Александр Путятин - Огнем и мечом. Россия между «польским орлом» и «шведским львом». 1512-1634 гг.
Поляки понимали, что выхода у них нет. Но наемникам было жаль расставаться с награбленными богатствами. 21 октября начались переговоры о капитуляции. Однако в этот день достичь соглашения не удалось. Представлявший «рыцарство» полковник Будила настаивал на почетной сдаче, чтобы уйти за кордон с оружием и добычей. Пожарский соглашался лишь на безоговорочную капитуляцию. И неизвестно, как бы решился этот спор, но в него «вмешались» казаки. 22 октября они внезапно бросились на штурм Китайгородской стены. Поляки не ожидали атаки. Их оборона рухнула в считаные часы. Остатки гарнизона в панике бежали в Кремль. Этот бой сбил с гонористых панов последние остатки спеси. Теперь на переговоры с Трубецким и Пожарским выехали главные действующие лица: командующий гарнизоном полковник Струсь и глава Семибоярщины Федор Мстиславский.
Потеряв Китай-город, поляки согласились на все условия русской стороны. 26 октября через Троицкие ворота Кремля оккупанты выпустили «сидевших в плену» бояр. А на следующее утро земские воеводы приняли капитуляцию вражеского гарнизона.
Полк Струся вышел в Китай-город, в расположение отрядов Трубецкого. Полк Будилы сдался Пожарскому. Как только пленных поляков разоружили и взяли под стражу, войска Трубецкого и Пожарского торжественно вступили в Китай-город. Впереди обеих ратей шли представители духовенства с крестами и иконами. В тот момент, когда русские полки встретились у Спасских ворот, створки их торжественно растворились и из Кремля со святыми образами вышли те церковные иерархи, что сидели в осаде с Семибоярщиной. По замыслу руководителей ополчения это действо должно было символизировать, что отныне все русские люди объединяются против оккупантов и берутся за нелегкий труд по возрождению истерзанной смутами родины.
А в это время Сигизмунд III собрал наконец войска для спасения московского гарнизона и двинулся с ними в Россию. Его армия выступила в поход из Смоленска и в конце октября соединилась в районе Вязьмы с отрядами Ходкевича. Вместе у них было, по разным данным, от 10 до 12 тысяч ратников. Едва переступив границу, король объявил, что идет усадить сына на московский трон. Россиянам в своих воззваниях он обещал умиротворение и благоденствие. В армейском обозе ехал низложенный еще при Шуйском патриарх Игнатий. По замыслу Сигизмунда он должен был короновать Владислава в Успенском соборе Кремля. Ради возвращения на должность Игнатий признал Брестскую унию и согласился подчинить Русскую церковь римскому папе. Предусмотрительность эта оказалось излишней. Войска Сигизмунда III преследовали неудачи. Сначала поляки несколько дней безуспешно атаковали Погорелое Городище. После очередного штурма местный воевода в шутку посоветовал Сигизмунду: «Пойди под Москву, будет Москва с тобой, и мы готовы быть твои»{141}. Король не знал о капитуляции кремлевского гарнизона. Он спешил на выручку к Струсю, а потому не стал связываться с русским «нахалом».
Для земских воевод появление Сигизмунда оказалось неожиданным. Продовольствия в Москве было мало, и большую часть дворян Пожарский распустил зимовать по поместьям. Однако о каких-либо переговорах с поляками народ не желал даже слышать. Подойдя к столичным предместьям, королевские войска попытались с наскока прорваться в Белый город. Этот штурм был легко отбит. Узнав о сдаче Кремля, Ходкевич посоветовал не искать генерального сражения, а отойти на зимние квартиры в село Федоровское, где он провел предыдущую зиму. По дороге король решил взять хотя бы Волоколамск. Однако его гарнизон отбил все приступы. А после третьего штурма русские ратники пошли на вылазку и захватили нескольких королевских пушек.
Наступили ранние морозы с сильными снегопадами. Окрестное население попрятало хлеб и скрылось в лесах. В осадном лагере начались проблемы со снабжением. 27 ноября Сигизмунд отдал приказ об общем отступлении. Переход к Смоленску оказался на редкость тяжелым. Холода несколько раз сменялись оттепелями, снегопады — проливными дождями. В лесах появились партизаны. Реки и ручьи вздулись от осеннего паводка. Болота стали непроходимыми. Королевская армия бежала из России, теряя людей, повозки и снаряжение. Так закончились мечты Сигизмунда III о создании обширной и могучей империи, которая включала бы в себя земли Речи Посполитой, России и Швеции. Всего год назад королю казалось, что планы эти уже близки к завершению. И вот теперь остатки его радужных надежд тонули в непролазной русской грязи.
ГЛАВА 23.
