Мэри Рено - Божественное пламя
- Открой-ка, - сказал Филипп, - у меня руки мокрые.
Он прищурил глаз, предупреждая, чтобы сын не произносил вслух скверных новостей, но в этом не было никакой нужды.
Когда Александр прибежал назад на игровую площадку, его друзья плескались в фонтане и поливали друг друга из кувшинов, чтобы сполоснуть пыль и остыть. Увидев его лицо, все замерли, словно скульптурная группа Скопаса.
- Началось! - крикнул он. - Идём на юг!
7
У подножья лестницы с росписью по стенам оперся на копьё телохранитель. Это Кетей, коренастый густобородый ветеран, уже далеко за пятьдесят. С тех пор как царь перестал навещать царицу, неприлично ставить к ней в охрану молодых воинов.
Юноша в темном плаще задержался в затенённом коридоре, с мозаичным полом в черно-белую клетку. Он никогда ещё не подходил к покоям матери в такой поздний час.
При звуке его шагов часовой закрылся щитом и нацелил копьё, потребовал объявиться... Он открыл лицо и поднялся по лестнице. Легонько поцарапал - не отвечают... Тогда вытащил кинжал и резко постучал рукоятью.
За дверью послышалась сонная суматоха; потом - тишина, полная напряжённого дыхания.
- Это Александр, отвори!
Дверь приоткрылась. Высунула голову растрёпанная женщина в неряшливо надетом халате, моргает... А за спиной её шепот шуршит, словно мыши... Прежде они решили бы, что это царь.
- Госпожа спит, Александр!... Уже поздно, далеко за полночь!...
Из глубины донёсся голос матери:
- Впустите его.
Она стоит возле кровати, завязывая пояс. Ночной халат сшит из темно-жёлтой шерсти, цвета топлёного молока, и оторочен тёмным мехом, так что в дрожащем свете ночника её почти не видно. Горничная, неуклюжая спросонок, взяла ночник и пытается зажечь от него фитили большой лампы. Очаг чисто выметен, летом его не топят...
Первый из трёх фитилей загорелся.
- Этого хватит, - сказала Олимпия.
Рыжие волосы на плечах смешались с тёмным глянцем меха. Свет от лампы падает сбоку, гравируя чёрными тенями хмурую складку меж бровей и морщинки возле рта. Повернулась лицом к свету - морщины исчезли; остались тонкие черты, чистая гладкая кожа, плотно сжатые губы... Ей тридцать четыре сейчас.
От одного фитиля света мало, только в центре, а по углам темно.
- Клеопатра здесь? - спросил он.
- В такой час?... Она у себя. Она нужна тебе?
- Нет.
Олимпия повернулась к служанкам:
- Идите спать.
Когда дверь за ними закрылась, она набросила на измятую постель вышитое покрывало и жестом подозвала сесть рядом. Он не двинулся с места.
- Что случилось? - спросила она тихо. - Ведь мы уже попрощались. Тебе спать пора, раз вы уходите на заре. В чём дело? Вид у тебя какой-то странный... Приснилось что-нибудь?
- Я ждал. Ведь это не просто война, это начало всего... Я думал, ты позовёшь. Ты ведь знаешь, что меня привело к тебе; должна знать.
Она начала убирать волосы со лба, так что глаз не было видно за движущейся рукой.
- Хочешь, чтобы я поворожила тебе?
- Мне ворожба не нужна, мать. Только правда.
Она опустила руку слишком рано, и теперь не могла спрятать глаза от его взгляда.
- Кто я? - спросил он. - Скажи, кто я. - По её глазам он понял, что она ждала чего-то другого. - Что бы ты ни делала - это сейчас не важно. Я об этом не знаю и не хочу знать, я не за этим пришёл. Только ответь, кто я!
За те несколько часов, что они не виделись, он успел осунуться; лицо измученное... Она едва не спросила: "И это всё?" Это было так давно, столько всего было после - вся жизнь... А та дрожь непонятного, страстного сна, и ужас пробуждения, и слова той старой колдуньи, что тайно привели к ней тогда из пещеры вот в эту спальню... Как это было?... Она уже и сама не знала. Она породила дитя дракона - и вот оно спрашивает: "Кто я?" Это мне надо бы у него спросить!...
Он шагал по комнате, быстро и бесшумно, словно волк в клетке. Потом вдруг остановился перед ней.
- Но я сын Филиппа. Разве нет?
Только вчера она видела, как они вместе шли на учения. Филипп что-то говорил улыбаясь; Александр хохотал, запрокинув голову... Она вдруг успокоилась и долго смотрела на него из-под ресниц. Потом сказала:
- Не притворяйся, будто сам в это веришь.
- Ну так?... Я пришёл узнать!
- О таких вещах не говорят наспех, среди ночи, по капризу. Это дело серьёзное; есть силы требующие... смирения!
Ей казалось, что его потемневшие глаза пронизывают её насквозь, проникают слишком глубоко.
- Какой знак дал тебе мой демон? - тихо спросил он.
