Россия XVIII в. глазами иностранцев - Коллектив авторов
Главная причина, для которой покойная царица и Петр I основали здесь свою резиденцию, была та, чтобы иметь всегда в глазах рождающуюся морскую силу, которая была для них величайшим наслаждением, и для того, чтобы держать в почтении государей, своих соседей, и именно шведских. Юный монарх не походит на них: он ненавидит морского дела и окружен русскими, кои, не терпя отдаления своего от родины, всегда толкуют ему ехать в Москву, где жили его предки, и при этом выхваляют московский климат и множество дичи в ее окрестностях, а здесь климат не только нездоровый, но и грустный и нет мест для охоты.
Многие думают, что коронация совершится прежде поста и что после сего царь возвратится сюда. Но я думаю, что этому не бывать, потому что еще ничто не готово для сего торжества, и купцы, поехавшие в Лион для закупки шелковых и штофных материй, не могут воротиться прежде исхода сего месяца или начала будущего, а генерал Ягужинский[91], зять государственного канцлера, уверял меня, что коронация будет не прежде, как после пасхи, и, наверное, мы не воротимся прежде лета.
Барон Остерман также в отчаянии, что плоды данного им царю хорошего воспитания прдпадают и что он сам подвержен ежедневно интригам русских, которые на каждом шагу расставляют сети, чтобы он, запутавшись в них, упал и погиб. Он знает это очень хорошо, и люди, заслуживающие доверия, говорили мне, что он решится после коронации отказаться от звания гофмейстера и просить об отставке. На сих днях он занемог, и кровь, пущенная ему, была вся черная и почти гнилая. Болезнь эта сделалась оттого только, что он вынужден был говорить царю о его образе жизни, а его величество, выслушав его, отошел, не сказав ни слова. Чрез несколько дней он стал говорить то же, примолвив, что его величество сам чрез несколько лет велел бы отрубить ему голову, если бы он не представил ему пропасти, в которую он теперь стремится, и что он не может быть свидетелем его погибели и отказывается от звания гофмейстера. Царь обнял Остермана и со слезами на глазах просил не оставлять его, но в этот же самый вечер он принялся за прежнее.
Чтобы лучше понять настоящее состояние сего двора, надобно знать, что здесь две партии. Первая — царская, к которой принадлежат все те русские, кои главнейше стремятся к тому, чтобы выгнать отсюда всех иностранцев. Эта партия разделяется надвое: одна состоит из Голицыных, другая — из Долгоруковых, как я объясню после. Вторая партия называется великой княжны, сестры царской, и к ней принадлежат барон Остерман, граф Левенволд и все иностранцы. Цель сей партии состоит в том, чтобы поддерживать себя против русских милостию и покровительством великой княжны, которую царь по сие время весьма много уважает. Левенволда ненавидят не только русские, но и все честные люди, а прискорбнее всего то, что Остерман очень любит такого человека, которого всячески стараются отдалить от двора.
Но более всех доверенности царь имеет к принцессе Елисавете, своей тетке, которая отличной красоты и ведет себя очень благоразумно. Она уважает Остермана и обращается с ним ласково.
Его величество также очень любит молодого князя Долгорукова Ивана Алексеевича[92], который, по молодости своей, угождает ему во всем, и потому нельзя сомневаться в том, чтобы он не остался главнейшим фаворитом и не сверг со временем барона Остермана и всех других; как ни старались удалить сего Долгорукова, но по сие время сделать этого не могли. Он сын князя Алексея Долгорукова[93], второго гофмейстера царского. Князь Иван служит камергером и пользуется такою доверенностию, что не оставляет царя ни на минуту и даже спит в одной с ним комнате. И отец содействует много к доставлению царю удовольствий; им удалось бы уже удалить Остермана, если бы русские вельможи были согласны между собою.
Голицыны и Долгоруковы суть главнейшие и сильнейшие из всех русских бояр; но с некоторого времени они враждуют между собою; если которому из них вздумается посадить в министерство кого из своих, другие тот же час противятся этому, так что иные думали, что, не могши согласиться на сей счет, они прибегнут к третьему, и именно к барону Шафирову[94] Сей последний имел одну должность с Остерманом и был любимцем покойного царя; теперь он живет в ссылке в Москве, где также находится царица, бабка нынешнего царя[95], у которой Шафиров бывает каждый день, а как нет сомнения, чтобы она не получила большего веса в правлении, когда двор приедет в Москву, то многие, зная, как много она ненавидит иностранцев, думают, что она низвергнет Остермана и на его место посадит Шафирова. Но как скоро здесь узнали, что он беспрестанно бывает у царицы, то догадались о его замысле и послали к нему повеление отправиться в Архангельск, прежде даже приезда двора в Москву.
Хотя Шафиров человек со способностями и чрезвычайно искусный в делах, но удаление Остермана было бы невозвратимою потерею для нашего союза. Самые враги Остермана не могут упрекнуть его в том, чтобы он худо служил своему государю, чтобы давал ему дурные советы и дозволял кому-либо подкупать себя подарками или деньгами; на него нападают только за то, что он очень дружен с Левенволдом, как я сказал выше, и что дозволяет царю делать все, что ему угодно, не останавливая его ни в чем. Что касается до первой статьи, то обвинители его правы, но не правы в последней: ибо в этом он нимало не виноват, и ежели его представления не имели того действия, какого бы от них ожидать надлежало, то в этом виноваты сами же русские, которые не помогали ему и не помогают надлежащим образом; они так его ненавидят, что
