Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.
ЦК и ЦКК обращались ко всем партийным организациям с предложением повести самую решительную борьбу со всякого рода излишествами в расходовании средств. Излишествами, которые допускаются как отдельными членами партии, так и целыми учреждениями и вызывают глубокое возмущение рабочих. Значительная часть циркуляра была отведена под перечисление злоупотреблений чиновных коммунистов: вагоны для того, чтобы доставить из Москвы на курорт всего одного пассажира; платформы для доставки автомобилей на курорт; вызывающая роскошь жилищ и кабинетов; автомобили, конюшни, рысаки, дачи, санатории, драгоценности, увеселительные заведения, банкеты, пьянство и т. п.
Никакого откровения в этом, конечно, не было, все перечисленное существовало неприкрыто на виду у всех желающих видеть и служило постоянным поводом для негодования рядовых членов партии. Однако откровенно преступные средства обогащения номенклатуры были не главным обстоятельством проблемы. С преступными методами еще можно было справиться, но преодолеть разрыв между тарифным жалованьем номенклатуры и рыночной системой пытались сами ведомства, всеми правдами и неправдами обходя партийные нормы, стимулируя своих работников по повышенным ставкам и сверх всяких ставок путем премий, выплат, ценных подарков. Государственный аппарат не закрыт сплошной броней. Как в человеческий организм проникает яд извне, так и в госсистему проникают метастазы частного капитала и разлагают ее изнутри.
Двойственность и противоречивость партийно-государственной политики бросалась в глаза, поскольку наряду с тенденцией к повышению материального статуса номенклатуры существовали строгие партийные циркуляры об обязательной сдаче коммунистами драгоценностей, предметов роскоши и такого прочего. Это противоречие вклинилось в старый раскол между партийными верхами и низами и сказывалось на единстве и здоровье партии, а, следовательно, на ее политическом авторитете. Принципиального решения этой проблемы быть не могло потому, что принцип скрывался в сущности самого нэпа и мог быть устранен только со снятием противоречий нэпа, т. е. с его отменой. Поэтому партийное руководство до поры было вынуждено заниматься лавированием, выпускать секретные циркуляры, чтобы призвать к порядку верхи и проводить показательные кампании по искоренению злоупотреблений для умиротворения низов.
На пути злоупотреблений номенклатуры ее творцами было воздвигнуто сооружение в виде двойной ответственности коммунистов. Первый барьер — это преследование коммунистов за преступления по закону. Но преследование по закону создавало вероятность двоевластия для номенклатуры, поскольку в некоторых случаях автоматически возводило судебные органы выше партийных комитетов. Возникла нелегкая задача отрегулировать возможность судебного преследования ответственных коммунистов, сохраняя притом незыблемый авторитет партийной власти.
Циркуляр-инструкция ЦК от 16 июня 1922 года о взаимоотношениях парткомов с судебными и следственными учреждениями РСФСР в случае возбуждения следствия и суда над членом РКП(б)[535] вызвал дополнительные вопросы на местах, которые потребовали уточнений и разъяснений. Дело в том, что в некоторых случаях партийные инструкции истолковывались в судебно-следственных органах как директивы, исключающие ответственность коммунистов перед общегражданским судом или ставящие решения суда в зависимость от мнения партийного комитета. Поэтому в повторном циркуляре Цека, Наркомюста и Ревтриба подчеркивалось, что «ЦК считает безусловно необходимым усилить ответственность членов руководящей партии, в случае совершения ими поступков, подлежащих ведению суда гражданского». Каждый коммунист за все свои проступки, нарушающие законы республики, подсуден суду государственному и суду партийному на общих со всеми основаниях[536].
Но поставить номенклатуру перед законом наравне с остальными гражданами не представлялось возможным. Мешала двойственная природа номенклатуры. Номенклатурщик — тот же человек со своими слабостями и несовершенством, но он же есть представитель абсолютной власти. Как говорил византийский писатель VI века Агапит о царской особе: «Царь убо естеством подобен всем человекам, а властию же подобен есть вышням Богу». Власть была готова отдать под суд номенклатурщика-человека, но не его «божественную» суть, то есть саму себя. Поэтому перед судилищем необходимо было развести как можно дальше воплощенную в одном представителе власти саму власть и злоупотребившего ею человека. В рассуждении сего, после циркуляров о суровой судебной ответственности ответственных коммунистов появились дальнейшие разъяснения и отступления от первоначальной революционной простоты, партийной строгости и благородного духа равенства всех перед законом.
Выделение номенклатуры в особую социальную группу происходило, в том числе негласным путем присвоения ей привилегированного общественного статуса. Объективно этот вопрос назрел уже давно и давно решался «новым классом» в рабочем порядке. Так, например, ейский окружной партком на Кубани 4 апреля 1921 года вынес решение о том, что действия органов в отношении членов и кандидатов в члены РКП(б), тем более аресты, должны быть обязательно согласованы с партийным комитетом. Предлагалось «особо внимательно относиться к аресту ответственных партийных товарищей во избежание нежелательных передергиваний по злобе вредных антисоветских элементов, стремящихся подорвать авторитет того или другого товарища и в целом РКП(б)»[537].
В Центре, где еще была сильна власть идеи, подобные вопросы решались более трудно и медленно. Ленин долго сопротивлялся установлению особых перегородок между номенклатурой и советским законодательством. В ноябре 1922 года на Политбюро он выступил категорически против внесенного группой хозяйственников проекта правил, запрещающих привлекать к юридической ответственности высокопоставленных работников-коммунистов (по особому списку) без согласия соответствующих партийных инстанций[538]. Однако и здесь Кремль вынужден был постепенно идти на уступки притязаниям растущего «нового класса». В декабре 1921 года приказ за подписью Уншлихта, Менжинского и Реденса строго запретил органам ГПУ всякую слежку за ответственными губернскими, областными и центральными партработниками. «Виновные в нарушении этого приказа будут строго караться», — гласил запрет[539].
В январе 1923 года появилось следующее дополнение к циркуляру от 4 января 1922 года о порядке привлечения коммунистов к судебной ответственности: «Опыт последнего времени показал, что не раз при привлечении ответственных работников-коммунистов хозяйственников к судебной ответственности на суде выяснялось, что сложность хозяйственной обстановки создает в случае неумелого подхода хозяйственников к делу факты разрушения хозяйства без наличия со стороны хозяйственников злого умысла»[540]. В результате этого суды не могли выносить иных приговоров кроме как порицаний, постановки на вид и даже оправдания. Но даже самый факт привлечения к ответственности переживался ответтоварищами очень тяжело. Чтобы избежать растраты партийных сил в результате невыносимых угрызений совести проштрафившихся и мук публичного позора, Цека предложил организовать при всех губ комах временные комиссии, чтобы заслушивать доклады губпрокуроров по существу возбуждаемых дел против всех коммунистов-ответработников. Заключения этих комиссий обязательной силы не имели, но губпрокуроры должны были со всем вниманием отнестись к их мнению.
16 марта того же года Секретариат вынес постановление о порядке привлечения к судебной ответственности секретарей губкомов и обкомов. Здесь партийный генералитет вообще выводился в особую статью. Во всех случаях возбуждения уголовного преследования против ответственных секретарей губкомов и обкомов, до судебного следствия органы должны были сообщить все материалы по делу губернскому прокурору, который, не производя никаких следственных действий, был обязан, прежде чем дать законный ход делу, направить материалы и свое заключение прокурору Республики на распоряжение и согласование с ЦК РКП(б)[541].
В это же время, в несколько приемов в Цека проходил обсуждение циркуляр о положении коммунистов, привлекаемых к уголовной ответственности. Главная идея новой поправки заключалась в том, что на время следствия коммунисты должны считаться выбывшими из партии, а далее — по результатам следствия. Здесь достойно удивления то, что аппаратная материалистическая мысль стихийно возвысилась до сокровенных лабиринтов субъективного идеализма — с точки зрения закона коммунист еще сохраняет свои права, а с точки зрения парторганизации — в списках уже не значится.
