Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

На своем пути готы овладели Украиной - страной обширной и необыкновенно плодородной, пересекаемой судоходными реками, впадающими с обеих сторон в Борисфен, и усеянной обширными и высокими дубовыми лесами. Изобилие дичи и рыбы, бесчисленные пчелиные ульи в дуплах старых деревьев и в углублениях утесов, составлявшие даже в том грубом веке выгодную отрасль торговли, крупный скот, умеренный климат, почва, годная для посева всяких сортов зернового хлеба, роскошная растительность - одним словом, все свидетельствовало о щедрости природы и все приглашало трудолюбивого человека к работе. Но готы не увлеклись ни одной из этих приманок и остались верными своей привычке к праздности, бедности и грабежу.

Скифские орды, жившие с восточной стороны в соседстве с новыми поселениями готов, не представляли ничего привлекательного для их предприимчивости, кроме неверной победы, которая не принесла бы им никакой пользы. Но надежда достигнуть римской территории была гораздо более заманчива; поля Дакии были покрыты богатыми нивами, которые были засеяны руками трудолюбивого народа, но могли быть убраны руками народа воинственного. Преемники Траяна, руководствуясь не столько действительными интересами государства, сколько идеальными понятиями о его достоинстве, удержали за собою земли, завоеванные этим императором по ту сторону Дуная, и тем, как кажется, ослабили империю с этой стороны. Новая и еще не вполне надежная Дакийская провинция не была достаточно сильна, чтобы оказать сопротивление варварам, и вместе с тем не была достаточно богата, чтобы насытить их жадность. Пока далекие берега Днестра считались границей римских владений, укрепления на нижнем Дунае охранялись очень небрежно, а население Мезии жило в беспечной уверенности, что громадные непроходимые пространства вполне ограждают его от всяких варварских нашествий. Вторжение готов, в царствование Филиппа, вывело их из этого пагубного заблуждения. Король или предводитель этого гордого народа прошел с пренебрежением через Дакийскую провинцию и направился через Днестр и Дунай, не встретив никакого сопротивления, способного замедлить его наступательное движение. Дисциплина до того ослабла в римских войсках, что они очистили перед неприятелем многие из вверенных им важных постов и из страха заслуженного наказания стали переходить большими массами на службу к готам. Значительные отряды варваров появились наконец под стенами Маркианополя - города, выстроенного Траяном в честь его сестры и в то время служившего столицей второй Мезии.

Жители согласились уплатить значительную сумму денег в виде выкупа за свою жизнь и собственность, а возвратившиеся в свои степи варвары были более обескуражены, нежели удовлетворены, этим первым успехом своего оружия против государства богатого, но слабого. Вскоре вслед за тем император Деций получил известие, что король готов Книва вторично переправился через Дунай с более грозными силами, что его многочисленные отряды опустошают провинции Мезии, что его главная армия, состоящая из семидесяти тысяч германцев и сарматов, достаточно сильна для самых смелых предприятий и что требуется присутствие римского монарха во главе всех военных сил, какими он может располагать.

Деций нашел готов занятыми осадой Никополя на Ятре - одного из многочисленных памятников победы Траяна. При его приближении они сняли осаду, но лишь для того, чтобы заняться более важным предприятием - осадой фракийского города Филиппополя, основанного отцом Александра почти у самого подножия горы Гемуса. Деций последовал за ними форсированным маршем по местности, представлявшей большие затруднения; но в то время как арьергард готов находился, по его мнению, еще на большом от него расстоянии, Книва быстро повернул назад и с яростью напал на своих преследователей. Застигнутый врасплох лагерь римлян был разграблен и в первый раз их император обратился в беспорядке в бегство перед толпою полувооруженных варваров. Лишенный всякой помощи извне, Филиппополь был взят приступом после долгого сопротивления. Говорят, будто сто тысяч человек лишились жизни при разграблении этого большого города. Многие знатные пленники увеличили ценность добычи, а брат императора Филиппа Приск не постыдился принять на себя императорское достоинство под покровительством злейших врагов Рима. Однако время, потраченное на эту продолжительную осаду, дало Децию возможность ободрить свои войска, восстановить в них дисциплину и пополнить состав своей армии. Он перехватил несколько отрядов карпов и других германцев, спешивших к месту военных действий для того, чтобы воспользоваться плодами победы, одержанной их соотечественниками, поручил охрану горных ущелий военачальникам испытанной храбрости и верности, исправил и усилил укрепления Дуная и направил все свои усилия к тому, чтобы воспрепятствовать как дальнейшим успехам готов, так и их отступлению. Ободренный тем, что счастье снова стало ему улыбаться, он с нетерпением ожидал удобного случая, чтобы нанести врагам страшный и решительный удар и тем восстановить и свою собственную честь, и честь римского оружия.

