Марк Льюис - Империи Древнего Китая. От Цинь к Хань. Великая смена династий
Перед нами недвусмысленно лирическое стихотворение, в котором автор размышлял над своим собственным ощущением или мысленно представил себе «голос другого человека», получившее дальнейшее развитие в так называемых древних поэтических произведениях Восточной Хань27. В таких произведениях представляются два обычных собеседника: оставленные на произвол судьбы женщины и молодые мужчины, озабоченные исключительно собственным продвижением по службе. Разочарованные в своих надеждах, эти персонажи сожалеют о безвозвратно уходящем времени, стареют и двигаются к смерти. Сам настрой таких стихов последовательно меняется между меланхоличным размышлением, неприкрытыми жалобами на судьбу и решением «украсить жизнь» наслаждениями в виде вина и музыки. Посвящая свои произведения внутренним ощущениям поэта и размышлениям о человеческой смертности, авторы таких произведений сокращают до минимума подробности повествования. Вместо них поэт описывает саму ситуацию, например сцену, которую он наблюдал лично, и потом описывает вызванные ею эмоции. Такие стихотворения помечаются как тексты, которые следует прочитать, со зрительными связями, снабженными грамматическими или семантическими параллелями между строками и двустишиями, заменяющими повторения, часто используемые в песнях музыкального управления.
Музыкальное управление иногда осуждалось конфуцианскими учеными за использование категории популярной музыки, появившейся в конце периода Сражающихся царств, – «музыки Чжэн и Вэй», которую Конфуций отвергал, как изобретение распущенного сословия. Управление это распустили ближе к свержению Западной Хань во время проведения реформы обрядов и политики сокращения казенных расходов, связанных с возрастающим влиянием классических воззрений. Однако, поскольку конфуцианские теоретики поэтического ремесла тоже исходили из того, что цари Чжоу собирали народные песни ради изучения состояния общественной морали, песня музыкального управления осталась законной стихотворной формой и превратилась в признанный жанр лирической поэзии (ши). Невзирая на то что одержимость «древней поэзией» с ее воспеванием конечности бытия и физических удовольствий противоречила конфуцианской программе нравственности, простота ее языка и прямое выражение чувств и устремлений поэта соответствовали объявленным идеалам стиха Восточной Хань. В конце правления династии Хань представители рода Цао и кое-кто из их последователей освоили способы и темы «древней поэзии», а также песен музыкального управления до такой степени, что смогли создать первые лирические произведения, составленные знаменитыми литераторами.
Конфуцианская библиотека
Быть может, за самым наглядным доказательством решающей роли конфуцианского классицизма в формировании литературы периода Хань следует заглянуть в каталог императорской библиотеки. Его составили Лю Сян со своим сыном Лю Синем, служившим под управлением Ван Мана в конце периода Западной Хань. Бань Гу включал его в несколько измененном виде в «Книгу династии Хань» в форме «Монографии на тему искусств и писем». Библиотеки с их системами классификации литературы служат окном, через которое открывается вид на структуру интеллектуальной вселенной, то есть организацию отраслей знания любого общества. Отец и сын Лю структурировали их каталог, исходя из представления о том, что тексты конфуцианского канона служили одновременно образцами надлежащего письма и исходным текстом всех остальных категорий литературных произведений. Они отождествили этот канон с мудрыми царями и проследили каждую категорию текста до того или иного управления либо службы царства Чжоу.
Поскольку составители данного каталога исходили из всеобщности знания как идеала, они рассматривали любое разнообразие вариантов или повторение текстов как проблему, требующую исправления. Отец и сын Лю так объясняют существование порочных текстов в полемической риторике разных философских школ: «Давно умер Конфуций, и изысканные слова вышли из употребления. Ушли в лучший мир все семьдесят его учеников, и великая истина подверглась извращению. Поэтому трактат Книга чунь-цю разделили на пять вариантов: „Книгу гимнов и песен“ – на четыре и „Книгу перемен“ передали в различных традициях. Во времена Сражающихся царств дипломаты и мастера уговоров спорили по поводу истинных и ложных утверждений, а слова древних мастеров превратились в непреодолимый хаос. Все это вызвало замешательство в государственном устройстве династии Цинь, поэтому его правители приказали сжечь все письменные памятники, чтобы простой народ превратился в толпу невежд. Тут пришла династия Хань, и ее представители восстановили урон, нанесенный при династии Цинь. По большому счету они собрали тексты и обрывки трактатов, а также открыли доступ к историческим документам»28.
