Петр Ростовцев - Размышления одной ночи
А в это время в Миллерово встретились три командующих: группой армий "А" генерал-фельдмаршал Лист, 6-й армией генерал-полковник Паулюс и 1-й танковой генерал Клейст.
- Оборона советских войск между Доном и Северским Донцом прорвана на широком фронте, - менторским тоном произнес фельдмаршал. - Да поможет нам бог успешно провести и второй этап операции.
На совещании решался вопрос об окружении на подступах к Ростову соединений Южного и Юго-Западного фронтов.
Во второй половине дня Светов-старший подкатил к дому на "эмке" первого секретаря райкома партии.
- "В ружье!" - не то в шутку, не то всерьез скомандовал он голосом, который больше всего соответствовал обстоятельствам.
Теперь горизонт станицы отсвечивал не туманными протуберанцами далеких планет, а заревом пылающего рядом сражения. Его угрожающий грохот надвигался на станицу с двух противоположных сторон - Миллерово и Северского Донца. Слышались взрывы и в станице.
- Все важные объекты взорваны, - пояснил отец. - Теперь сжигаем документы. - Помолчав, он продолжил разговор: - На хуторе вас ждет подвода. Семьи секретарей и членов бюро райкома партии уже выехали. Будете двигаться к Дону, на Калач.
Помолчав, отец тихо сказал:
- Может, успеете. Я вернусь сюда и вместе с истребительным батальоном буду пробиваться на Ростов. У Александра промелькнула надежда.
- Можно мне с тобой, отец? - В голосе его была мольба, решимость.
- Нет, Александр, - отрезал отец, лишая его всяких шансов на дальнейшие переговоры. - Ты теперь в семье один мужчина. И помни все время об этом. - Отец подошел к сыну, по-мужски пожал ему руку.
По ухабистым улицам машина выбралась на шоссе, ведущее к хуторам и дальше, к верховью Дона. Дорога была забита красноармейцами, повозками, отдельными грузовиками, переполненными людьми и грузом. Все вместе составляло нескончаемый, вяло копошившийся поток, двигавшийся с запада на восток, к переправам Дона. Остатки разбитых частей и подразделений, отставшие от войск красноармейцы, изможденные летним зноем, голодом и бессонницей, шли наугад, больше полагаясь на волю случая, чем на удачу. Стихийные потоки войск, потерявшие управление, теснились на всех проселочных дорогах, создавали пробки на переправах, мешая подходящим резервам, становились легкой добычей вражеской авиации. В колонны втирались порой гитлеровские агенты, дезертиры и провокаторы.
Люди в красноармейских шинелях молча, не спрашивая разрешения, вскакивали на подножки автомашины Световых, облепили ее капот и багажник.
Светов-старший с болью смотрел на этих измученных людей, и мысли, как потревоженный рой, бередили душу. "Где командиры этих военнослужащих? Почему никто не формирует из них боевые подразделения, не поворачивает назад, к фронту, лицом к врагу?" - с горечью думал Светов, человек дисциплины и долга, имевший моральное право на подобные суждения.
Отправив свою семью за околицу, на хутора, он и его товарищи по району возвращались в станицу, в истребительные батальоны, коммунистические отряды, в подполье, к новой, непривычной и смертельно опасной работе. Так велела им партия.
Светов-старший тогда еще не знал, что нашими войсками оставлен Ростов...
* * *
...Спустя три дня, 28 июля, Сталин как Нарком Обороны подписал приказ номер 227, смысл которого прост и ясен - ни шагу назад. Отступать дальше значит загубить себя и нашу Родину.
Воинам Красной Армии разъяснялась глубина нависшей над страной опасности. Бои идут, подчеркивалось в приказе, в районе Воронежа, на Дону, на юге, у Северного Кавказа. Гитлеровские оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге, хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с нефтяными и другими богатствами
Приказ обеспечивался жесткими мерами, партийно-политической работой. Он сыграл роль морального кодекса Красной Армии в жестоких кровопролитных боях, способствовал непреклонной воле к победе, побуждал к стойкости и железной дисциплине.
Пробки, созданные на шоссе отступающими войсками, бомбежки, обстрел дороги с воздуха задержали в пути машину Световых. Эвакуированных семей районщиков на хуторе, в условленном месте, не оказалось. С большим трудом отец отыскал председателя колхоза. Тот был занят эвакуацией колхозного скота.
Председатель дал повозку, запряженную быками. Попрощавшись с отцом, находясь еще в нервном оцепенении от предстоящей разлуки, семья бросила вещи на телегу.
Сразу нашлись попутчики. Красноармеец, раненный в руку, усмотрел в повозке что-то вроде медсанбата, сбросил туда свои пожитки.
