Георгий Сидоров - Завещание Никлота: Подлинная летопись западных славян

Он волков гладил лапой мохнатой,

Поздравляя с победою трудной.

Вскоре к лешему волки пригнали

Лошадей перепуганных вьючных

И поляну покинули дружно,

Отступив за подлесок дремучий.

Только Белый с хозяином леса

Вглубь дубравы пошел по тропинке,

А метель бор снегами покрыла,

Схоронив след борьбы и след крови.

Подойдя к храму тайному, Белый

Через низкий заплот перепрыгнул

И поднялся венетом могучим

В тёплой шубе и шапке из меха.

Вместе с лешим вошёл он в храм древний

И огню поклонился святому,

А потом, оглядев лица магов,

Обратился к телам их застывшим:

«Братья крови, вы знаете сами,

Как мы храм защищали сегодня.

Ваши души сражаются в Сварге

Здесь мы справимся, будьте спокойны».

Тревоги Никлота

Долго тянутся зимы у венов,

Снегопады сменяют метели.

И морозы, и сильные ветры

Дуют с моря и с запада злого.

Трудно в зиму христьянам в палатках,

Косят их и болезни, и стрелы,

Что летят со стен Дубина часто.

И запасы еды оскудели,

Не проходят в лесу караваны,

Забирают себе их венеты.

Зато в городе песни и радость,

В нем есть всё: там тепло. Там воспеты

Боги Света, заступники венов,

Там танцуют, поют, веселятся.

Ободритам не страшны морозы,

Ни ветра с моря зимнего злого,

Они дома — и что им бояться.

Вот проходит зима-серебрянка,

Наступает Ярило на землю,

Начинают снега таять дружно,

И ручьи зажурчали средь камней,

И морская вода посветлела,

Стали птицы слетаться на берег:

Чайки, лебеди, утки, гагары

И грачи с южных стран прилетели,

Подымая галдёж на проталах.

Прогремел славный праздник весенний –

Комоядцы[47] и живой, и весёлый.

Полыхая кострища дымились,

В них сжигали врагов ободриты:

Зло вселенское, Тьму и болезни,

Все, что жизни мешает привольной.

Снова в городе шли хороводы

И раздольные песни звучали.

Люди славили в гимнах свободу,

И богов, и прапрадедов древних,

Что на помощь пришли в год лишений,

В трудный час наступления Нави.

Но на сердце у старого вена

С каждым днём становилось тревожней,

Видел он, что редеют паписты,

Что убавилось спеси у тёмных.

Но терзало предчувствие князя.

Было ясно, что войско латинов

Не спешит уходить восвояси

И надеется герцог на что-то.

С этой мыслью Никлот к Светояру

Подошёл рано утром до свету

И сказал ему, что крестоносцы

Ждут поддержки из курии Папской,

Там давно кардиналы решили

Двинуть свеев в Поморье весною.

«Надо всё разузнать о Сегтуне,

Свеи могут свалиться внезапно

И опять обложить крепость с моря.

Нам руяне тогда не помогут,

Флот у свеев сильней, чем у данов,

Да и войско у них волей крепче

И числом превосходит бургунцев».

Так сказавши, Никлот князя обнял

И добавил, что город в осаде

Простоять может год, может больше,

Но надёжнее было б без свеев

Обойтись в это лето венетам.

Светояр же, узнав от Никлота,

Что король войско свеев готовит,

Стал лазутчиков верных надёжных

Посылать на границы Поморья,

И следить, чтобы свеи внезапно

Не пристали к Дубину, как даны.

В свою очередь стали руяне

На своих кораблях крутобоких

Уходить от столицы в разведку,

Их лодьи уносились как птицы,

Парусами и скрипом уключин,

Белых чаек и крачек пугая.

Вот и Кветень прошел незаметно,

Наступило пригожее время,

Время ласковых ветров с заката,

Чистых гроз и цветения вишен.

На лугах снова травы поднялись,

Заиграли на солнце листвою

Золотистой святые березы,

И туманы над тёплой водою,

Потекли свежим ветром гонимы,

Вызывая сомненья и страхи

У христьян, что держали в осаде

Дубин-град — ободритов столицу.

И они, выходя на молитву,

По утрам, озираясь, вздыхали…

Им казалось, что боги венетов

На них смотрят с небес, как на жертву,

Что должны принести ободриты

В честь таинственных

Праздников Прави.

