Оскар Йегер - Всемирная история. Том 1. Древний мир

В следующем году смерть Мемнона избавила Александра от его опасного противника в то самое время, когда тот опять начал пользоваться большим влиянием на общий ход дела. Ближайшей задачей Александра было завершить завоевание побережья Средиземного моря, чтобы обеспечить свой операционный базис, а также пресечь всякие отношения персов с мятежным элементом Греции. При этом предстоящем походе они надеялись также наткнуться на главную царскую армию, которую Дарий тем временем собрал и вел под своим личным предводительством.[33]

Персидские воины

Ко времени похода Александра персидское военное дело подверглось сильному греческому влиянию. Это хорошо видно на реконструкции. Знатный конный воин облачен в мягкий набивной холщовый доспех греческого покроя, вооружен греческим мечом и двумя дротиками. Пеший воин из отряда «бессмертных» вооружен большим гоплитским щитом и мечом греческого типа.

Дарий, вообще слывший за человека храброго, произвел смотр своей армии на обширных равнинах близ Вавилона, и этот смотр внушил ему большую уверенность в своих силах. Александр довольно поздно выступил ему навстречу из Гордиона. По-видимому, его задержали греческие дела, но затем он открыл кампанию блестящим успехом, который может быть объяснен только полнейшей неурядицей в общем плане ведения войны со стороны персов. На его пути лежали три прохода, представлявшие твердую оборонительную позицию, так называемые Киликийские ворота, Аманские ворота и Сирийские ворота, и армия Александра, направляясь из Малой Азии в Сирию, не могла миновать этих проходов. И вот первые из трех ворот (в Таврских горах) Александр прошел, не потеряв ни одного человека, а между тем здесь теснины, в самом узком своем месте, едва дают возможность пройти в ряд четырем воинам. Оказывается, персы, едва заслышав в полночь македонские сигналы, и не подумали ни о какой обороне, и вот все македонское войско спокойно вступило в Киликийскую равнину. Прибыв в Таре, Александр вдруг заболел, и весть об этом опять замедлила движение войска вперед. Однако искусный врач, акарнанец Филипп, быстро поднял царя с одра болезни; он выздоровел раньше, чем предполагали, и вскоре после этого был также счастливо пройден другой, не менее опасный проход в Аманских горах, которые тянутся параллельно с Тавром. Тут войско повернуло на юг, чтобы, пройдя через третий проход (Сирийские ворота), в одном из отрогов того же Аманского хребта, двинуться прямо против неприятельского войска, которое тем временем подошло и расположилось немного восточнее, в равнине. И этот третий проход был пройден Александром беспрепятственно, но тут последовало стратегическое передвижение персидского войска, которое, во всяком случае при других условиях, могло бы быть весьма опасно для Македонии. Дарий двинулся в северо-западном направлении через боковой проход в Аманских горах и расположился со всем своим войском в равнине Исса, в тылу Александра. Это передвижение было действительно недурно задумано, и слух о нем, достигнувший Афин, где охотно верили тому, чего желали, привел всех к убеждению, что Александр отрезан от своей отчизны и гибель его несомненна.

Но сам Александр совсем иначе взглянул на свое положение: он увидел только возможность покончить с неприятельской армией одним ударом. Он тотчас же переменил фронт войска, и битва при Иссе (333 г. до н. э.) вполне оправдала его смелые надежды.

Битва при Иссе. Мозаика из Помпеи, изображающая кульминационный момент битвы, когда Дарий бросается в бегство.

Эта битва представляет собой характерную картину побоища с варварами. Там, где с неприятельской стороны достаточно было бы 10 тысяч хорошего войска, было выставлено 50 тысяч плохого; ничего не происходило кстати и вовремя, и малейшая случайность могла привести к катастрофе, — где-нибудь произвести бегство, которое поколебало бы близстоящие массы и вскоре всех увлекло бы неудержимо; а при таком составе войска, как персидское, отступление невозможно, бегство же гибельно. Александр наступал с юга, фронтом к северу. Левым, оборонительным крылом командовал Парменион, старейший из военачальников Филиппа. Сам же царь находился на правом наступательном крыле и, высмотрев слабое место противника, быстро перешел с отборной тяжелой кавалерией, составленной из македонской знати, через небольшую речку и ударил на персидскую пехоту, неприятель дрогнул и побежал, открыв для нападения центр, в котором находилась колесница царя (персы сражались еще на колесницах, как во времена Рамсеса). Александр обратился против центра, и на персидской стороне нашлось много храбрецов, которые, противясь его наступлению, пожертвовали собой, лишь бы дать возможность повернуть царскую колесницу и отвезти в безопасное место священную особу царя, ибо в эту решительную минуту ни у кого из персов не было иной мысли. Та сумятица, которая неудержимо овладела всеми, вскоре охватила и другое, непоколебленное еще крыло персидской армии, и никакая попытка противостоять гибели или отвратить ее была невозможна. И как поразительно проявилась в этом случае противоположность между восточным, мишурным, царем и настоящим царем, Александром; он и на этот раз, как всегда, одержал победу благодаря личному участию в битве, и сам вел преследование бегущего неприятеля; полное расстройство персидской армии было главным образом его заслугой. Несчастный персидский царь должен был вскочить на коня, чтобы уйти от своего грозного гонителя, и когда Александр уже гораздо позднее вернулся на поле битвы и в свою главную квартиру, то узнал, что шатер персидского царя, а в нем его мать, супруга и дети, достались в руки победителя — добыча в высшей степени ценная, унизившая значение Дария в глазах азиатов и значительно ослабившая в нем желание сопротивляться Александру. Победитель же обошелся со своими пленницами чрезвычайно внимательно.