ЦАРСКИЕ ВЫБОРЫ 1613 ГОДА.
ПРИЧИНЫ ПОБЕДЫ МИХАИЛА РОМАНОВА
Очищенный от поляков Кремль видом своим ужаснул освободителей. Церкви его оказались разграблены и загажены. Большинство деревянных построек оккупанты разобрали на дрова и сожгли. В подвалах ополченцы нашли большие чаны с разделанными и засоленными трупами людей. Царская сокровищница исчезла.
А между тем казаки ждали от правительства обещанного Трубецким расчета. Но еще важнее было отыскать царские регалии. Ведь без венца, скипетра и державы, без пышных тронных одежд коронацию провести невозможно.
Руководящий триумвират предпринял экстренные меры для обнаружения пропавшей казны. Под арест взяли чиновников Семибоярщины, вышедших из Кремля вместе с поляками: Федора Андронова, Ивана Безобразова и нескольких дьяков. С предателями не церемонились. Трое дьяков умерли под пытками. Ночью Федору Андронову оставшиеся на воле подельники помогли бежать из-под стражи. Но далеко он не ушел. Власти подняли на ноги всю Москву и вернули в тюрьму прислужника оккупантов. Вторично оказавшись на дыбе, Андронов указал тайники с царскими сокровищами. Таким образом, та часть ценностей, что при разделе досталась полкам Струся и Будилы, вернулась в казну. Сокровища, вывезенные в Польшу отрядом Гонсевского, оказались потеряны безвозвратно.
Если казаки хотели от правительства кормов и денежного жалованья, то дворян в первую очередь интересовал поместный вопрос. Смута невероятно запутала земельные отношения. Воюющие между собой правительства щедро награждали отличившихся ратников вотчинами и поместьями. К моменту освобождения Москвы многие земельные участки имели по два-три номинальных хозяина. Решить проблему был призван составленный в конце 1612 — начале 1613 года Земельный список. В нем содержались сведения о чинах и землевладениях членов Думы, стольников и московских дворян. При составлении списка земские власти полностью аннулировали все титулы и пожалования, полученные от Сигизмунда III. Потери, понесенные прислужниками короля, ничем не компенсировались.
Одновременно с этим были пересмотрены так называемые «незаконные дачи» — земельные пожалования самозванцев. В Первом ополчении служило много бывших тушинцев, получивших от «Дмитрия» грамоты на обширные территории. Лишь единицам из них удалось сохранить часть этих владений. И только глава «воровской Думы» Дмитрий Трубецкой не лишился полученных от самозванца поместий и вотчин. Более того, за «московское взятие» боярин получил от земского правительства в наследственное владение Важскую землю. Бывшие товарищи по тушинскому лагерю восприняли это пожалование как плату за предательство их интересов.
Дарственная грамота на Вагу была составлена как соборный приговор. Документ символизировал собой то высокое положение верховного правителя России, которое номинально занял Трубецкого сразу после освобождения Москвы. В свитке были слова о том, что бояре собрались вокруг Трубецкого и «за разум и премудрость, и за дородство, и за храбрость, и за правду и за ревнительность по святых Божиих церквей… по великородству его в Московском государстве правителем избрали»{142}. Духовенство и земские воеводы торжественно вручили Трубецкому эту грамоту в Успенском соборе подле главных московских святынь.
Украшенный золотыми прописями свиток символизировал то самое влияние, большую часть которого боярин утратил при его получении, лишившись поддержки «тушинских дворян». Грамота о даровании Ваги многозначительно начиналась словами о том, что прежде этой землей владел царь Борис… Трубецкой ошибочно принял цветастый оборот речи за всеобщую готовность признать его право на трон. Недалекий князь заблуждался. Символическое вручение ему всей полноты власти коллеги по триумвирату, не стесняясь, использовали против Трубецкого. Отныне каждый неполученный со склада мешок муки и каждый невыплаченный из казны рубль казаки заносили на персональный счет главы правительства. И его влияние в таборах начало стремительно падать.
В свое время Трубецкой обещал озолотить соратников за «московское взятие». Многие казаки начинали службу в Тушине и были наслышаны о миллионах, доставшихся иностранным наемникам. Им же самим казна заплатила лишь по восемь рублей на человека, да и то не всем. Жалованье было выдано только «старым» казакам. Остальным правительство разрешило «построиться в Москве и других городах, не платя два года налогов и долгов»{143}. Полученные деньги и льготы не соответствовали ожиданиям таборов. Казаки невольно сравнивали эти жалкие крохи с тем жирным куском, который Трубецкой взял для себя. «Войско», полтора года воевавшее с правительством Мстиславского, все больше проникалось мыслью: их предводитель оказался на поверку тем же «злым боярином», что и все прочие… Да еще и лгуном в придачу.
