Андрей Буровский - Петр Окаянный. Палач на троне
Итак, сына, прямого наследника, нет.
Как ни туманно изложен Устав 5 февраля 1722 года, в нем ясно сказано о наследовании по закону — если нет сына, то наследует старшая дочь. Но старшая дочь Петра, Анна, при обручении с герцогом Голштинии в 1724 году под присягой отреклась вместе с женихом от русского престола за себя и за свое потомство. Отказ отмечен и в их брачном договоре, тут все оговорено с предельной ясностью.
Значит, законное наследство переходило ко второй дочери Петра, Елизавете.
Ни при каких обстоятельствах не могла бы стать императрицей вдова Петра, Екатерина, и вовсе не из-за ее низкого происхождения. И по старинному русскому праву наследования, и по указу 1714 года, вдова-мать при несовершеннолетних детях обеспечивается и может оставаться опекуншей до их совершеннолетия. Но она не должна быть наследницей.
Старая родовитая знать, верная старому обычаю престолонаследия, хотела видеть на престоле Петра Алексеевича, внука Петра, сына казненного царевича Алексея.
Выдвиженцы петровского времени — Толстой, Меншиков, Ягужинский, Шафиров… впрочем, долго перечислять, были в ужасе от перспективы воцарения Петра. Петр Алексеевич был уж очень откровенным знаменем возвращения к старому — ко всему, что было до Петра. Новоявленные князья уж очень не хотели обратно, в грязь, и у них было надежное средство поставить на трон не того, кто имеет право, а кто больше нужен этой шатии.
Продолжатели «дела Петра»В ночь на 28 января, за считаные часы до смерти императора, именно эти высшие сановники собрались во дворце для обсуждения преемника, уже начали было склоняться к провозглашению императором юного Петра Алексеевича. Как-никак, прямой наследник Романовых по прямой мужской линии.
Собравшиеся, при всей громадности их власти, ужасно не уверены в себе. Не раз они спрашивают статс-секретаря А.В. Макарова — нет ли каких распоряжений императора, еще неизвестных?! А их нет. Петр хоть и провозглашен чуть ли не богом, из гроба не подсказывает ничего, и «дельцы» просто не знают, что предпринять.
Сторонники великого князя Петра Алексеевича предлагали даже сделку — давайте возведем его на престол, а до совершеннолетия Петра пусть правит Екатерина и Сенат…
В комнате, где решается сверхважное государственное дело, решаются судьбы всей громадной Российской империи, странным образом присутствовали гвардейские офицеры… Что они делали тут, в зале, где высшие сановники решали столь важные вопросы?! Праздный вопрос, если гвардейцы громко переговаривались между собой, демонстративно не замечая остальных, а тема была одна: они, гвардейцы, тут же разобьют боярству головы, если бояре не станут присягать «матушке-государыне», императрице Екатерине…
Так и продолжалось, пока за окнами не раздался с площади барабанный бой, звуки команд. «Оказалось», оба гвардейских полка вышли на площадь, выстроились в каре. Есть свидетельства, что даже выкатили пушки, стояли возле них с зажженными фитилями. Впрочем, насчет пушек, может быть, и преувеличение, не все подтверждают эту деталь.
Князь Репнин, президент Военной коллегии, сердито вопросил:
— Кто смел без моего ведома привести сюда полки?! Разве я не фельдмаршал?!
На что Иван Бутурлин, командир Семеновского полка, отвечал, что полки позвал он по приказу императрицы, которой все должны подчиняться… «Не исключая и тебя», — ткнул пальцем в Репнина Бутурлин.
При появлении полков гвардейцы, торчавшие в зале, достали из ножен шпаги, а Меншиков тоже вынул шпагу, демонстративно протер лезвие обшлагом мундира и заявил, что если кто-то против матушки-царицы, то пусть высказывается, очень интересно будет все это послушать.
Екатерину провозгласили императрицей не потому, что ее избрал Земский собор; не было даже фикции 1682 года, когда толпа из случайных людей выкрикнула: «Хотим Петра!» Екатерину I возвела на престол гвардия, прикрываясь истолкованием воли почившего Петра. Мол, раз он короновал ее в 1724 году, значит, хотел видеть императрицей после себя.
Что это была за монархиня, прекрасно показывает такой эпизод: «…рано утром Петербург был разбужен страшным набатом: это неутешная вдова императрица пошутила над столицей — ради 1 апреля» [86].
