Йохан Хейзинга - Осень средневековья (главы из книги)
Впрочем, в представлениях, свойственных рыцарским орденам, христианский элемент был настолько силен, что объяснение существа этих представлений из чисто средневековых по своей природе церковных и политических оснований, могло бы показаться вполне убедительным, если бы мы все же не знали того, что основания эти скрывают объясняющие их, повсеместно проявляющиеся параллели с первобытными обществами.
Первые рыцарские ордена - три наиболее известных ордена Святой Земли и три испанских ордена - возникли как чистейшее воплощение средневекового духа в соединении монашеского и рыцарского идеалов, во времена, когда битва с исламом становилась - дотоле непривычной - реальностью. Они выросли затем в крупные политические и экономические институции, в громадные хозяйственные комплексы и финансовые державы. Политические выгоды постепенно оттесняли на задний план их духовный характер, так же как и рыцарски-игровой элемент, а экономические аппетиты, в свою очередь, брали верх над политической выгодой. Когда тамплиеры и иоанниты процветали и еще даже действовали в Святой Земле, рыцарство выполняло реальные политические функции и рыцарские ордена, как своего рода сословные организации, имели немалое значение.
Но в XIV и XV столетиях рыцарство означало лишь более высокий ранг в системе общественного уклада и в более молодых рыцарских орденах элемент благородной игры, который скрыто присутствовал в самой их основе, выдвинулся на передний план. Не то чтобы они превратились только в игру. В идеале рыцарские ордена все еще были полны высоких этических и политических устремлений. Но это были мечты и иллюзии, пустые прожекты. Поразительный идеалист Филипп де Мезьер панацею от всех бед своего времени видит в создании нового рыцарского ордена, которому он дает название "Ordre de la passion" ("Орден Страстей Господних"), и намерен принимать туда лиц всех сословий. Впрочем, крупнейшие рыцарские ордена времен крестовых походов также извлекали выгоду из участия в них простолюдинов. Аристократия, по Мезьеру, должна была дать гроссмейстера и рыцарей, духовенство-патриарха и его викарных епископов, торговый люд - братьев, крестьяне и ремесленники слуг. Таким образом, орден станет прочным сплавом всех сословий для достижения великой цели - борьбы с турками. Орден предусматривает принятие четырех обетов. Двух уже существующих, общих для монахов и рыцарей духовных орденов: бедности и послушания. Однако вместо безусловного безбрачия Филипп де Мезьер выдвигает требование супружеского целомудрия; он хочет допустить брак, исходя при этом из чисто практических соображений: этого требует ближневосточный климат и к тому же это сделает орден более привлекательным. Четвертый обет прежним орденам незнаком; это surnma perfectio, высшее личное совершенство. Так в красочном образе рыцарского ордена соединялись воедино все идеалы: от выдвижения политических планов до стремления к спасению души.
Слово "ordre" сочетало в себе нераздельное множество значений: от понятия высочайшей святыни - до весьма трезвых представлений о принадлежности к той или иной группе. Этим словом обозначалось общественное состояние, духовное посвящение и, наконец, монашеский и рыцарский орден. То, что в понятии "ordre" (в значении "рыцарский орден") действительно видели некий духовный смысл, явствует из того факта, что в этом самом значении употребляли также слово "religio", которое, очевидно, должно было относиться исключительно к духовному ордену. Шателлен называет Золотое Руно "une religion", как если бы он говорил о монашеском ордене, и всегда подчеркивает свое отношение к нему как к священной мистерии. Оливье де ла Марш называет некоего португальца "chevalier de la religion de Avys". О благочестии, внутренне присущем ордену Золотого Руна, свидетельствует не только почтительно трепещущий Шателлен, этот помпезный Полоний; в ритуале ордена посещение церкви и хождение к мессе занимают весьма важное место, рыцари располагаются в креслах каноников, поминовение усопших членов ордена проходит по строгому церковному чину.
Нет поэтому ничего удивительного, что рыцарский орден воспринимался как крепкий, священный союз, Рыцари ордена Звезды, учрежденного королем Иоанном II, обязаны были при первой же возможности выйти из других орденов, если они к таковым принадлежали. Герцог Бедфордский пытается сделать кавалером ордена Подвязки юного Филиппа Бургундского, дабы тем самым еще более закрепить его преданность Англии; Филипп, однако же, понимая, что в этом случае он навсегда будет привязан к королю Англии, находит возможность вежливо уклониться от этой чести. Когда же орден Подвязки позднее принимает Карл Смелый, и даже носит его, Людовик XI рассматривает это как нарушение соглашения в Перонне, препятствовавшее герцогу Бургундскому без согласия короля вступать в союз с Англией. Английский обычай не принимать иностранных орденов можно рассматривать как закрепленный традицией пережиток, оставшийся от убеждения, что орден обязывает к верности тому государю, который им награждает.
