Константин Сухов - Эскадрилья ведет бой
В апреле 1813 года здесь, в Бунцлау, закончил свой жизненный путь человек, соединивший в себе полководческий гений и несгибаемый дух патриота. Тело Кутузова забальзамировали и отправили в Петербург. А на возвышении, у той дороги, по которой победно шла русская армия дальше на запад, преследуя врага, был установлен монументальный памятник русскому стратегу.
Теперь по той исторической дороге шли на запад, преследуя врага, советские воины — наследники и продолжатели ратной славы своих великих предков. И в каждом сердце звенела гордость: «Мы отстояли Россию! Мы освобождаем народы Европы от фашистского рабства!..»
Фельдмаршал Кутузов в одном из своих приказов по вверенной ему русской армии подчеркивал: «Заслужим благодарность иноземных народов и заставим Европу с удивлением воскликнуть: непобедимо воинство русское в боях и неподражаемо в великодушии к добродетелям мирным! Вот благородная цель, достойная воинов, будем же стремиться к ней, храбрые русские солдаты!..»
И в феврале 1945 года эти слова великого полководца звучали актуально, злободневно.
Воздавая дань уважения М. И. Кутузову и всему русскому воинству, командующий 1-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев издал приказ по войскам, обязав при этом военного коменданта г. Бунцлау учредить почетный караул у памятника. Всем войсковым частям и отдельным военнослужащим при прохождении мимо памятника надлежало отдавать воинские почести…
В этом карауле стояли и наши воины-авиаторы. Многие посетили квартиру-музей, где жил и скончался великий русский полководец. Наши воины-комсомольцы в книге отзывов музея оставили такую запись: «Образ великого полководца вдохновляет нас на еще большие подвиги». Здесь побывали А. И. Покрышкин и его заместители, командиры полков. Пришли на поклон все наши летчики и авиаспециалисты.
В связи с Днем Красной Армии Верховный Главнокомандующий издал приказ № 5. В газетах опубликованы материалы Крымской конференции трех держав. В войсках идет широкая пропаганда этих важных политических документов. Как непосредственно к ним относящийся воспринимают наши авиаторы опубликованный в «Правде» призыв ЦК КПСС «Слава советским воинам, сокрушившим немецкую оборону в Силезии и развивающим наступление за рекой Одер!»
В приказе № 5 Верховного Главнокомандующего подчеркивается, что воины 1-го Украинского фронта добились выдающегося боевого успеха — продвинулись с сандомирского плацдарма в глубь Силезии на 480 километров. Шутка ли — полтысячи километров!.. А ведь в этом есть и наш немалый вклад.
25 февраля в 16.35 наша четверка взлетела на прикрытие войск в районе Бунцлау. Иду с Кутищевым. Во второй паре — Бондаренко с Куликовым.
Лаубан и Левенберг еще у противника, и наши войска ведут упорные бои, штурмуя эти города. Часть войск уже прорвалась туда и завязала уличные бои.
Погода для нас хорошая: облачность хоть и сплошная, но высоко приподнятая — на трех-четырех тысячах метров. Видимость — до 10 — 12 километров.
Станция наведения авиакорпуса работает сегодня позывным «Рыбкин». Передает вдруг:
— С запада на высоте полторы — две тысячи метров — «рама».
— Вижу! — без промедления отвечаю.
«Фокке-Вульф-189» буквально висит под нами: похоже, что корректирует огонь своей артиллерии.
— Бондаренко, прикрой! — и устремляюсь почти отвесно вниз и на выходе из пикирования с дистанции 150 — 50 метров открываю огонь. «Рама» разваливается на глазах. Проскакиваю вверх, а мимо летят обломки вражеского разведчика.
Оглянулся — ведомый идет в двухстах метрах сзади. Молодец!..
Пара Бондаренко немного выше и в стороне. Подстраиваюсь к ней.
«Рыбкин» благодарит нас, подтверждает падение гитлеровского самолета.
Но радоваться рано: выше метров на 800 впереди вновь вижу «раму»! Что за фокус? Галлюцинация?
Нет! Ее сопровождают, переходя с одной стороны на другую, четыре истребителя.
Запрашиваю «Рыбкина»: — Что за самолеты?
— Как — что? «Рама» и четыре «мессера», — и тут же добавляет: — Атакуйте!
В ту же секунду созревает решение ударить ее тоже снизу.
Скорость большая, сближение быстрое — идем на встречно-пересекающихся курсах. Небольшой отворот «змейкой» вправо — и на левом развороте оказываюсь почти в хвосте у «Фокке-Вульфа-189».
«Рама» уже в прицеле: сейчас ударю. Но по уже выработавшейся привычке оборачиваюсь: Федор Кутищев идет чуть выше, оттянувшись метров на триста. У него сейчас очень хорошая возможность атаковать истребители прикрытия. Коротко передаю ему:
— Бей «худых»!..