Она взяла его за обе руки, притянула к себе и зашептала на ухо. Договорив, отодвинулась посмотреть. Он весь был ещё там, едва осознавал её присутствие, справляясь с тем, что довелось услышать. Насколько это удалось - по глазам не видно, в них ничего не изменилось.
- Это всё? - спросил.
- Тебе мало? Ты до сих пор не удовлетворён?
Он смотрел в темноту, сквозь свет лампы.
- Боги знают всё, - сказал. - Только как их спросить?
Потом потянул её встать и несколько мгновений держал на расстоянии вытянутых рук, сведя брови. В конце концов она опустила глаза. Вдруг пальцы его напряглись; он обнял её - быстро, крепко - и отпустил.
Когда он ушёл, подползла темнота, окружила её со всех сторон... Она зажгла оставшиеся фитили - так и уснула, при трёх горящих.
У двери Гефестиона Александр задержался, тихо открыл и вошёл в комнату. Гефестион крепко спал в квадрате лунного света, откинув в сторону руку. Александр потянулся было к нему, но передумал. Он собирался - если на душе спокойно станет - разбудить друга и всё ему рассказать, - но всё оставалось таким же неясным, как и прежде. Всё сомнительно. Ведь она тоже всего только смертная, надо дождаться надёжного свидетельства... Так стоит ли будить ради того что сказала она? Завтра утром долгий, трудный поход... А луна светит прямо в закрытые глаза. Александр потянул штору, чтобы духи ночи не причинили ему вреда.
В Фессалии их встретила союзная кавалерия. Всадники мчались с окрестных холмов, не соблюдая никакого строя, улюлюкая и швыряя вверх пики, щеголяя своей ловкостью. В этой стране ходить и ездить верхом учились одновременно... Александр удивлённо вскинул брови, но Филипп его успокоил: в бою эти люди сделают всё, что им скажут, и сделают хорошо, а это представление - так, дань традиции.
Армия двигалась на юго-запад, к Дельфам и Амфиссе. По пути присоединялись ополчения Священной Лиги; их генералов радушно принимали и быстро вводили в курс дела. Те привыкли действовать в составе конфедеративных сил, где процветали бесконечные склоки из-за первенства и споры о том, кому доверить верховное командование, - и теперь были просто потрясены, оказавшись в громадной армии из тридцати тысяч пехотинцев и двух тысяч конников, в которой каждый знал своё место и шёл именно туда, где ему надлежало быть.
Афинских войск не было. Афиняне имели место и голос в Совете Лиги; но когда Совет поручал Филиппу эту войну, ни один афинянин там не присутствовал, так что возразить было некому. Тогда Демосфен убедил их бойкотировать заседание Совета, потому что голос против Амфиссы был бы враждебно воспринят в Фивах. А заглянуть дальше он не сумел.
Армия подошла к Фермопилам, к Горячим Воротам между горами и морем. Александр проезжал здесь, когда ему было двенадцать, а с тех пор ни разу. Гирлянду на памятник Леониду, с мраморным львом, он положил; но после заметил:
- Вообще-то, по-моему, генерал он был не ахти какой. Если бы он добился, чтобы фокидские войска поняли свою задачу, персы ни за что бы его не обошли. Эти южные города не умеют работать заодно. Но храбрость его выше всяких похвал, такого нельзя не уважать.
В крепости наверху ещё стоял фиванский гарнизон. Филипп разыграл их собственную игру: послал туда своего гонца и учтиво предложил им возвращаться домой, с тем что он их сменит. Они посмотрели вниз на нескончаемую колонну войск, вьющуюся по прибрежной дороге сколько хватало глаз, - собрались не торопясь, и ушли в Фивы.
Теперь армия вышла на большую юго-восточную дорогу. Справа возвышались суровые горы хребта Геллы, мрачные и пустынные, пострадавшие от вырубок и выпасов гораздо сильнее, чем лесистые высоты Македонии. А в долинах между этими вознесенными кверху пустынями, плотью меж костей, лежала земля и вода, кормившая род людской. Александр ехал рядом с Гефестионом.
- Знаешь, вот я увидел всё это снова - и теперь понимаю, почему южане таковы, каковы они есть. Им просто земли не хватает. Каждый мечтает о земле соседа - и знает, что тот мечтает о его земле... Каждое государство заперто среди своих гор, словно стеной отгорожено... А ты видел, как собаки носятся вдоль забора, что разделяет их дворы? Лают, как бешеные!...
- Но если добегают до дырки в заборе - в драку не кидаются, - возразил Гефестион. - Смотрят друг на друга удивлённо, и расходятся. Иногда они разумнее людей.
К Амфиссе надо было сворачивать прямо на юг. Передовой отряд под командой Пармения пошёл по этой дороге, - чтобы обезопасить её захватив крепость Китинион, и продемонстрировать решимость Филиппа всерьёз вести священную войну, - но основные силы двигались дальше на юго-восток, по главной, в сторону Фив и Афин.