Несмотря на всю эту пылкость, при дворах XIV-XV вв. тем не менее сознавали, что многие видели в пышно разработанных ритуалах новых рыцарских орденов не что иное, как пустую забаву. К чему бы тогда постоянные выразительные уверения, что все это предпринимается исключительно ради высоких и ответственных целей? Высокородный герцог Филипп Бургундский основывает "Toison d'or" ("орден Золотого Руна"), судя по стихам Мишо Тайевана,
"Non point pour jeu ne pour esbatement
Mais a la fin que soit attribuee
Loenge a Dieu trestout premierement
Et aux bons gloire et haulte renommee"
He для того, чтоб прочим быть под стать,
Не для игры отнюдь или забавы,
Но чтобы Господу хвалу воздать
И чая верным - почести и славы".
Гайом Филятр в начале своего труда о "Золотом Руне" обещает разъяснить назначение этого ордена, дабы все убедились, что это отнюдь не пустая забава или нечто не заслуживающее большого внимания. Ваш отец, обращается он к Карлу Смелому, "n'a pas, comme dit est, en vain instituee ycelle ordre" (учредил орден сей отнюдь не напрасно, как говорят некоторые").
Подчеркивать высокие цели "Золотого Руна" было совершенно необходимо, если орден хотел обеспечить себе то первенство, которого требовало честолюбие Филиппа Бургундского. Ибо учреждать рыцарские ордена с середины XIV в. все более входит в моду. Каждый государь должен был иметь свой собственный орден; не оставалась в стороне и высшая аристократия. Это маршал Бусико со своим Ordre de la Dame blanche a' 1'escu verd в защиту благородной любви и притесняемых женщин. Это король Иоанн с его Chevaliers Nostre Dame de la Noble Maison ("рыцарями Богоматери Благородного Дома", 1351 г.) орден из-за его эмблемы обычно называли орденом Звезды. В Благородном Доме в Сент-Уане, близ Сен-Дени, имелся "table d'oneur" ("стол почета"), за которым во время празднеств должны были занимать места из числа самых храбрых три принца, три рыцаря со знаменем (bannerets) и три рыцаря-постуланта (bachelers). Это Петр Лузиньян с его орденом Меча, требовавшим от своих кавалеров чистой жизни и ношения многозначительного символа в виде золотой цепи, звенья которой были выполнены в форме буквы "S", что обозначало "silence" ("молчание"). Это Амедей Савойский с "Annonciade" ("орденом Благовещения"); Людовик Бурбонский с орденом Золотого Щита и орденом Чертополоха; чаявший императорской короны Ангерран де Куси с орденом перевернутой Короны; Людовик Орлеанский с орденом Дикобраза; герцоги Баварские, графы Голландии и Геннегау с их орденом Святого Антония, Т-образным крестом и колокольцем, привлекающим внимание на стольких портретах. Присущий рыцарскому ордену характер фешенебельного клуба выявляют путевые заметки швабского рыцаря Йорга фон Эхингена. Все князья и сеньоры, владения которых он посети, предлагали ему участвовать в их "Gesellschaft, ritterliche Gesellschaft, Ordens-gesellschaft" ("обществе, рыцарском обществе, орденском обществе") - так именует он ордена.
Порой новые ордена учреждали, чтобы отпраздновать то или иное событие, как, например, возвращение Людовика Бурбонского из английского плена; иногда преследовали также побочные политические цели - как это было с основанным Людовиком Орлеанским орденом Дикобраза, обращавшим свои иглы против Бургундии; иной раз ощутимо перевешивал благочестивый характер нового ордена (что, впрочем, всегда принималось во внимание) - как это было при учреждении ордена Святого Георгия во Франш-Конте, когда Филибер де Миолан вернулся с Востока с мощами этого святого ; в некоторых случаях - это не более чем братство для взаимной защиты: орден Борзой Собаки, основанный дворянами герцогства Бар в 1416 г.
Причину наибольшего успеха ордена Золотого Руна по сравнению со всеми прочими выявить не столь уж трудно. Богатство Бургундии - вот в чем было все дело. Возможно, особая пышность, с которой были обставлены церемонии этого ордена, и счастливый выбор его символа также внесли свою долю. Первоначально с Золотым Руном связывали лишь воспоминание о Колхиде. Миф о Язоне был широко известен; его пересказывает пастух в одной из пастурелей Фруассара. Однако герой мифа Язон внушал некоторые опасения: он не сохранил своей верности и эта тема могла послужить поводом для неприятных намеков на политику Бургундии по отношению к Франции. У Алена Шартье мы читаем:
