Жан Жуанвиль - История Крестовых походов

Советники привели королю этот пример потому, что чувствовали — если король, который был величайшим из всех христианских монархов, совершит паломничество в Иерусалим без того, чтобы вырвать его из рук врагов Бога, то все остальные короли и пилигримы, которые двинутся вслед за ним, будут уверены, что не смогут сделать больше того, что сделал Людовик IX, отказавшись от мысли вернуть этот священный город.

Король Ричард I Львиное Сердце был настолько известен своими подвигами за морем, что, когда лошадь какого-нибудь сарацина шарахалась от кустов, хозяин мог сказать ей: «Ты что, думаешь, там король Ричард Английский?» А если сарацинский ребенок начинал плакать, мать говорила ему: «Прекрати же! А то я приведу короля Ричарда, и он убьет тебя!»

Герцог Бургундский, о котором я уже упоминал, вел себя как хороший рыцарь, когда дело касалось его земель, но никогда не считался умным, шла ли речь о его отношениях с Богом или о понимании мирских дел, и это нетрудно понять из того, что я рассказывал о нем. Из-за этого великий король Филипп II Август, услышав, что сына графа Шалона назвали Гуго в честь герцога Бургундского, как-то выразил надежду, что Господь сделает его таким же смелым, как герцог. Его спросили, почему он не назвал герцога мудрым и достойным человеком. «Потому, — сказал король, что есть большая разница между человеком смелым и человеком мудрым и достойным. Ибо есть много отважных рыцарей и в христианских землях, и среди сарацин, которые никогда не верили ни в Господа нашего, ни в Его Мать. Так что я говорю, — добавил Филипп II, — что Бог наградил великим даром и особой милостью христианского рыцаря, наделив его физической силой и смелостью и в то же время оберегая его от смертных грехов. Рыцаря, который ведет себя подобным образом, справедливо называют мудрым и достойным, поскольку его дар совершать благородные деяния идет от Бога. Те же, кого я упомянул раньше, могут быть названы лишь смелыми, потому что, хотя и обладая большой физической силой и отвагой, они не боятся ни Бога, ни смертных грехов».

Я не могу даже попытаться дать точный отчет о тех огромных суммах, которые король потратил на укрепление Яффы, ибо они так велики, что их и не подсчитать. Людовик IX возвел укрепления по обеим сторонам города до самого моря; на стенах стояли двадцать четыре башни, рвы перед внешними и внутренними валами были заполнены жидкой грязью. Еще были трое ворот, одни из которых вместе с частью стены были построены за счет папского легата.

Чтобы дать вам представление, сколько король ассигновал на все это, скажу, что как-то я спросил у легата, сколько он потратил на единственные ворота и часть стены. Он, в свою очередь, спросил меня, что я по этому поводу думаю, и я оценил, что ворота, должно быть, стоили добрых пятьсот ливров, а его часть стены — триста ливров. Легат сказал мне — и Бог тому свидетель — что стена и одни ворота в сумме обошлись ему в добрых тридцать тысяч ливров.

Глава 16

ПОХОД К САЙДЕ

Как только укрепления Яффы были закончены, король решил идти к Сайде и восстановить ее оборонительные сооружения, которые разрушили сарацины. Он двинулся в путь в день праздника в честь святых апостолов Петра и Павла и на ночь встал лагерем со всей армией у замка Арсуф, который был надежно укреплен. В тот же вечер он созвал своих приближенных и сказал, что, если они согласны, он хочет отбить у сарацин город Наблус, известный в Святом Писании как Самария.[19]

Храмовники, госпитальеры и бароны заморских земель ответили, что считают попытку взять этот город хорошим замыслом; но, кроме того, они также думают, что лично король не должен принимать в этом участия, потому что, если с ним что-то случится, вес эти земли будут потеряны. Король сказал, что если он не пойдет, то и им не позволит. Совещание так ничем и не кончилось, потому что сеньоры были не согласны с намерением короля сопровождать их.

Через несколько дней пути мы прибыли к пескам у Акры, где король и его армия встали лагерем. Пока мы там стояли, повидаться со мной явилась большая группа людей из Великой Армении. Выплатив большую сумму в виде дани сарацинам, которые вели их, армяне намеревались отправиться в паломничество к Иерусалиму. Через переводчика, который знал и их язык, и наш, они попросили меня показать им святого короля. Придя к нему, я увидел, что он сидит в шатре, прислонившись к центральному шесту. Сидел он на голом песке, не имея под собой даже подобия ковра. «Сир, — сказал я, — тут снаружи большая группа людей из Великой Армении, идущих в Иерусалим. Они просили меня показать им нашего праведного короля, но пока еще у меня нет желания прикладываться к вашим нетленным костям». Король расхохотался и приказал привести их сюда, что я и сделал. Увидев короля, они вознесли ему хвалу перед Богом; король же благословил их.

