Джим Бэгготт - Тайная история атомной бомбы
В ходе исследований, проведенных им совместно с Ферми, Сцилард автономно обнаружил образование свободных нейтронов и возможность цепной реакции, подтвердив тем самым и свои наихудшие опасения. На протяжении уже многих лет он размышлял о возможностях применения освобожденной энергии атома и теперь испытал настоящий ужас при мысли о том, что фашистская Германия может первой создать ядерное оружие. Сцилард попытался убедить коллег не размещать открыто результаты своих исследований в научной литературе. Жолио-Кюри отказался.
Сцилард озвучил свои опасения двум землякам-эмигрантам — венграм Юджину Вигнеру и Эдварду Теллеру. Вигнер переехал из Берлина в Принстон в октябре 1930 года и сначала был приглашенным лектором, а в 1935 году получил и постоянное место преподавателя. Затем он несколько лет провел в университете штата Висконсин и вернулся в Принстон в июне 1938 года. Теллер из германского Геттингена перебрался сперва в Копенгаген, затем в Университетский колледж Лондона, а оттуда со своей недавно обретенной супругой Мици в августе 1935 года он переехал в столицу США, где начал работать в университете Джорджа Вашингтона.
Участники «венгерского заговора» успели ощутить на себе все «прелести» фашистского режима и составить четкое представление обо всем, что можно от него ожидать. Последние новости из Европы не оставляли сомнений: жертвой германского экспансионизма вполне может стать Бельгия — ведь на территории ее африканской колонии находились богатые урановые рудники. Вигнер предложил поставить в известность бельгийское правительство.
Сцилард вспомнил, что Альберт Эйнштейн, с которым ему раньше приходилось работать, лично знал Елизавету, мать короля Бельгии, и мог поговорить с ней от их имени. Прошло совсем немного времени, и 16 июля Сцилард и Вигнер навестили Эйнштейна в его загородном доме в Лонг-Айленде. Знаменитый ученый тогда впервые услышал о том, что цепная ядерная реакция вполне осуществима, поэтому с готовностью согласился помочь коллегам и продиктовал им письмо на немецком.
Заручившись поддержкой Эйнштейна, Сцилард вскоре отыскал еще один способ достучаться до власть имущих с известием о надвигающейся угрозе. Он связался с советником американского президента Франклина Рузвельта по вопросам экономики Александром Саксом. Тот внимательно выслушал все опасения ученого, решая, стоит ли сообщать о них президенту лично, и в итоге пообещал это сделать.
Теллер и Сцилард еще раз встретились с Эйнштейном 30 июля. Теллер позже скажет, что «вошел в историю как шофер Сциларда» (тот не умел водить и никогда в жизни не имел автомобиля). Эйнштейн согласился внести изменения в их первоначальный план, и физики-заговорщики вместе набросали черновик письма. Его окончательный вариант, датированный 2 августа 1939 года, был передан Саксу 15 августа, однако он смог сообщить о нем Рузвельту лишь в октябре.
Авторы письма предупреждали о появлении «бомб нового типа, обладающих невероятной разрушительной силой». Они также ставили президента в известность о том, что Германия запретила экспорт урана, добываемого в шахтах на территории недавно присоединенной Чехословакии, и в данный момент усиленно работает над освоением результатов исследований по расщеплению ядра атома урана, проведенных в Америке.
Начало войны
1 сентября 1939 года в 4 часа 40 минут утра самолеты люфтваффе совершили налет на польский город Велюнь и практически уничтожили его. Число жертв составило 1200 человек, большая часть из них — мирное население. Это было первое из серии событий, ставших репетицией будущего вторжения Германии в Европу.
3 сентября Германии объявили войну союзные Польше Великобритания и Франция.
Немецкое Управление армейского вооружения в спешном порядке объединило обе группы, занимавшиеся исследованиями свойств урана, и призвало на военную службу физиков-ядерщиков. 16 сентября ученых, в числе которых были Дибнер, Гартек и Ган, собрали на секретную конференцию для ознакомления с новым, общим для всех проектом и обсуждения возможных, с их точки зрения, сложностей в его реализации.
Статья Бора и Уилера, посвященная теории деления ядра и роли урана-235 в этом процессе, была недавно опубликована в американском журнале Physical Review. Немецкие ученые проявили к ней живой интерес, изучив подробнейшим образом. Один из них, Эрих Багге, предложил включить в число участников «Уранового общества» своего преподавателя из Лейпцигского университета, который смог бы помочь с дальнейшей разработкой теории цепной реакции в ядре атома урана. Этим преподавателем был нобелевский лауреат Вернер Гейзенберг, ведущий немецкий специалист в области физической теории, хорошо известный своим открытием принципа неопределенности. 25 сентября Багге лично сообщил своему бывшему учителю о том, что теперь тот является военнослужащим и работает на армию.
