или сенешальства.

Шарль де Гокур, «советник и камергер» Карла VII, а потом и Людовика XI, которому в 1465 году было поручено завладеть имуществом Карла Французского, укрывшегося в Бретани, и удержать Берри «в покорности», был послан с поручением к герцогу Кастильскому, а потом, в 1466 году, в Милан. Пятью годами позже, в июне 1471 года, он занимался укреплением и снабжением Амьена. Тем временем король велел уплатить ему, помимо пенсии в четыре тысячи ливров в год, восемьдесят тысяч золотых экю в счет понесенных расходов. Жильбер де Шабанн, сенешаль у Карла, тогда уже герцога Гиеньского, перешедший после его смерти на сторону короля, стал комендантом Базаса, получил командование ротой в 90 жандармов и 180 обозных, но затем был назначен губернатором и сенешалем Лимузена. Более скромный жизненный путь Этьена де Пуазье, заслуженного военного, отражает тот же замысел господина. Командуя в 1475 году сотней копий, а потом отрядом в четыре тысячи вольных стрелков, он был назначен охранять замок Пуатье, потом Сен-Мишель в Коллиуре и Ионн в Руссильоне; в 1477 году он стал бальи Манта и управляющим городскими солеварнями, а в 1483 году — бальи гор Дофине.

Множество крупных чиновников, таким образом, командовали войсками и исполняли административные должности, переходя от одного к другому и при этом не утрачивая доверия короля. На самом деле дворецкие, бальи и сенешали часто следовали за армией, имеющей к ним очень слабое отношение, чтобы сообщить королевские приказы и проследить за их исполнением. Три сенешаля с юга — из Тулузы, Каркассона и Бокера — присутствовали при осаде Лектура в 1473 году. Несколько недель спустя Людовик сообщил жителям Бове, что посылает им подкрепление под командованием своего камергера Жофруа де Куврана, капитана Жана дю Фу, сеньора де Бульона и сенешалей Тулузы, Гиени и Ажене. Жирар Бюро, ставший в 1450 году виконтом де Каном, а в 1466-м — главным наместником канского бальи, двумя годами позже возглавил артиллерию вассальных войск и армию, находившуюся в Нормандии под началом Людовика Бурбонского, адмирала Франции и наместника короля. Он нанял земляных рабочих, плотников и каменщиков из виконтства Эвре для нужд артиллерии. Именно он отдал приказ уплатить вестовым, которые развозили послания адмирала капитанам отрядов вольных стрелков в бальяжах Руана и Ко, а также виконтам де Виру и де Домфрону.

В 1477 году король сам возглавил свои войска на Сомме и в Артуа. Уже 23 января, всего через две недели после того, как стало известно о смерти Карла Бургундского под Нанси, он покинул свою резиденцию в долине Луары и собрал солдат в Иль-де-Франс. Он так и не появился в Париже, каждый день меняя место проживания — Рамбуйе, Обервилье, Санлис. 30 января он был в Нойоне, 2 февраля — под Перонном и тогда уже провел долгие месяцы в городах и лагерях на севере: Аррас, Ланс, Бетюн, Сен-Кантен, Камбре. Только 8 октября он выступил в обратный путь и остановился в Ле-Бурже, а 9-го в Париже — на три дня, не больше, прежде чем надолго поселиться в Мелене, и наконец вернулся в Шинон и Вандом. Следующей весной, в апреле 1478 года, он снова был в Аррасе. Оттуда он написал дворецкому Эмберу де Батарне, поздравляя его с успехами и прося принять некоторые предосторожности. Никто в лагере противника не должен знать, где находится король — настоящий командующий. Враг может попытаться застигнуть его врасплох или, по меньшей мере, сделать выводы и изменить свои планы: «Завтра я явлюсь благодарить вас лично... но не посылайте никого — ни трубача, ни герольдов, ни прочих вестовых, дабы они не были предупреждены о моем прибытии». Несколько дней спустя он вступил в Конде, который только что отбили у врага.