Битва была во всех смыслах решительная. Победа при Иссе, открывшая победителю путь в Сирию и Финикию, отозвалась и на персидском флоте, составленном большей частью из сирийских и финикийских кораблей, которые тотчас отделились от флота. Надежды греческих патриотов на освобождение от македонского владычества разом рухнули. Греки, собравшиеся на Истмийские игры, отправили к Александру посольство с пожеланием счастья в форме обычного дара — золотого венка. И от членов комиссии, наблюдавшей за выполнением условий Коринфского договора, были переданы такие же поздравления и пожелания. Немудрено было предвидеть, что Дарий даст Александру полную возможность завоевать побережье Средиземного моря, которое и без того не представляло особенных затруднений; ввиду этого, лишь только Александр двинулся вперед, в область финикийских городов, к нему уже явилось посольство персидского царя, чтобы вступить в переговоры с македонским царем. Эти переговоры не лишены интереса. Дарий жаловался на нападение, к которому он не давал никакого повода, но т. к. судьба решила битву не в его пользу, то просил вернуть ему его царское семейство, находившееся в плену у Александра, и изъявлял готовность на весьма значительные пожертвования. Александр отвечал на это укорами, в которых с чисто эллинской точки зрения не могло быть недостатка. Можно было, пожалуй, указать на то, что и само убийство Филиппа было делом персидского подкупа. Но важнее всего было то, что при этих переговорах выяснилось совершенно новое политическое понятие и новая точка зрения. Александр приказал Дарию сказать, что теперь он считает себя владыкой всей Азии, и потому не следует Дарию вести переговоры с ним, Александром, как равному с равным: пусть, мол, Дарий сам к нему явится, чтобы получить то, что Александр ему пожалует. Этот резкий ответ, впрочем, очень понравился приближенным к Александру лицам. Они тогда еще не предвидели последствий, которые должны были произойти для них из нового положения, принятого Александром; об азиатском царстве не было речи при дворе Филиппа когда-либо до этого времени.

Между тем, приблизившись к стенам Тира, Александр встретил такое сопротивление, которое напомнило ему, что существуют еще на земле независимые от него силы. Не совсем ясно, почему именно этот старый финикийский город так упорно противился новому порядку, который, по меньшей мере, сулил ему такие же выгоды, какими он пользовался прежде. Горячо разгорелась здесь старая вражда между финикийским и эллинским племенем, и семь месяцев подряд здесь истощались все усилия и средства как со стороны защиты, так и со стороны нападения. Соединенные силы сухопутного войска и наскоро собранного флота долго и тщетно осаждали сильно укрепленный островной город, из которого своевременно были высланы морем в Карфаген бесполезные для борьбы старики, женщины и дети. Отметим при этом любопытную, чисто семитскую черту, характеризующую местное богопочитание: кому-то из горожан в Тире представилось в сонном видении, что один из богов, главный защитник города, собирается его покинуть, и вот граждане решили приковать истукан божества железными цепями к тому основанию, на которое он был поставлен… В лагере Александра слышались уже многие голоса в пользу того, что пора идти вперед, покинув осаду Тира… И вот в самый разгар осады явилось вдруг посольство от Дария с более определенными предложениями: 10 тысяч талантов выкупа за царское семейство, уступка всех земель до самого Евфрата и дочь Дария в супруги — вот что предлагал персидский царь. Говорят, что Парменион, старший и знатнейший из сановников и полководцев Филиппа, сказал, узнав об этих условиях: «Я бы это принял, если бы я был Александром»,[34] — слова знаменательные, ясно указывающие на то, что завоевательные планы Филиппа не простирались дальше Евфрата или даже дальше реки Галис. Для его военных товарищей, для македонской знати это было бы, конечно, наиболее выгодно; они могли бы остаться по отношению к своему царю в том же положении, но только стали бы богаче, знатнее прежнего и больше бы средств имели для наслаждения роскошной жизнью. Но эта цель уже была достигнута. Для Александра казалось уже невозможным остановиться на полпути, и потому он отпустил и второе посольство Дария с ответом, который был лишь подтверждением первого.