Евгений Тарле - Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов

Фуль остановился на этой идее укрепленного лагеря, так как вследствие своей односторонности он ничего лучшего придумать не мог; сражение в открытом поле при неравенстве сил не сулило успеха; он поэтому стремился добиться равновесия при помощи более искусственной, более сложной обороны. Но, как это часто бывает при стратегическом маневрировании, он не исследовал основательно тех причин, от которых ждал известных результатов. Не включая в свой план никакого нового принципа, повышающего сопротивление, он отказался от простейшего пути непосредственной обороны и избрал более сложный путь, который мог привести русскую армию к опаснейшей и немедленной катастрофе. Русская армия избегла этой опасности лишь благодаря чрезмерной неловкости и слабохарактерности Фуля, которые похоронили его план раньше, чем он успел вызвать катастрофу.

Клаузевиц, стр. 39–42.

1812 г. мая I. — Письмо русского посла в Австрии гр. Г. О. Стакельберга П. И. Багратиону о наполеоновских шпионах, направляемых в Россию.

По секрету.

По дошедшим ко мне известиям уведомился я, что 42 человека французов, знающих говорить по-русски, назначены прокрасться в нашу армию в виде эмиссаров. 12 человек должны отправиться, тому уже месяц, в Константинополь. Некто известный Марго, также француз? который по уверению (доставившего мне сие известие) находился в Эрфурте во время пребывания там государя императора и которому предлагали переселиться в Россию, как искусному в гидравлике, должен уже уехать или приготовляется к отъезду из Парижа. Он назначен французским правительством к управлению скрытыми происками вышеозначенных лазутчиков. Хотя нельзя быть уверенным, чтобы сие простое известие было совершенно правдоподобно, но я долгом почел довести сие до сведения вашего сиятельства.

Ахлестышев, стр. 32–33.

Из воспоминаний И. П. Радожицкото о наполеоновских шпионах.

… Стали ловить в Несвиже[1] шпионов, являвшихся под видом комедиантов, фокусников, странствующих монахов и тому подобных. Кажется, в правилах великого Наполеона было пред начатием войны с каким-либо государством впускать в него сперва легионы шпионов и зажигателен, которые приуготовляли и расчищали путь для его победоносного воинства.

Наиболее этих шпионов являлось тогда под видом землемеров, или по-польски — коморников, которые, попеременно с нашими офицерами квартирмейстерской части, снимали ситуацию окрестностей Несвижа инструментально. Я это заметил особенно по одному случаю. Мне назначили в городе для перемены другую квартиру. Со вступлением моим за порог в новое жилище представился мне коморник, окруженный математическими инструментами и планами. Я предложил ему, чтобы он очистил квартиру. и в удостоверение представил на лицо десятника еврея, Коморник отвечал мне по-польски, неловким наречием, что он квартирует тут с позволения кн. Р.[2] и не позволит себя согнать с места никому. Разговор у нас сделался живее; устрашенный десятник еврей убежал, а польский коморник превратился во француза… Догадавшись, каков был гость, я поспешил к своему командиру; но покуда отыскали городничего, коморник исчез, не оставив лоскута бумаги на месте.

Между тем как шпионы разгуливали в пограничных местах. Европейской России и поджигали в городах лучшие здания, кабинеты союзных держав находились в чрезвычайной деятельности, истощая всю тонкость дипломатики для утверждения политических прав своих государей, и два могущественные государя-соперника грозно сближали свои воинства к пределам подвластных им земель…

Радожицкий, стр. 7–8.

1812 г. июня 3. — Письмо А. П. Тормасова И. В. Гудовичу из Дубно о наблюдении за отправившимися в Москву французскими купцами.

Секретно.

Милостивый государь, граф Иван Васильевич!

Конечно, не безызвестно было вашему сиятельству, что-французское правительство намеревалось прислать в российские города тайных комиссионеров под именем купцов. Теперь прибыли из-за границы швейцарские уроженцы купцы с пашпортами за подписанием государственного канцлера: Каспар Вебер № 4590, Иоган Шейн № 1244, Петр Вебер № 4591, Георг Кристиан Гейдер № 1243, которые, будучи по моему приказанию пропущены в Россию, отправились в Москву. Почему и считаю себя обязанным известить о сем вашего сиятельства, дабы московская полиция по приказанию вашему могла б иметь над ними строгое наблюдение. Честь имею пребыть с истинным почтением и совершенной преданностью, милостивый государь, вашего сиятельства покорнейший слуга Александр Тормасов.

Бумаги Щукина, ч. II, стр. 59.

1812 г. июля 8. — Предписание А. Н. Голицына Петербургскому цензурному комитету по поводу проверки иностранцев.

Управляющий Министерством полиции г. ген. — от-инф. Вязмитинов сообщил мне высочайшее его и. в. повеление, чтобы о всех вообще иностранцах, как в столицах и губернских городах, так и в прочих местах Российской империи находящихся, сделать следующий разбор.

1. Из иностранцев в каждой губернии оставить тех только, в благонадежности коих начальник оной совершенно уверен и приемлет на себя точную ответственность в том, что они ни внушениями личными, ни переписками или другими какими сношениями не могут подавать повода к нарушению спокойствия или к совращению с пути порядка российских подданных, о каковых иностранцах прислать Министерству полиции немедленно списки. Между тем о тех из них, кои находятся в службе нашей, взять свидетельства от их начальств в тех же отношениях, кои выше в сей статье означены, и свидетельства сии равномерно доставить Министерству полиции, с замечаниями начальников губерний.

2. Всех тех иностранцев, кои окажутся неблагонадежными и сомнение наводящими, выслать за границу.

3. Тех же из них, коих высылка сочтется по усмотрению начальников губерний невместною по уважению, что они разглашениями своими в иностранных государствах известных им внутренних наших положений и обстоятельств могут подать повод к неблагоприятным или вредным для России последствиям, выслать их в разные российские города по усмотрению Министерства полиции.

При том государю императору благоугодно, чтобы мера сия, по обстоятельствам толико нужная, приведена была в действо со всевозможною поспешностию. Вследствие чего предлагаю на основании вышеизъясненной высочайшей воли немедленно учинить разбор находящимся в Цензурном комитете иностранцам, с объяснением о каждом по приложенной у сего форме.

P. S. Иностранцы, присягнувшие прежде на подданство России, не подлежат разбору.

Управляющий Министерством просвещения кн. Александр Голицын.

Директор Мартынов.

Бумаги Щукина, ч. Х. стр. 369–370.

1812 г. октября 9 — Донесение М. И. Кутузова Александру I с приложением показании шпиона А. С. Платера.

Вашему и. в. всеподданнейше доношу, что содержащегося на Дону под караулом польского уроженца гр. Платера, который по собственному признанию въехал в прошедшем году с несколькими товарищами в Россию, по поручению своего начальства, проехал от Радзивилова в Москву, а оттоль в Архангельск, в Вологду, в губернии: Калужскую, Тульскую, Орловскую, Курскую, Воронежскую, Тамбовскую, Рязанскую и по другим разным местам внутрь России, снимал положения городов, рек, переправ, замечал, есть ли где укрепления, имеют ли крестьяне оружие, находятся ли по селам довольные запасы хлеба и прочее, приказал я доставить ко мне, сковав, за строгим присмотром для взятия здесь с него подробнейших объяснений, кои могут открыть еще важнейшие разведывания неприятеля о России прежде обнаружения неприязненных противу нее видов. Причем на высочайшее благоусмотрение вашего и. в. всеподданнейше представляю у сего копию с поданного означенным гр. Платером рапорта.

Объявление содержащегося под караулом польской службы от кавалерии полковника гр. Александра Семенова Платера прокурору Войска донского Александру Карловичу Арнольди. 23 сентября 1812 г.

Поданное от меня войска донского во 2-е донское сыскное начальство объяснение неправильное, что я российской службы офицер и паспорт фальшивый, а я действительно заграничный уроженец и природный граф и польской службы легкой кавалерии шашерского (?) полка имени ген.-м. и кавалера Рож-левского полковник, отправленный по высочайшему повелению варшавского герцога с прочими чиновниками для обозрения России под видом российских офицеров, с отставными указами тех офицеров, кои находятся принятыми во французскую службу, в коем числе и я находился под видом отставного прапорщика Осипа Иванова сына Збиевского. И нахождение мое в России с прошлого 1811 г, мая с 1-го числа, переправясь в Радзивилове через границу, и прямо в столичный город Москву, а оттуда чрез Вологду в город Архангельск и обратно в Москву, а после в разные губернии, а именно: Калужскую, Тульскую, Орловскую, Курскую, Воронежскую, Тамбовскую, Рязанскую, из коей и отправлен мною геометр Крестковский с донесением маршалу Домбровскому, что в означенных губерниях никаких укреплений нет, и провианта достаточно в сельских магазинах. А оттуда я с майором Пикорнелем, который был под названием отставного сержанта, за паспортом ген. — от-инф. Розенберга Степана Степанова сына Бутовского, и отправились под предлогом бедных офицеров, якобы для приискания себе места в Нижний-Новгород, Пензенскую и Оренбургскую губернии. И той губернии в Карсунском уезде я, сделавшись болен, принужден возвратиться в отечество чрез Симбирскую губернию и город Сызрань. И на Усть-Самаре, переправясь через реку Волгу, где поблизости Самары я с сотоварищем ограблены разбойниками. Бывшие у нас деньги и паспорты теми разбойниками отобраны, почему мы нашли, не упомню близ какого-то селения, в кабаке целовальника, который и написал мне и товарищу паспорты, которые находятся в сей канцелярии при деле, с коими мы и отправились в город Царицын, из коего прибыли в Качалинскую станицу, где я взят под караул атаманом Варламовым, а товарищ мой бежал в нашу армию, так как мы имели намерение к оной соединиться. По нахождению моему в России и товарищи мои никаких законам противных поступков не делали, кроме, соблюдая подданническую присягу, возложенную на нас комиссию исполняли, как то: снимали модель с переправ на реках, городов и полей и рассматривали, есть ли у крестьян оружие, и в каком крестьяне об нашем императоре мнении, и есть ли армия внутри России. Находившие же при нас бумаги некоторые остались у означенного майора Пикорнеля, а которые были при мне, то я оные, когда взят под стражу, бросил на переправе в Трех-Островянской станице в Дон. В российской службе я никогда не был, а наперед сего находился в свите полномочных министров кн. Тятвейки и гр. Велегурского, находившихся при всероссийском императорском дворе. Войсковой же канцелярии я не объявил по причине той, чтоб не был план пресечен нашим войскам, которые расположены будут на зимние квартиры в губерниях: Рязанской, Тамбовской, Воронежской, Орловской, Тульской и Калужской, а хотел лично объяснить российскому императору. Всего же я объяснить не могу в рассуждении дальнего моего путешествия по России, и будь за нужное поставлено будет, то я в дополнение объяснить имею. Касательно же до меня, то я действительно природный святой империи Римской граф и легионов маршала 2-го Домбровского, шашерского имени ген. Рожневского полка полковник, почему и прошу по состоянию чина и достоинства дать мне пристойное содержание, за которое император мой по подписании ратификации удовлетворит. К сему объяснению польской службы полковник гр. Александр, гр. Семенов, гр. Платер руку приложил.