Световы были рады неожиданному союзу. Вскоре они смогли убедиться в том, что крестьянское происхождение Николая Ивановича (так попутчик представился Световым) дает ему солидную фору над их интеллигентским сословием.
Быки, как явствовало из их поведения, были страшно голодны. Они отчаянно бросались с дороги в кукурузное поле, опасно выворачивали дышло. У Александра явно не хватало профессиональных данных для укрощения голодных животных, и он с облегчением уступил попутчику свой пост. Колеса брички начали вращаться с удвоенной скоростью, и к середине ночи миновали еще два хутора.
На тихую безветренную степь пала глубокая темь. И только там, на горизонте, где остался отец и еще недавно жили Световы, чуть виднелись блуждающие отсветы горящей станицы. И в этой ночной бездне скрип одинокой телеги рождал чувство тоски.
Николай Иванович первым различил на обочине дороги притихший хутор. Александр осторожно постучав в окно ближней к дороге хаты, В проеме открытой двери показалась моложавая, лет тридцати, энергичная казачка, решительно спросила:
- Кто такие?
- Свои, - упредил пояснения других Николай Иванович.
- Вижу, не немцы. Зачем сюда всем кагалом? - продолжала казачка, постепенно смягчаясь голосом. Пустынная со сна стертость ее лица сменялась просветлением, под лунным светом проступали выразительные глаза и влажные губы.
Было ясно, что Световы при помощи красноармейца Николая Ивановича получат-таки надежный ночлег.
- Заходите, - наконец миролюбиво сказала казачка и танцующей походкой, легко ступая, направилась в комнату, где было аккуратно и одиноко.
Вдруг молодуха проявила нездоровый интерес к раненой руке красноармейца.
- Не дуришь? - с подозрительностью тряхнула она руку в бинте.
От проведенного "следственного эксперимента" солдат сначала присел, затем заорал благим матом:
- Языком мели, рукам воли не давай, контра! - с зубовным скрежетом процедил красноармеец.
Ксении, как назвалась хозяйка, стало жаль раненого солдата. Ее глаза увлажнились и засветились добром Николай Иванович вдруг совсем по-новому всмотрелся в нее, ощущая то чувство к женщине, которое покинуло его с тех пор, как отходил с тяжелыми боями от западной границы, выходил из окружения под Киевом, получил пулю под Москвой и осколок под Харьковом. Это третье ранение - под Изюмом слепой разлетной силой достал его осколок бомбы.
Забыто было это чувство и у Ксении, бывшего секретаря комсомольской организации колхоза, хуторской заводилы. Душа ее была остывшей, неприкаянной. Провожая в первые дни войны парней на фронт, девчата вешали на телеги кумачовые полотнища: "От Дона до Берлина"... Но многие эти парни погибли в средней полосе России, в Донбассе, под Харьковом. И вот сегодня, при встрече с красноармейцем, где-то в глубине души Ксении затеплилась слабым светом лампадка.
- Давай перевяжу, - участливо сказала она
Красноармеец молча протянул руку, и прикосновение молодухи уняло ноющую боль. Оба они, оглушенные внезапной войной, потянулись мысленно к прежней, забытой жизни.
Покормив гостей, напоив быков и пустив их к стогу сена, Ксения постлала красноармейцу постель тут же, на дворе, под облачным небом.
- Ложись... - деланно строго сказала Ксения, пряча от бойца охватившее ее волнение.
Красноармеец лег, пугливо взглянул в ее бездонные глаза и как бы увидел в них отражение собственного смятения.
- Не уходи, - сказал он стоном души, молящим выдохом.
- Хорошо, - так же робко ответила Ксения. Она уважительно - осторожно, чтобы не задеть больную руку - легла рядом, прильнула к нему истомившимся жарким телом. Их губы слились в долгий беззвучный поцелуй...
От непривычной и тревожной обстановки Александр проснулся рано. Николай Иванович и Ксения уже впрягали в бричку непослушных, упрямых быков.
- Далеко вы на них не убежите, - улыбнулась языкастая казачка. - На косогоре бродят красноармейские кони. Меняйте тягу.
- Попытай счастья, Александр, - поддержал мысль казачки Николай Иванович. - Мне с одной рукой не то что с лошадью, но и с бабой не справиться, - брякнул ом и виновато осекся.
- Не охальничай, дитё рядом, - ворчливо бросила Ксения.
Александр пошел к кургану и увидел, что на косогоре и в луговой пойме, прилегающей к хуторскому пруду, мирно паслись оседланные кони, очевидно, брошенные во время налетов вражеской авиации отступавшими войсками.
