Живая вода и вещее слово - Александр Николаевич Афанасьев
Медведчики (Развлечение). Старая Москва. Художник А.М. Васнецов
Мифическим значением медведя объясняются некоторые народные приметы и суеверия: перебежит ли дорогу медведь – это знак удачи; в море не должно поминать медведя, не то подымется буря: такова примета астраханских промышленников. По указанию Эдды, видеть медведя во сне предвещает ветер и непогоду – явления, обыкновенно сопровождающие грозу. Для лучшего успеха в промысле охотник, застрелив медведя, моет свое ружье в его крови; медвежья кровь имеет здесь то же символическое значение, что и кровь ворона, приносителя живой воды, а кровью этой птицы смачивают дуло ружья, чтобы оно не давало промахов, как не дает промахов молниеносная стрела Перунова, омытая в дождевой воде. Чтобы усмирить лихого домового и отвратить зловредное влияние нечистой силы, крестьяне просят медвежьего поводильщика обвести зверя кругом двора или берут медвежьей шерсти и окуривают ею дом и хлевы, с приличными заклинаниями; чтоб водилась скотина, употребляют то же средство, а на конюшню вешают медвежью голову с полным убеждением, что это защитит лошадей от проказ домового. Лихорадку лечат так: кладут больного лицом к земле и заставляют медведя перейти через него, и притом так, чтобы зверь непременно коснулся его спины своею лапою. В Томской губ. от ломоты в ногах мажут их медвежьим салом. Немцы приписывают медведю силу отстранять от домашней скотины злое колдовство ведьм. В статье о суевериях, внесенной в сборник прошлого столетия, говорится о следующем гадании: «И чреваты жены медведю хлеб дают из руки, да рыкнет – девица будет, а молчит – отрок будет».
Если мы теперь припомним те метафоры, которые исстари усвоялись различным проявлениям грозы, то увидим, что древние племена, следуя необоримым внушениям родного языка, необходимо должны были, во-первых, соединить с бессмертным напитком богов представление высшей мудрости, провидения и поэтического вдохновения и, во-вторых, на слово человеческое, поэзию, музыку и пение перенести понятие о могучей, чародейной силе, которой ничто не в состоянии противиться. В небесном своде первобытный народ созерцал череп вселенского, божественного великана, а в облаках – его мозг; потому те же способности ума, сметливости, хитрости, которые приписываются мозгу, – невольно, независимо от человеческого сознания – были усвоены и облакам, и проливаемому ими дождю. «Наши помыслы от облац небесных» – по выражению стиха о Голубиной книге. Дождь, как живая вода, дающая молодость, бодрость и самую жизнь – душу, должен был получить значение напитка, наделяющего всеми душевными дарованиями, и притом во всей свежести их юного, возбужденного состояния. Те же высокие дары сочетались и с понятием о вихрях и ветрах, приносящих дождевые облака, и свидетельства языка указывают на совершенное отождествление души человеческой с веющим ветром: душат дух — ветер, а также мужество, бодрость, сила ума («смелый дух», «великий дух»). Самым могучим и высочайшим божеством скандинавской мифологии был Один, или Вотан; как представитель небесных гроз, он является в шуме бури, во главе неистового воинства и в то же время властвует над водами (т. е. дождевыми тучами), почему древние писатели сравнивали его с Нептуном… В дуновении ветров признавали язычники дыхание небесного владыки, в вое бури, свисте вихрей и шуме падающего дождя слышали его дивную песню, а в громах – его торжественные глаголы; выступая в весенних грозах, он вызывал природу к новой жизни, будил ее от зимней смерти своей могучею песнею, вновь творил ее своим вещим словом…
Если, с одной стороны, в шуме ветров и раскатах грома чудились древнему человеку звуки божественных глаголов, то, с другой стороны, он собственный свой говор обозначал выражениями, близкими к картинным описаниям грозы. Слово человеческое вылетает из-за городьбы зубов, как быстрая птичка, и уязвляет ненавистных врагов, как острая стрела; почему Гомер дает ему эпитет крылатого. Оно льется, как водный поток, и блестит, как небесный свет: речь и река происходят от одного корня; мы говорим: течение речи, плавная (от глагола плыть) речь; русское баять имеет при себе в прочих индоевропейских языках родственные слова со значением света; припомним выражения: красно говорить, красная речь. Под влиянием таких воззрений слову человеческому была присвоена та же всемогущая сила, какою обладают сближаемые с ним божественные стихии. И это до очевидности засвидетельствовано и преданиями, и языком, который понятия: говорить, мыслить, думать, ведать, петь, чародействовать, заклинать и лечить (прогонять нечистую силу болезней вещим словом и чарами) обозначает речениями лингвистически тождественными.
В малороссийском наречии гадать – думать; в старинном толковнике неудобь-познаваемым речам гадание объясняется: «съкръвен глагол» – сокровенное, таинственное изречение, загадка и вместе ворожба; гадать — ворожить.
Бая(и)ть – говорить, рассказывать, байка – сказка, баюн (баюкон) – говорун, сказочник, краснобай, прибаутка, баюкать (байкать) – укачивать ребенка под песню, обаять (обаить, обаивать) – обольстить, обворожить; старин. обавник (обаянник) – чародей, напускатель «обаяния»… Этими выражениями объясняется и Боян «Слова о полку Игореве» – певец, чародей. От глагола баять происходит балий, слово, объясняемое в «Азбуковнике»: чаровник, ворожея…
Слова вещать и ведать (ведети) одного происхождения,