Андрей Буровский - Петр Окаянный. Палач на троне
Не воспринимать Россию как благодатную страну, как некую светлую сущность он просто органически не мог. Невозможно же ни идти на визжащую картечь, ни лезть на крепостные стены за что-то дурное или недостойное!
Но Русь, за которую дворянин проливал кровь, официально объявлялась страной тупой, дикой, глупой и подлежащей неукоснительному исправлению. Причем объявлялась собственным правительством — тем самым, которое приказывало «служивому» перейти границу и «вступить в баталию» с неприятелем.
И при этом «завороте мозгов», растянувшемся на несколько поколений, дворяне, если не считать купленных рабов или женщин в гаремах мусульман, оказались самыми бесправными людьми во всей Российской империи. По крайней мере, самым бесправным сословием.
При Петре и сразу после него не стало никаких гарантий личной безопасности решительно никому.
Легко заполнить много страниц описаниями самых диких насилий, беззаконий и нарушений прав собственности, неприкосновенности личности и прочих элементарных человеческих прав.
В 1724 году, в очередной раз почувствовав недомогание, Петр решил, что сифилис «подарила» ему последняя любовница, жена его офицера, Прасковья… И велел мужу выпороть «негодную Фроську» за то, что одарила гадкой болезнью царя-батюшку.
В обществе, где придворная дама может быть в любой момент грубо ощупана, пардон, в любом месте, принуждена к сожительству или выпорота батогами (а приведут приговор в исполнение солдаты у дворцового крыльца), нет и не может быть гарантий личной безопасности в принципе ни одному человеку.
Глава 4. Из стороны в сторону
— Одной ногой мы стоим в прошлом, второй ногой — в коммунизме!
— И долго нам так враскоряку стоять?!
Анекдот 1960-х годов
Тупик28 января 1725 года умер царь, которого и в Российской империи, и в СССР полагалось считать великим государственным деятелем, великим реформатором, великим полководцем, великим создателем новой, великой России. И не успел остыть его труп, как новоиспеченное государство, провозглашенная только в 1721 году Российская империя оказывается в совершеннейшем тупике. Может быть, самое яркое этому подтверждение — это династический тупик. Совершенно непонятно, кого возводить на престол после смерти «великого реформатора»!
По указу Петра «О престолонаследии» от 5 февраля 1722 года, император Российской империи сам должен был назначать себе наследника и преемника. Вроде бы перед смертью Петр I пытался воспользоваться этим правом. Еще и сегодня можно видеть грифельную доску, на которой рука первого российского императора начертала «Отдайте все…» и косой росчерк сверху вниз — Петр не удержал в руках куска грифеля, не смог начертать имени своего преемника.
По мнению Н.И. Костомарова (вообще-то всегда очень точного и объективного в своих оценках), в лице Петра I умирал монарх, который «как историческая личность представлял собой своеобразное явление не только в русской истории, но и в истории человечества» [81].
«В страшных страданиях физических, с полным признанием человеческой слабости, с требованием подкрепления свыше, подкрепления религиозного, умер величайший из исторических деятелей», — вторит ему С.М. Соловьев [82].
Почти современный писатель Н. Дубов тоже высказывается о смерти Петра как о высокой трагедии: «Рухнул великан, и рука, которая, играючи, махала топором, кузнечной кувалдой, держала корабельный штурвал, ворочала пушки, не удержала грифеля. «Отдайте все…» — последней натугой нацарапала она и упустила грифель» [83].
Таков обычный стиль высказываний, звучащих уже третье столетие. Стало своего рода интеллектуальной традицией угадывать — а кого мог бы назвать Петр, чье имя он хотел вписать, да не успел?!
Н.М. Костомаров думает даже, что Петр мог бы воспитать внука Петра Алексеевича как сына и таким образом выйти из династического тупика. Для того, мол, и нужен был Указ о престолонаследии — чтобы при «назначении» наследника можно было «прыгнуть» через целое поколение в династии.
Диссонансом в этом хоре звучит высказывание не историка, не философа, а писателя, А.А. Бушкова: «Печальный итог в том и состоит, что сам Петр не мог не понимать: наследство оставить некому! Супружница Екатерина глупа, распутна и откровенно спивается. Елизавете всего шестнадцать. Внуку Петру Алексеевичу десять. Молодые племянницы Анна и Екатерина замужем за иностранными князьками… Племянница Прасковья умом не блещет. НАСЛЕДНИКА НЕТ. Чье имя ни напиши — он или она неминуемо станут игрушкой в руках приближенных — казнокрадов, мотов, озабоченных лишь собственным преуспеянием… Не мог Петр этого не понимать. Прекрасно знал. А потому — нет никакой загадки. «Завещание», можно ручаться, осталось недописанным не потому, что холодеющей руке не хватило какой-то минуты. Петр, несомненно пытавшийся предугадать ход событий после своей смерти, попросту осознавал: называть чье-либо имя бесполезно. Потому что не будет продолжателя» [84].