Следующую ночь армия провела в том месте, где течет очень хорошая вода; местные жители поливают ею растение, из которого делают сахар. Когда мы были там, один из моих рыцарей пришел ко мне и сказал: «Мессир, я нашел для вас куда лучшее жилье, чем то, в котором вы были вчера». Другой рыцарь, который выбирал место моей предыдущей стоянки, в ярости накинулся на него, крича: «Очень грубо с твоей стороны так говорить о том, что я делал». В результате рыцарь, выбиравший место вчера, набросился на того, кто предложил место получше, и схватил его за волосы. Я, в свою очередь, подскочил к нему и ударил кулаком между лопаток, чтобы он выпустил соперника. «Вон отсюда, и быстро, — сказал я, — потому что, да поможет мне Бог, ты никогда больше не будешь среди моих людей».

Этот рыцарь ушел с очень грустным и опечаленным видом, но скоро вернулся в обществе Жиля ле Брюна, коннетабля Франции, который, увидев, как рыцарь искренне огорчен своим дурацким поступком, со всей серьезностью попросил меня взять его обратно. Я ответил, что не могу вернуть его, пока легат не освободит меня от моей клятвы. После этого они пошли к легату и рассказали, что случилось.

Он ответил, что у него нет власти освободить меня, потому что рыцарь заслужил наказание и моя клятва имела под собой основание. Я рассказываю вам об этом случае, потому что вы без всякого основания можете отказаться от любой клятвы. Как сказал мудрец: «Тот, кто слишком легко клянется, столь же легко нарушает свои клятвы».

На следующий лень король встал лагерем перед городком Сур, который в Библии называется Тир. Здесь Людовик IX созвал всех командиров армии и спросил, правильно ли будет ему взять город Баниас (Кесарию) перед тем, как идти на Сайду. Все мы подумали, что это хороший план короля — послать туда его воинов, но никто не счел правильным личное участие Людовика IX, и с большим трудом он все же позволил себя уговорить отказаться от этой идеи. Наконец, король решил, что в Баниас пойдет граф д'О вместе с Филиппом де Монфором, Жилем ле Брюном, коннетаблем Франции, мажордомом короля Пьером, гроссмейстером храмовников (с членами его ордена) и магистром госпитальеров.

Когда спустилась ночь, мы вооружились и незадолго до рассвета появились на равнине перед городом, который сейчас известен как Баниас, а в древности назывался Кесария Филиппа. В этом городе протекает источник Иор, а по пригородной долине протекает еще один очень красивый источник Дан. И когда два этих источника сливаются, они становятся рекой Иорданом, в водах которой был крещен наш Господь.

По соглашению между храмовниками, графом д'О, госпитальерами и присутствующими сеньорами этой земли, было решено, что отряд короля — в котором я числился, потому что король взял себе на службу сорок рыцарей, которые были при мне, — должен занять позицию между замком и городом, при поддержке сил достойного рыцаря Жоффруаде Саржине. Сеньоры, в свою очередь, войдут в город слева, госпитальеры справа, а храмовники поскачут прямо по дороге, по которой мы пришли, чтобы по ней же и войти в город.

Мы ехали верхом, пока не оказались вплотную к Баниасу — но лишь для того, чтобы убедиться: сарацины, засевшие на стенах города, обратили в бегство воинов короля и изгнали их из города. Как только я узнал об этом, то подъехал к тем, кто командовал войсками графа д'О, и сказал им: «Господа, прежде чем вы доберетесь до места, где вам приказано быть, между замком и городом, сарацины перебьют всех, кто уже ворвался в Баниас». Попасть туда — это очень опасное дело, потому что путь, по которому нам предстоит пройти, полон препятствий. Там три двойные линии сухих стен, которые мы должны преодолеть, а склон так крут, что лошади могут не удержаться, а пологие склоны другого холма заполнены конными турками.

Пока я говорил с графом д'О и его рыцарями, я увидел, что наши пешие воины проломили стены. Как только я это заметил, я сказал собеседникам, что отряд короля получил приказ взять то место, которое удерживали сарацины, и я должен действовать в соответствии с приказом. Как только я и два моих рыцаря двинулись к тем, кто преодолевал стены, я увидел сержанта, упавший конь которого придавил его, когда всадник пытался преодолеть стену. Спешившись, я взял своего коня под уздцы. И в это мгновение по Божьему велению турки, стоило им увидеть, как мы подходим, тут же оставили позицию, которую нам предстояло занять. От нее крутой каменистый склон вел прямо в город.