Так начиналась первая война между физиками.
Часть I Мобилизация
Глава 1 «Урановое общество»
Сентябрь 1939 — июль 1940
Вернер Гейзенберг очень любил свою страну. Он был несомненным патриотом и, по собственным меркам, «приличным» немцем. Белокурый, хрупкого телосложения, с теплой и добродушной улыбкой, по мнению некоторых, он являл собой образчик истинного арийца. Студентом, не достигшим и двадцати лет, вместе со своими товарищами из молодежной организации, состоявшей из юношей, принадлежавших к верхушке среднего класса, он грезил образами сказочного Третьего Рейха. По их представлениям, новая империя должна родиться через возрождение духа единства и того умения вести людей за собой, которым обладали средневековые рыцари-крестоносцы. Они хотели полностью истребить коррупцию и ханжество, поразившие немецкое общество, и взрастить на их месте моральную чистоту, благородство и прочие рыцарские качества. В то же время подобные идеи не носили политической направленности.
Став постарше, Гейзенберг с болью осознал, что гитлеровский национал-социализм жестоко исковеркал его собственные юношеские идеалы. Но все же он смог убедить себя, что победа Германии в только что начавшейся войне обернется однозначной выгодой для Европы. Вернер был рад прити к мысли, что гитлеровский режим — явление временное и в конечном итоге его сменит гораздо более толерантное и в целом более достойное правительство.
Тем временем многие коллеги Гейзенберга, имевшие еврейские корни, уже бежали из страны в страхе за свои жизни и за жизни членов своих семей. Сам он предпочел эмиграцию «внутреннюю» (конформизм и крайнюю сдержанность по отношению ко всему, что связано с политикой) реальному выезду за пределы страны, хотя для этого были вполне благоприятные основания: Вернер имел немало предложений от зарубежных университетов. Такую позицию помог ему занять Макс Планк — «прадед» квантовой физики, занимавший тогда пост президента Общества кайзера Вильгельма по развитию науки. Он смог убедить Гейзенберга, что выезд из страны — пустая бравада и ничего более и гораздо больше пользы Вернер принесет, поддержав грядущее поколение отечественных физиков — ведь потребность в ученых будет ощущаться в стране еще долгое время после ухода фашистов.
Занять такую позицию фактически означало поставить себя в непростое положение. Взять под свою опеку физиков, а также физику как науку, при этом никоим образом не оскорбив нацистскую идеологию, — чтобы решить подобную задачу, двигаться необходимо было по строго заранее обозначенной линии и выверенными до миллиметра шагами. При этом предстоящий путь таил в себе немалую угрозу для того, кто его выбрал, к тому же изобиловал множеством позорных компромиссов, на которые предстояло пойти.
Гейзенберг прекрасно понимал всю возможную опасность такого пути. Еще два года назад он получил публичное порицание за свои связи с теми, кого фашистские блюстители идеалов называли представителями «еврейского направления» в физике. В качестве критерия для отбора в эту группу они использовали отказ от слепого поклонения перед научными традициями, а также тот факт, что среди его родоначальников и активных деятелей преобладали ученые с еврейскими корнями. Идеальным примером «еврейского» физика был Эйнштейн, а его теории относительности[16] являли собой квинтэссенцию идей «еврейской» физики.
В то время Гейзенберг как раз ожидал известий о своем назначении на профессорскую должность в Мюнхенском университете. Это место пустовало уже несколько лет после ухода Арнольда Зоммерфельда — бывшего научного руководителя Вернера. Казалось, должность была почти у Гейзенберга в кармане, но тут в эсэсовской газете Das Schwarze Korps («Черный корпус») от 15 июля 1937 года вышла статья физика Йоханнеса Штарка, ярого сторонника нацистов. «Мы прекрасно видим, насколько уверенно чувствуют себя на своих местах „белые евреи“, — писал он, — на примере хотя бы профессора из Лейпцигского университета Вернера Гейзенберга, работающего в области теоретической физики. Он… заявил, что эйнштейновская теория относительности „несомненно, хороший базис для дальнейшей работы в данной области“…». Далее по тексту Штарк обвинял Гейзенберга в оппозиционных взглядах, называя его «любителем евреев» и «еврейской пешкой».