В то время как Деций боролся с настигшей его грозой, его ум, остававшийся спокойным и осмотрительным среди военных тревог, доискивался общих причин, так сильно поколебавших могущество Рима со времен Антонинов. Он скоро убедился, что нет возможности восстановить это могущество на прочном фундаменте, не восстановив общественных добродетелей, старинных принципов и нравов и уважения к законам. Чтобы исполнить эту благородную, но трудную задачу, он решился прежде всего восстановить устарелую должность цензора - ту должность, которая так много содействовала прочности государства, пока она сохраняла свою первобытную чистоту, но которую цезари противозаконно себе присвоили и затем мало-помалу довели до всеобщего пренебрежения. Будучи убежден, что личное расположение государя может облекать властью, но что одно только общее уважение может придавать этой власти авторитет, он предоставил назначение цензора беспристрастному выбору сената. Единогласным решением сенаторы признали, что всех достойнее этого высокого отличия Валериан - тот самый, который был впоследствии императором, а в ту пору с отличием служил в армии Деция. Лишь только император получил уведомление об этом избрании, он собрал в своем лагере верховный совет и, прежде чем утвердить избранного цензора в его звании, объяснил ему трудности и важное значение его высоких обязанностей. "Счастливый Валериан, - сказал монарх, обращаясь к своему знаменитому подданному, - вы заслужили общее одобрение сената и Римской республики! Примите цензорство над человеческим родом и будьте судьей над нашими нравами. Вы укажете тех, которые достойны оставаться членами сената, вы возвратите сословию всадников его прежний блеск, и увеличите государственные доходы, стараясь вместе с тем уменьшить тяжесть налогов. Вы разделите разнородную и громадную массу граждан на правильные разряды и тщательно вникнете во все, что имеет связь с военным могуществом Рима, с его богатством, добродетелями и денежными средствами. Ваши решения будут иметь силу законов. И армия, и дворец, и органы правосудия, и высшие должностные лица империи - все будет подчинено вашему трибуналу. Никто не будет исключен, кроме обыкновенных консулов, городского префекта, верховного жреца и старшей из девственных весталок (пока она сохраняет свою девственность). И эти немногие, хотя и не будут опасаться строгости римского цензора, будут старательно искать его уважения”.

Должностное лицо, облеченное столь широкими полномочиями, по-видимому, походило не столько на министра своего государя, сколько на его сотоварища. Валериан основательно опасался назначения, которое могло навлечь на него столько зависти и подозрений. Он отговаривался, скромно указывая на чрезмерно широкие полномочия, на свою собственную неспособность и на неизлечимую испорченность нравов того времени. Он ловко намекнул на то, что звание цензора нераздельно с императорским достоинством и что слабые силы подданного не в состоянии выносить такое громадное бремя забот и власти. Военные события скоро положили конец попытке осуществить проект, столь благовидный, но вместе с тем неисполнимый,и, предохранив Валериана от опасности, избавили императора Деция от разочарования, которое, вероятно, было бы результатом его усилий. Цензор может поддержать чистоту нравов, но не в силах восстановить ее. Такое должностное лицо может употреблять в дело свою власть с пользой для общества или даже с каким-либо успехом только в том случае, если оно найдет для себя опору в сердцах граждан, проникнутых чувствами чести и добродетели, в надлежащем уважении к общественному мнению и в множестве полезных предрассудков, поддерживающих национальные нравы. В такое время, когда эти принципы уничтожены, цензорская юрисдикция неизбежно должна или снизойти до исполнения пустых формальностей, или превратиться в пристрастное орудие угнетения и деспотизма. Легче было победить готов, нежели искоренить общественные пороки, однако даже в первом из этих предприятий Деций лишился и своей армии, и своей жизни.