А менее чем через год возник новый аналог Боярской думы — Верховный тайный совет. Возник не потому, что в нем было нечто необходимое для страны, а как следствие интриг: кучка высших приближенных Петра любой ценой хотела сохранить свою власть. Сенат — это собрание высших чиновников, а они создали собрание уже совершенно мафиозное — по принципу личного знакомства и личных договоров друг с другом. Почему Совет именно тайный? А потому, что никому не надо знать, какие дела на нем обсуждаются!
8 февраля 1726 года создан Верховный тайный совет в составе А.Д. Меншикова, Ф.М. Апраксина, Г.И. Головина, А.И. Остермана, П.А. Толстого, Д.М. Голицына и герцога Карла Голштинского. Карл попал в эту высокую компанию исключительно как муж старшей дочери Петра, Анны Петровны.
Этим же указом Сенат лишился названия «правительствующий» и стал называться просто «высоким». При отъезде императрицы править должен был теперь Верховный тайный совет…
Печальна судьба этих первых «верховников» — членов Верховного тайного совета, созданного Екатериной I в 1726 году. Первоначально из 7 «верховников» 5 были выдвиженцами петровского времени — ведь они и задумали этот орган власти как своего рода Боярскую думу для «своих». Но очень уж неустойчивыми, неопределенными людьми были эти самые «выдвиженцы»! Даже как интриганы они проигрывали потомкам древних родов: ведь даже интриганам необходимо доверять хоть кому-то и уметь действовать сплоченной группой. А выпестованные Петром «дельцы», «птенцы гнезда Петрова» не умели этого просто патологически и все время сцеплялись и с феодальными кланами Долгоруких и Голицыных, и друг с другом. Они предавали друг друга с такой рьяностью, что очень быстро в Верховном тайном совете соотношение изменилось в пользу старинных родов, Долгоруких и Голицыных (в том числе и потому, что члены феодальных родов умели держаться друг за друга).
А из первых семи членов только Головин и Остерман остались в составе Верховного тайного совета после всех перемен до 1730 года.
Всего четыре года оказалось отпущено Верховному тайному совету, но «зато» каких четыре года! Время правления двух императоров — Екатерины I и Петра II!
Замечу, что наследственная аристократия, представители старинных родов еще далеко не у власти, они как оттеснены Петром, так пока и не стоят у кормила государства. Они еще только возвращаются, и очень характерно, что в рядах этих возвращающихся мы видим именно Голицыных и Долгоруких, а не сказочно бездарных Буйносовых. Аристократия Руси XVII века, зашуганная «самым низким шляхетством», холуями и клевретами Петра, постепенно поднимает голову и приспосабливается к новому положению вещей… По крайней мере, та ее часть, которая способна приспособиться. Пока что те, «жадною толпой стоящие у трона», — это еще выдвиженцы Петра I.
И жена, и его ближайшие «сподвижники» — это прямые порождения Антихриста, это те, кого он вырвал из небытия, втащил в историю и кто, не будь Петра, никогда не был бы ни известен, ни богат.
А семья, родственники Антихриста, его наследники оказываются во власти всей этой сволочи… [87], которую он сам же старательно отобрал и от которой, в силу естественного хода событий, стал зависеть.
Трудно сказать, как повернулась бы судьба империи, отпусти Господь Екатерине I или Петру II хотя бы лет 30 или 40 жизни. Каждый из этих вариантов — это сложение совершенно новой, совершенно особенной ситуации в истории государства Российского. Долгое правление Екатерины — это вероятность одного пути, долгое правление Петра II — вероятность совершенно другого.
Но Екатерине не было отпущено и 50 лет, а Петру II — даже и 20. Факт остается фактом — после Петра императоры как-то не жили. Очень может быть, им попросту помогали помирать, и притом ближайшие к трону, самые доверенные лица, — совершенно не исключено и такое объяснение вопроса.
В наш рациональный век странно, даже как-то неприлично вспоминать о том, что целых четыре поколения лежит проклятие на потомках негодяев и преступников. Выдумана даже подходящая безответственному веку нелепость — мол, «сын за отца не отвечает». Интересная постановка вопроса! Если отец или дед — достойные и славные люди, тогда, значит, принимай наследство с чистой совестью, грейся у разожженного не тобой огня! Пользуйся в свое удовольствие, наследничек!
А если твой предок — душегуб и мерзавец, тогда, значит, можно поступить тоже вполне комфортно и удобно — «а я за него не отвечаю!» И даже становится как бы можно не только не нести церковного и гражданского покаяния, не стараться исправить содеянное, но можно и пользоваться наворованным, награбленным. Дело житейское, а сын-то за отца не отвечает!
