Алексей Степанов - Развитие советской авиации в предвоенный период (1938 год — первая половина 1941 года)
Пятый вопрос встречи касался поездок в СССР американских специалистов. С. Уэллес заявил, что «прежнее возражение против поездок американских специалистов в СССР отпало и соответствующие заявки фирм и Амторга будут рассмотрены», на что К.А. Уманский, комментируя в телеграмме его слова, отметил: «Это является ответом с опозданием на четыре с половиной месяца на поднятый мной при второй встрече[950] вопрос о запрете выезда в СССР для монтажа крекингов работников фирмы Юниверсаль Люмус; не знаю, не отпал ли вопрос о них».
Следующий шестой вопрос встречи был посвящен режиму комиссии НКАП на заводе Райта. «Уэллес утверждал, что нажимает на морское министерство, но ничего конкретного не сообщил», — сообщал К.А. Уманский. Он отмечал далее: «Положение комиссии существенно улучшилось по сравнению с имевшимся два месяца назад, но вместо постоянного ознакомления с технологическим процессом по-прежнему практикуются спорадические экскурсии»[951].
Телеграмма Уманского от 17.12.1940 года, вероятно, является самым важным документом, освещающим переговоры советского полпреда с заместителем госсекретаря США, которые касались главным образом проблемы морального эмбарго и поставок промышленного оборудования и технологий для военного производства, в том числе и авиационного. Во-первых, это документ, подводящий определенные итоги морального эмбарго за 12,5 месяцев его действия. Во-вторых, он отражает итоги почти пятимесячных советско-американских переговоров, проводившихся в 1940 году в период с июля по декабрь. В-третьих, это самый насыщенный информацией документ о встречах К.А. Уманского и С. Уэллеса, а также последний документ о таковых вообще из числа представленных в сборнике, так как продолжение описания данных встреч в нем отсутствует, хотя эти переговоры продолжались и в течение первых месяцев 1941 года[952].
Американская сторона отразила ход переговоров встречи в Меморандуме о переговорах, составленном Гендерсоном 16 декабря 1940 года. С американской стороны на них присутствовали Уэллес, Аттертон и Гендерсон. На переговорах обсуждалась судьба партии станков общей численностью в 61 единицу, предназначавшейся для СССР. Из них 29 уже были переданы СССР, а 21 американская сторона обещала передать, «включая еще одно аэронавтическое устройство, не являющееся станком». Реквизировано было 5 станков, передано американским фирмам 2 станка. Численность частей самолетов, по-прежнему удерживаемых США, составляла 3 единицы. Посол указал, что пять машин, которые были реквизированы, стоили более 800 тысяч долларов, в то время как стоимость 51 освобожденной — менее 1200 тысяч. Налицо было удерживание самой дорогой и сложной техники[953]. Обсуждение проблемы морального эмбарго текстуально почти дословно совпадает с советской версией. Что касается трудностей с работой советских специалистов на заводе Райта, то Уэллес объявил, что занимается этим делом, но еще не получил ответа и попросил Гендерсона сделать соответствующие запросы[954].
Данные документы свидетельствует, что по состоянию на 17 декабря 1940 года — свыше года спустя после объявления морального эмбарго — положение было следующим. Само эмбарго, несмотря на заявления С. Уэллеса о том, что стороны вплотную подошли к возможности его отмены после принятия ряда действий, еще сохраняло свою силу. Для того чтобы изменить эту ситуацию, правительству СССР пришлось бы согласиться с невозможностью получить часть заказанного в США промышленного оборудования. Более того, не было никаких гарантий в связи с целым комплексом причин, что вновь заказанное оборудование дойдет до заказчика, так как стала действовать система лицензирования, отсутствующая на момент введения эмбарго.
По изготовленному оборудованию в ценностном выражении СССР с большой задержкой во времени мог рассчитывать на получение 60 % принятого оборудования, 40 % же оставались по-прежнему недоступны, причем оборудование для авиапроизводства находилось именно в этой группе.
По оборудованию, находящемуся в производстве, можно сказать следующее. Из данной категории оборудования и материалов, в лицензировании которых было первоначально отказано, к производству и вывозу в итоге допускалась лишь примерно восьмая часть, или примерно 12,5 %, но, соответственно, 87,5 % не могло быть получено СССР.