Мнение А. Бушкова хоть и косвенно, но подтверждает такой мощный исследователь эпохи, как В.В. Мавродин: «Но он был болен, и не только телом, но и душой. Чувствовалась безмерная усталость. Все один и один. За всем следи, обо всем подумай, каждого проверь, а не проверишь — и лучший друг окажется казнокрадом, лихоимцем, себялюбцем. Петр все чаще опускал руки, становился вял, задумчив. Окружающие видели в глазах царя усталость и столь чуждое ему раньше безразличие ко всему, а порой и тоску. Петр испытывал неудовлетворенность всем сделанным, чувствовал собственное бессилие и невозможность завершить осуществление своих обширных замыслов» [85].
В сущности, А.А. Бушков и В.В. Мавродин сказали почти одно и то же, хотя и разными словами: в последние месяцы, быть может, и годы Петр ощущал бессмысленность, бесперспективность того, что он сделал за свою не очень-то длинную жизнь. Усталым, скучным, «чрезмерно усталым» стал человек всего 52–53 лет. Возраст, конечно, не юношеский, но не только сегодня, и в те времена тоже — никак не возраст дряхлости и приближения к смерти.
«Из меня познайте, какое бедное животное есть человек», — говаривал неузнаваемый Петр.
Впадать в смертную тоску, утрачивать вкус к жизни и, по существу, пассивно ждать смерти в этом возрасте, кроме душевной болезни, может заставить человека только полное разочарование в том, что он делал всю жизнь, неверие в то, что дело это может быть продолжено. Впрочем, и умирать после всего содеянного Петром, наверное, невыносимо страшно — особенно если верить в Высший суд и в то, что отвечать придется за все. А он, вне всякого сомнения, верил.
Был он и физически болен. Перенапряжение, дикие излишества, недолеченные болезни подкашивали организм. Подозревали и сифилис.
А династические дела новоиспеченной Российской империи после смерти ее первого императора, Петра, выглядят куда как печально. По всем законам, наследует престол старший сын… Но царевич Алексей казнен как предатель, а другого наследника так и нет.
Позволю себе высказать суждение, быть может, крайне несовременное и, во всяком случае, противоречащее материалистическому толкованию событий. Но есть в истории моменты, когда Промысел Божий в истории и в отношениях людей заявляет о себе так громко, что его просто невозможно не услышать. Ведь когда мрут один за другим сыновья Петра от Марты Скавронской, получается, что царь-людоед, сожравший собственного сына, все же не может создать династию на костях своего старшего ребенка. Дан тебе старший сын, от первой жены, которая от Бога?! Дан. А если ты не способен распорядиться тем, что подарено, так не воображай, что сможешь продолжить свою династию так, как тебе втемяшилось, а уж тем более поправ дарованное.
Изначально царю Петру была дарована возможность продолжить династию Романовых своим удачным, полноценным сыном. И более того — дан был ему сын добрый, талантливый, умный. Царь начал переделывать жизнь по своему разумению, совершив притом немало преступлений… Старший сын, данный Богом наследник, уничтожен. То ли из высших государственных соображений, то ли чтобы расчистить дорогу детям от второй и любимой жены. Получается, что вместе со старшим, оказавшимся единственным, сыном Петр погубил судьбу и семьи, и династии!
…Но читатель, конечно же, вправе считать весь этот мой клерикальный бред издержками воспитания или попросту глупостью. Как угодно! Только вот факты вопиют: сыновья от Скавронской — не жили. Алексей был единственным сыном Петра, дожившим до взрослых лет. Петр его убил, а после этого умерли и все остальные сыновья…
Итак, сына, прямого наследника, нет.
Как ни туманно изложен Устав 5 февраля 1722 года, в нем ясно сказано о наследовании по закону — если нет сына, то наследует старшая дочь. Но старшая дочь Петра, Анна, при обручении с герцогом Голштинии в 1724 году под присягой отреклась вместе с женихом от русского престола за себя и за свое потомство. Отказ отмечен и в их брачном договоре, тут все оговорено с предельной ясностью.
