Виктор Прудников - Катуков против Гудериана
Планы сандомирской группировки противника определялись приказом Гитлера. Разведчики в недавних стычках раздобыли его, и Катуков имел возможность с ним познакомиться:
«Три года мы бились с Советами. Армия проявила великий воинский дух. Настал решающий час войны. Мы не можем позволить русским наступать дальше. Потеря Кельце означала бы утрату важнейшего опорного пункта на подступах к Восточной Германии и поставила бы под угрозу окружения радом—сандомирскую группировку. Лишившись этого крупного узла железных и шоссейных дорог, мы дали бы Красной Армии свободный выход на оперативный простор Левобережной Польши и поставили бы под угрозу Лодзинский промышленный район и Верхне—Силезский угольный бассейн.
Приказываю: группе армий «Северная Украина» ликвидировать русские плацдармы в районах Баранув и Магнушев».[301]
Развернулись тяжелые бои на западном берегу Вислы, которые продолжались до 14 августа. Противник предпринял ряд мощных контратак, 7 августа из дальнобойной артиллерии в течение четырех часов обстреливал командный пункт штаба армии в районе Завидза.[302]
К исходу дня 14 августа 8–й гвардейский механизированный корпус перерезал железную дорогу Сандомир — Островец, овладел Даромином, Ботанцином и Лопатой, 11–й гвардейский танковый корпус отбил девять атак, вел бои за овладение населенными пунктами Яновице и Кунице.[303]
С раннего утра 16 августа на всем 120–километровом участке фронта вспыхивали дымки от разорвавшихся снарядов и мин: шла десятиминутная артподготовка. Грохот стих, и 1–я гвардейская танковая армия во взаимодействии с 102–м стрелковым корпусом 13–й армии перешла в наступление, отбрасывая противника за реку Опатувку. К исходу дня корпуса вели бои за населенные пункты Лукава, Кихары, Грабув Новый и Грабув Старый.[304]
Катуков то и дело запрашивал командиров корпусов и бригад о поведении противника. Отвечали все, словно сговорились: «Сопротивляется!»
Немцы сопротивлялись отчаянно. Части Гетмана к полудню заняли село Лукаву, закрепились на реке Опатувке, затем овладели Кихарами, но переправу у Оцинска занять не сумели. Незначительно продвинулся и Дремов. У села Двикозы он был остановлен.
Битва за Сандомир продолжалась и на следующий день. Вспыхивали ожесточенные танковые бои, они затихали только с наступлением темноты. Перелом мог бы наступить значительно раньше, будь у Катукова под руками лишняя танковая бригада. Увы, этого не было. И ждать помощи сейчас от командования фронта не приходилось: слишком много дыр предстояло закрывать не только на плацдарме, но и на всем фронте.
Хотя сандомирская группировка противника находилась в котле, у Катукова были опасения, что немцы, разрывая кольцо окружения, нанесут удар изнутри и извне. Если удар последует на Яновице, Стодолы, Адамув, то некоторые наши части окажутся в окружении.
Заняв круговую оборону, корпуса стойко отбивали атаки агонизирующего противника. Бои то затихали, то вспыхивали вновь. Бригады несли большие потери, выбывали из строя танки, люди. На этот период армия имела всего 184 танка и самоходно—артиллерийские установки, в мотострелковых батальонах нередко оставалось от 50 до 100 бойцов.[305]
В ожесточенных боях был ранен комбриг А.Х. Бабаджанян, погибли командир 27–й гвардейской мотострелковой бригады полковник С.И. Кочур, командир моторизованного батальона автоматчиков 44–й гвардейской танковой бригады капитан К.Я. Усанов, бесстрашный разведчик В.Н. Подгорбунский.
Командующий фронтом И.С. Конев требовал от Катукова ускорить разгром окруженной немецкой группировки, он приказал силами 11–го гвардейского танкового корпуса во взаимодействии с 3–й гвардейской танковой армией нанести удар на юг.
18 августа на коротком оперативном совещании командарм принял решение: 11–му гвардейскому танковому корпусу с 64–й гвардейской танковой бригадой и частями усиления продолжить наступление, главными силами войти в боевую связь в районе Двикозы с 3–й гвардейской танковой армией, совместно с 13–й армией овладеть Сандомиром; 8–й гвардейский механизированный корпус также входил в боевую связь с армией Рыбалко, действуя из района Кихары и Чернин.[306]
В 7.00 началась артиллерийская подготовка, она длилась относительно недолго, и сразу же 1–я гвардейская танковая и 13–я армии пошли на штурм Сандомира. Навстречу им двигался со своей армией Рыбалко. Войска сближались медленно, их наступление прерывалось частыми контратаками противника, который простреливал цепи наступающих частей артиллерией разного калибра как извне, так и со стороны окруженной группировки.
Два с лишним часа шли напряженнейшие бои за Сандомир. Танкисты Гетмана и Рыбалко, пехотинцы Пухова теснили противника к юго—западным окраинам, наконец полностью очистили город. Оставляя города, немцы обычно взрывали дома. На этот раз сделать ничего не успели, надо было уносить ноги. Наши солдаты, проходя по брусчатым мостовым, с любопытством разглядывали острые шпили костелов, древних замков, от которых веяло седой стариной.
Однако торжествовать победу было рано. В районе Ожарува немцы скрытно сосредоточили 17–ю и 23–ю танковые дивизии, при поддержке полка тяжелых минометов утром 19 августа нанесли сильный удар в юго—западном направлении по ослабленному в боях 8–му гвардейскому механизированному корпусу. Дремов отвел войска на рубеж Винярки, Чернин, Гуры Высокие, Кихары, Головице, Лукава, Ярошувка, Стодолы.[307]
Затем последовал второй удар — на Оцинек. Ценой огромных усилий противнику удалось пробить коридор в нашей обороне и в ночь на 20 августа вывести на север остатки сандомирской группировки. В основном это были части 42–го армейского корпуса.[308]
Так закончились боевые действия 1–й гвардейской танковой армии в Львовско—Сандомирской наступательной операции. 21 августа она была выведена во второй эшелон фронта, а через неделю — и в резерв Ставки.
НА ПОДСТУПАХ К «ВОСТОЧНОМУ ВАЛУ»
В сентябре начало поступать новое пополнение, молодые воины сразу же попадали в заботливые руки. «Старики», участники сражений, передавали им свой опыт в вождении танков, в стрельбе из пушки, в умении обращаться с техникой, поступавшей на вооружение армии. Подходило время, когда армия, восстановив свою боеспособность, должна была выступить в новый боевой поход. К осени 1944 года в ее организационной структуре произошли некоторые изменения — влились новые части и подразделения: артиллерийские, танковые, инженерные. Произошла перестановка в командном составе. Убыл Е.В. Баранович. У командарма стало два заместителя: А.Н. Слышкин и А.Л. Гетман. Командование 11–м гвардейским танковым корпусом по настоянию Катукова принял полковник А.Х. Бабаджанян, только что прибывший из госпиталя. Амазасп Хачатурович показал себя в прошедших боях как талантливый командир, умелый воспитатель подчиненных. Полковник В.М. Горелов ушел в заместители к И.Ф. Дремову, а 1–ю гвардейскую танковую бригаду возглавил подполковник А.М. Темник. Абрам Матвеевич — в прошлом политработник, участник боев на Халхин—Голе, войну начал на гродненском направлении, защищал Москву, сражался под Сталинградом, на Дону. Награжден двумя орденами Красного Знамени, многими медалями. В 1943 году окончил курсы переподготовки офицерского состава. Вернувшись на фронт, командовал танковым полком 21–й механизированной бригады.
О планах предстоящей операции уже было известно, хотя и в общих чертах. Она имела целью силами 1–го Украинского и 1–го Белорусского фронтов завершить освобождение Польши и подготовить условия для нанесения удара на Берлин. Устную ориентировку по замыслу Висло—Одерской операции командование армии получило на военной игре в штабе фронта. Ее замысел сводился к следующему: разгромить варшавско—лодзинскую группировку противника и выйти на линию Лодзь, в дальнейшем предстояло наступать на Познань с выходом на линию Бромберг — Познань, чтобы занять исходное положение для выполнения основной стратегической цели — взять Берлин и закончить войну.[309]
Подготовкой армии к наступлению Катуков руководил уже из киевского госпиталя, куда угодил в начале декабря 1944 года. Старая болезнь постоянно давала о себе знать, и перед наступлением надо было хотя бы немного подлечиться. Михаил Ефимович горько шутил по этому поводу: «Начало войны встретил в госпитале, теперь и конец ее тоже буду встречать там же».
В Киев его отвез адъютант А.Ф. Кондратенко. «Там командарм пробыл около недели, — писал Александр Федорович Юрию Жукову, — хотя врачи говорили, что ему надо лечиться несколько месяцев — болезнь он свою запустил на войне. Но вы упрямый характер Михаила Ефимовича знаете. Он держал связь с начальником штаба Шалиным прямо из госпиталя и давал ему оттуда все нужные указания, а когда пришло время наступления, оделся, и мы с ним выехали на фронт, — я при нем тогда находился опять безотлучно».[310]