По крекинговому оборудованию: только во время последней встречи было дано разрешение на заявку по поводу поездок в СССР американских специалистов, необходимых для монтажа данных установок. Сам К.А. Уманский сомневался в своевременности этих действий.
По поводу режима комиссии НКАПа на заводе Райта: по первую половину октября 1940 года включительно положение комиссии существенно не улучшалось, позже произошли изменения, но возможности постоянного ознакомления с технологическим процессом комиссии предоставлено не было. Ничего конкретного по улучшению положения дел с режимом работы комиссии американская сторона не сообщила.
Общие выводы из этой информации можно сделать следующие негативное действие морального эмбарго на советскую авиапромышленность проявлялось в течение 12,5 месяцев спустя с момента начала его действия, включая пятимесячные советско-американские переговоры, и оно все еще оставалось в силе.
Действовали и другие факторы, также негативно влияющие на советско-американские торгово-экономические контакты. В.М. Молотов в беседе со Л. Штейнгардтом 26 декабря 1940 года заявил, что советскому правительству до сих пор приходится добиваться от американского правительства отмены ряда недружественных или дискриминационных мер в отношении СССР как в экономической, так и в политической области, и последним до сих пор не отменены даже такие решения, как «моральное эмбарго», не имеющее под собой никаких оснований. А в отчете об экономическом положении США в 1940 году советник полпредства А.А. Громыко констатировал, что советские закупки оборудования, в том числе авиационного, сократились, подчеркивая выпадение из советского импорта крекингового оборудования и важных типов американских станков[955].
Нужда в американских технологиях и оборудовании была настолько острой, что советская сторона до последнего надеялась всеми способами разрешить сложившийся кризис. Свидетельством этого являются заявки на соответствующее оборудование из США, которые были сделаны уже после ухудшения советско-американских отношений. Так, по ходатайству А.И. Шахурина, НКАПу было разрешено организовать на Уфимском моторном заводе производство двигателей М-105 вместо М-88, предписанных постановлением КО при СНК СССР № 286 от 29 июня 1940 года[956]. Согласно пункту 11 Постановления КО при СНК СССР № 367cc от 27 августа 1940 года «О производстве авиамоторов М-105 на Уфимском моторном заводе», подписанного председателем КО К. Ворошиловым и секретарем КО М. Пугаевым, НКАП с Госпланом СССР обязывались в двухнедельный срок предоставить на утверждение Экономсовета при СНК СССР заявку на импортное оборудование, необходимое УМЗ для производства М-105[957]. Спецификация от 15 августа 1940 года по импортному оборудованию насчитывала 372 станка различных типов. Эти станки должны были поставить 30 фирм-производителей[958]. США, в частности, были представлены фирмами «Брайант», «Валькотт», «Лендис», «Нортон», «Пр. Витней», «Хилд», «Эксцелло» и др.
К письму заместителя наркома авиапромышленности М.В. Хруничева заместителю наркома внешней торговли А.Д. Крутикову Н-32/5950 от 25 декабря 1940 года прилагалась ведомость «особо остродефицитных станков», необходимых для моторо— и самолетостроительных заводов НКАП. В письме, в частности, подчеркивалось: «Указанные станки в настоящее время буквально лимитируют заводам НКАП выполнение программы. Прошу ваших указаний Станкоимпорту о немедленном приобретении станков, указанных в ведомости, новых или из числа демонтируемых со сроками поставок не позднее 1 кв. 1941 года». В соответствующей ведомости, которая охватывала 97 единиц станочного оборудования, в шести из десяти позиций по типам станков значились и американские производители; в частности, «Брайант», «Валькотт», «Гишольд», «Ле-Блонд», «Лендис», «Нортон», «Уикс», Хилд»[959].
Крупнейший в то время американский эксперт по СССР С.Н. Харпер, консультант госдепартамента США, писал в своих мемуарах: «Для советской политики всегда было характерно предпочитать американскую, технику германской, а американское техническое содействие — европейскому в целом. Но приближение войны и установление практически блокады Советского Союза со стороны Британии, а также тот факт, что Соединенные Штаты наложили свое «моральное эмбарго» на Советы, — все это, безусловно, означало решительное ограничение советских закупок в Америке и вытекающий отсюда поворот СССР к Германии с целью получения необходимого оборудования»[960].