Только герцог один был уверен,

Что война принесёт его войску

В это лето удачу и славу.

Королинг знал, что скоро прибудут

Корабли из туманной Сегтуны

И, руян победивши на море,

Снова цепью железной блокаду

Восстановят, как было под осень.

И поэтому герцог готовил

Две высокие новые башни,

Что должны подступить под ворота

И сломить волю венов к победе.

Но не знал полководец упрямый,

Что и Дубин ждёт воинство свеев,

Что руяне готовятся встретить

Чёрных конунгов битвой на море.

Они все как один днём и ночью

Укрепляли щитами из кожи

Свои быстрые юркие лодьи

И готовили зелье к баллистам,

Также крюки и длинные копья.

Только, видя их пыл, ободриты

Про себя братьев крови жалели,

Они знали, как трудно придётся

В битве с флотом Сегтуны руянам.

Боевых кораблей конунг свеев

Раза в два больше венов имеет,

Многовесельных, крепких, надёжных,

Укреплённых щитами из бронзы,

По бокам красной медью обитых

И украшенных Ярков гербами.

Прощание

Рано утром к ручью среди леса

Подошли три волхва в платьях белых,

Обступали их тёмные ели,

Что росли вдоль воды у дубравы.

Лес раскидистый шумом весенним

Разговаривал с Солнцем и ветром,

Было слышно, как птицы щебечут,

Как олени пьют воду, волнуясь.

И стояли волхвы неподвижно,

Наблюдая за птицами в небе,

За ручьем, утопающим в ивах,

И за волком, пришедшим напиться…

А потом, воду ведрами взявши,

По тропинке направились в чащу,

Подойдя к баньке спрятанной в липах,

Маги вылили воду в бочонок

И зажгли в печке-каменке белой

Взглядом пламень — подарок Велеса.

Постояв у ручья, отдохнувши,

К храму тайному мягко ступая,

Подошли и присели у входа

Перед братом, лежащим на лавке,

Белый маг приучал свою душу

К телу старому — телу земному.

Повозившись с ослабшим собратом,

Массажом приведя его в чувство;

Трое магов на ветер из Храма

Осторожно снесли «непришедших».

Тех, кто в Сварге остался навечно,

Кто сгорел в битве трудной, неравной.

Вечность жизни отдав за Поморье,

За вестийскую Русь и за предков.

Их волхвы всех троих искупали

В тёплой баньке, под липой стоящей,

И, надев на тела «непришедших»

Платья белые, всех положили

В челн долблённый,

Который принёс им

Сам хозяин дубравы тенистой,

Добрый леший — слуга Светобора.

А потом, чёлн обложив дровами,

Перед мёртвыми тихо склонились

И просили простить за несчастья

И за то, что из Сварги высокой

Род помог им вернуться на Землю.

Тёплый ветер наполнил дубраву,

Вечер летний пришел незаметно,

И как вспыхнули на небе звёзды,

Загорелся костёр погребальный.

Его искры до звёзд долетали,

Не гасил их Стрибог[48] своенравный,

У костра братья духа стояли

С ними волки и плачущий леший.

Свеи

Чего больше всего князь боялся,

То случилось. Средь месяца Травня[49]

Весть пришла от ливонской границы,

Что идёт флот несметный на Дубин

Свеев дерзких с далёкой Сегтуны.

И Никлот приказал воеводам

Звать руян на совет скоротечный,

Чтоб сказать им: пусть в море уходят

И идут на свой остров цветущий,

Помощь их не нужна ободритам,

Всё равно воины вольной Арконы

Победить войско свеев не смогут.

А смотреть, как они погибают,

Будет больно со стен братьям крови.

И когда собрались в зал совета

Воеводы руян волей крепких,

Дал понять им Никлот, что пора бы

Отступить от стен Дубина старых

И уйти в свою гавань на остров,

Чтобы флот сохранить и надежду.

Долго слушал Всеслав ободрита,

Удивляясь словам его странным,

А потом, повернувшись спиною,

Молча вышел из зала совета.

В суете пролетела неделя,

И когда сквозь туманы над морем

Замаячили мачты и флаги

Кораблей флота сильного свеев,

Лодьи руян, построившись клином,

Устремились навстречу пришельцам.

Шли руяне на смерть, как на праздник,

Шли по ветру, блестя парусами,

На которых искристое Солнце

Улыбалось волнующим златом.

И лилась песня их над волнами,

Песня древняя — песнь боевая: