Борис Черток - Книга 4. Ракеты и люди. Лунная гонка
Керимов назначил следующее заседание Госкомиссии на 92-й, челомеевской, площадке для решения вопроса о вывозе на старт ракеты-носителя с пристыкованной станцией 17К.
Несмотря на бодрый доклад моя записная книжка была дополнена перечнем ошибок и «недоумок», за которые я поклялся сам себе по возвращении в Москву виновных «приложить носом об стол». Основные замечания касались взаимных помех систем. Не было времени и опыта отработки электромагнитной совместимости. Вильницкий и технологи завода, проделав героическую работу по созданию нового стыковочного агрегата, не подумали о его наземной защите от пыли, грязи и возможных повреждений при наземной подготовке корабля. Никакой техники безопасности, никакой защиты «от дурака»!
– Где гарантия, что чистейшие зеркальные плоскости, которые должны после стыковки образовать герметичный туннель, не будут повреждены при надевании обтекателя, а еще страшнее – при его отстреле на активном участке? И в приемный конус налетят черт знает какие ошметки, – кричал я по ВЧ-связи Вильницкому, который покорно меня выслушал, а потом попросил, чтобы его представители денно и нощно следили за девственной чистотой стыковочных плоскостей и целостностью резинового уплотнения.
За ужином встретился с Дорофеевым, который приехал из большого МИКа, где, наконец, начались испытания H1 № 6Л.
– Совсем нас забыли, – пожаловался он. – Приезжайте и посмотрите на блок «А» изнутри. Не узнаете. Кабельные стволы переложили и замотали так, что никакой пожар им теперь не страшен. Приборы перетащили, где могли, подальше от взрывоопасных ТНА. Высокое начальство нас теперь не торопит. По всем расчетам мы в июле к пуску будем готовы. Работать будем с левого старта. Правый до сих пор в ремонте.
– А у нас, – похвастался я, – даже по «Игле» замечаний на Госкомиссии не оказалось, тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить! – И я постучал по столу, накрытому белой скатертью. Стучать положено в таких случаях по дереву, а этот стол, как я потом выяснил, был облицован пластиком.
Поздним вечером только успел заснуть, как меня разбудил телефон. Звонил Сосновик.
– У нас с Башкиным срочная необходимость доложить о ЧП.
– Где ЧП?
– На 31 -м корабле.
– Этого еще не хватало. Приходите.
В течение тридцати минут в номере гостиницы разбирали ЧП, которое якобы случилось еще на заводе, но осознали опасность только сегодня и то случайно.
В электрической схеме системы управления спуском (СУС) находится дистанционный переключатель (ДП). Он имеет две обмотки: включающую и отбойную. При подаче питания на включающую основные контакты замыкаются, запитывая схему «баллистический спуск». При этом одновременно разрывается цепь питания включающей обмотки во избежание перегрева. При команде «отбой» контакты разрывают цепи аварийного баллистического спуска и восстанавливается схема управляемого спуска. При нормальном полете всегда выбран «управляемый спуск». Поэтому дистанционный переключатель отбит. Но при команде «САС» выбирается режим «баллистический спуск» и на включающую обмотку поступает команда от системы аварийного спасения. Эта же команда при наземных испытаниях идет от имитатора ракеты-носителя. При испытаниях на заводе и технической позиции эта команда давалась неоднократно. Однако по логике дальнейшей работы при имитации отделения космического корабля от ракеты-носителя дается «отбойная» команда на управляемый спуск. В эту, казалось бы, нехитрую логику впутались другие команды так, что при испытаниях обе обмотки ДП длительное время запитывались одновременно. Техническими условиями на ДП это запрещено категорически. По сведениям, поступившим от разработчиков завода «Машиноаппарат», где главным конструктором был Катков, обмотки ДП через пять секунд перегреваются до появления дыма, а через десять – перегорают.
– Но ведь при испытаниях этот ДП работал, замечаний не было и никто о дыме не докладывал, – пытался возражать я.
Обычно дым испытатели чувствуют носом раньше, чем что-то сгорит. Может быть, дым был еще и на заводе. В КИСе обмотки подгорели, а в полете или при испытаниях на старте они догорят окончательно, и ДП застрянет в положении «ни туда, ни сюда».
– Какой же спуск будет выбран?– спросил я.
– А черт его знает. Это как повезет. В лучшем случае спускаемый аппарат на Землю вернется, – ответил Башкин.
– Вот что, – предложил я, – подсчитайте, сколько раз этот ДП по вине нашей испытательной методики попадал в положение одновременной запитки двух обмоток, сколько секунд обмотки по максимуму могли находиться в таком положении. Полученные цифры умножим на три и проведем эксперимент на таком же ДП. Если он выйдет при этом из строя, то придется докладывать председателю Госкомиссии, срочно отзывать из Подлипок еще не проходивший испытания прибор и все испытания на 7К-Т №31 повторить. Это обойдется в дополнительные пять-шесть суток. Все графики и по ДОСу, и по пускам космических кораблей уже доложены в Москву, может быть, даже Политбюро. Орбитальную станцию все ждут, а тут мы выступаем с перегоревшими обмотками ДП. Хороший подарочек вы придумали.
Полночи в лаборатории СОУДа проводили эксперименты на выживаемость дистанционного переключателя. 20 раз загоняли его в запрещенный режим по пять секунд с интервалом в одну минуту. ДП нагрелся до 120 градусов, но не сдавался и дыма не пускал. По расчетам это был режим в четыре раза более жесткий, чем при всех возможных ошибках в процессе предыдущих испытаний. Под конец убедились, что настоящий дым пошел только через 25 секунд режима одновременной запитки обмоток. На 30-й секунде ДП перестал слушать команды. Мы все дружно решили, что такого быть не могло. Поэтому никому ничего докладывать не стали.
– Это конструкторы «Машиноаппарата» заложили запасы, которые от нас утаили. Скажете им спасибо, если все обойдется. О ночном бдении забыть, а испытательную документацию срочно исправить. Утром передать ВЧ-грамму Раушенбаху и Карпову, пусть срочно вносят блокировки от таких ситуаций, – подвел я черту.
В день космонавтики, 12 апреля, закончили переиспытания 7К-Т №31 по причине другого праздничного подарка – замены запоминающего устройства (ЗУ) в телеметрии. Это позволило нам «без шума» еще раз убедиться, что злосчастный ДП в норме.
Во время всех круглосуточных бдений, связанных с разборками 7К-Т № 31 и заменой приборов, героически, безропотно работали монтажники и слесари нашего цеха № 444. Служивший в 1948 году солдатом «верхней площадки» на ракетах Р-1 в Капустином Яре Костя Горбатенко, теперь заместитель начальника цеха, умудрился со своим рабочим классом выполнять все работы в два раза быстрее, чем мы планировали.
Участник запуска Юрия Гагарина майор Ярополов, руководивший испытаниями космического корабля 7К-Т № 31, на оперативном совещании технического руководства доложил, что к исходу суток 18 апреля ракета-носитель с космическим кораблем будут готовы к вывозу на старт и 19-го можно начинать работы на первой площадке по программе первого стартового дня. Теперь ДОС можно было отправить на заправочную станцию. Где-то кто-то решил, что первая советская орбитальная станция должна называться не ДОС, тем более не 17К, а «Заря». Это наименование красным по белому было выведено краской на корпусе ДОСа.
Заправка ДОСа компонентами и газами для КДУ и микродвигателей системы ориентации проводилась всю ночь. Когда утром я зашел на заправочную станцию, то встретил Анатолия Абрамова. Он дежурил всю ночь.
Абрамов напомнил мне, какой хитростью добился согласия Королева на строительство этой станции для заправки космических кораблей. Королев очень старался сэкономить на строительстве и несколько раз выгонял Абрамова, когда тот приносил ему на подпись проект заправочной станции. Тогда Абрамов организовал изготовление макета станции по всем правилам архитектурного искусства. Через месяц он принес макет в приемную и попросил Королева на одну минуту выйти из кабинета.
СП вышел, увидел, выругался: «Опять ты за свое! Не можешь успокоиться. А, пожалуй, ты прав. Делайте!»
СП все это время не забывал о предложении наземщиков и проверял себя на их упрямстве.
– Теперь смешно вспомнить, – сказал Абрамов, – на чем мы экономили. Это такие крохи по сравнению с грандиозными «стройками века» под H1. Только на «двойку» по ДОСу и двум космическим кораблям слетелось 1200 командировочных. Это не считая военных и постоянно здесь работающих гражданских.
Для отправки по железной дороге на челомеевскую 92-ю площадку «Зарю» погрузили на платформу и закрыли чехлами. Как в почетном карауле, на платформе стояли два автоматчика спереди и три – сзади. Так выкатывался первый ДОС с заправочной станции.
Утром 14 апреля вместе с Юревичем и Невзоровым я забрался в старом МИКе на вертикальный испытательный стенд космических кораблей 7К, где «на натуре» мы предались размышлениям по поводу систем сближения. Поводом послужила разработанная Юревичем аварийная рентгеновская система для участка причаливания. Мы договорились, что дальнее сближение – это, конечно же, прерогатива радиотехники, а для ближнего участка хороша простая рентгеновская система с участием космонавта. Можно вместо рентгена использовать и лазер.