Сам же, метров с двадцати пяти, не более, ударил из всех точек. И сразу же, отжав ручку влево и дав левую ногу, юзом ухожу от столкновения с целью. Успеваю «сфотографировать» взглядом горящий левый мотор, рваные дыры в фюзеляже и в плоскостях, а в разбитой гондоле — в различных позах силуэты членов экипажа.
Тут же слышен голос Кутищева:
— «Мессер» горит!
Станция наведения «открытым текстом» извещает:
— Два самолета падают. Оставшиеся удирают. Спасибо от пехоты и от нас!..
В войсках, обложивших Левенберг, ликование. Даже бой поутих — все, задрав головы, наблюдают за воздушной схваткой. А когда увидели один за другим три падающих вражеских самолета, стали бросать вверх шапки и каски.
…На смену нам ведет свою группу старший лейтенант Виктор Никитин:
— Костя, поздравляю! Видел вашу работу…
Плотным строем четверка проносится над дорогой, близ которой стоит священной памяти обелиск. Идут по ней войска, нескончаемой вереницей торопятся на запад. И, переходя на строевой шаг, держа равнение на гордость и славу России, отдают воинские почести великому сыну ее — Михаилу Кутузову.
Вечером — снова бой. В том же районе. Высота 4000 метров.
«Рыбкин» зовет на помощь:
— Сухов! Десять «фоккеров» штурмуют наши войска… Пристальный взгляд вниз:
— Вижу!.. Василий, прикрой!..
Переворот — и стремительное падение вниз. Кутищев не отстает.
— Федя, не робей!..
Скорость нарастает с каждым мгновением. Отчетливо видна построенная противником «карусель»: выходя из круга, «фоккеры» круто пикируют, стреляют по войскам (значит, уже отбомбились!) — и, выходя на высоте 150 — 200 метров из атаки, снова, сделав горку, возвращаются в круг.
Снижаюсь метров до ста и, использовав свой проверенный прием — бить снизу вверх, чтобы не поразить пехоту, — ловлю в прицел выходящего из атаки «фокке-вульфа» и даю очередь из всех точек. Перед глазами вспыхивает пламя. Вражеский истребитель делает «горку», видимо, летчик попытался выйти из-под трасс. Но было уже поздно…
Проскочив, оглядываюсь: «фоккер» ударился о землю, взметнул оранжево-белую вспышку.
«Рыбкин» бодрым голосом извещает:
— Есть один!.. — И тут же дополняет: — Остальные рассыпались.
Вдруг в стороне Левенберга замечаю одну, а затем и вторую четверку ФВ-190 в сопровождении двух «мессершмиттов»: разворачиваются, заходят на бомбометание.
Быстро работает мысль: «Пока противник не видит нашу группу на фоне земли, надо ударить тоже снизу, но теперь уже в лоб…»
«Фоккер» — машина серьезная, во всяком случае, четыре пушки, если не шесть, смотря какая модель. Мощный мотор, закрывающий летчика спереди, бронированная кабина…
Размышления длятся мгновение… То ли ведущий заметил нас, то ли вражеский авианаводчик с крыши одного из городских домов Левенберга предупредил его, так или иначе, первая четверка принимает лобовую атаку и, немного подвернув, со снижением устремляется на нас и сразу же, метров с шестисот, дружно открывает плотный огонь. Трассы мельтешат перед глазами.
Но нет, мы не свернем! Все мои ребята уже выбрали цели. Ловлю в прицел «фоккера» и я.
«Только — ведущего! Только — ведущего!..» Метров с трехсот открываю огонь. Трассы как бы вливаются во встречные трассы врага, образуя огненный вихрь…
Самолет даже качнуло, когда проносился над «фоккером». Успел заметить, что он уходит на вертикаль уже пылающим, с развороченным «животом».
Лечу уже над самыми крышами Левенберга, мелькают дома, улицы, дворы, столбы, деревья…
И вдруг прямо перед глазами возникает в полном смысле стена огня: вижу даже, как расчеты крутят, разворачивая нам навстречу скорострельные зенитные установки — и уже бьют с крыши «эрликоны», сыпанули густыми очередями пулеметы. Вижу даже гитлеровцев, вскинувших вверх «шмайсеры».
И все небо исчерчено, исполосовано трассами. А до земли каких-нибудь 50 метров… И вдруг замечаю в правом крыле — пробоины! Из отверстий вырываются огоньки… Плохо дело: там ведь бензобаки!
Выскочил из того огненного ада у самой земли. Иду уже над территорией, занятой нашими войсками. Плоскость горит. Ищу место, где можно было бы «притереть» истребитель на фюзеляж. Но такого места нет — всюду войска.
Вот незадача! Слышу тревожный голос Бондаренко:
— Сухова сбили!..