Отец и сын Лю воздали должное ряду императоров династии Хань за то, что те организовали восстановление старинных текстов, и они составили список ученых, работавших над объединением окончательного каталога. Их отчет о завершении составления каталога императорской библиотеки тем самым выполнен наподобие трактатов «Вёсны и осени господина Люй» и «Мудрецы из Хуайнани», в которых полноту работы обеспечили правители, собравшие ученых, чтобы те составили полноценное произведение и восстановили утраченное его единство29.
Его стержень соответствовал каноническим текстам, так как основание всего письма показано в самом названии каталога, в котором все произведения разделены на образцы канонического искусства (и) и остальные «письма» (вень). Каноны назначили непосредственно мудрые правители, тогда как другие категории трудов приписываются ведомствам воображаемого древнего государства. Точно так же, как чиновникам их власть делегировалась монархом, а истина меньших форм письменных памятников прослеживалась вплоть до трудов мудрецов. Все категории трудов, не относящиеся к каноническим, обосновывались упоминанием их в классике или в протоколах Конфуция. Тем самым становилось ясно, что философия и стихотворения, появившиеся во времена Сражающихся царств, вторичны к примату конфуцианского канона. «Разнообразные философские традиции хороши своими собственными сильными сторонами… но если соединить их существенные выводы, все они представляются ветвями или каналами этих Шести Канонов»30.
Хотя философы Сражающихся царств литературными средствами отражали раздробленность власти, они, если слушать отца и сына Лю, тем не менее сохранили элементы истины канона. Когда настоящий царь возвращается в этот мир с приходом династии Хань, он восстанавливает изначальное единство классики, от которого отошли те философы. Ту же самую модель можно применить к поэзии: «В стародавние времена, когда крупные землевладельцы и потомственные чиновники общались с правителями соседних царств, чтобы тронуть душу друг друга, они пользовались самыми изысканными выражениями. Приветствуя друг друга поклонами, они неизменно приводили абзацы из „Книги гимнов и песен “, выражавшие за них их устремления. Тем самым они отделяли достойное от недостойного, а также замечали процветание или закат соседа. После завершения периода „Вёсен и осеней“ (Чунь-цю) Путь Чжоу постепенно пришел в упадок, а „Книга гимнов и песен“ как источник готовых форм для выражения почтения и наведения справок между правителями разных царств вышла из употребления. Мужи чести, изучившие „Книгу гимнов и песен“, затерялись в толпе простолюдинов, поэтому появились гимны достойных мужчин, разочарованных в своих устремлениях»31.
В «Монографии» дальше возносилась хвала Ян Сюна «гимнам мужчин Од» по сравнению с «гимнами декоративного языка». Там же находим призывы к восстановлению канонического идеала нравственно серьезного стиха при императорах династии Хань.
Параллель между текстами и правительством выглядит совершенно очевидной. Утвердившиеся каноны приравниваются к завещаниям древних мудрых царей, и появление мастеров философских размышлений с новыми формами стихосложения объясняется как средство выражения политической неразберихи. Политический подъем династии Хань привел к совершенствованию литературы посредством возрождения прежних принципов и совсем не обязательно прежних литературных форм. Отец и сын Лю развили эту идею параллели между правительством и литературными произведениями, проследив их категории назад до политических ведомств государства Чжоу. Так, конфуцианские философские трактаты происходят от министра народонаселения и просвещения; трактаты даосов – от известного историка-астролога; концепция иньиян появилась в управлении летоисчисления Си и Хэ; основные положения легистов придумали судебные чиновники; концепции школы имен изобрели чиновники, отвечавшие за проведение обрядов; трактаты моистов написали чиновники, следившие за родовым храмом; трактаты для школы союзов сочинили секретари из управления эмиссара; и т. д.32
